Курю, думаю о зайцах, волках и пряниках.
За окном – полночь. Или осень, или тридцатый век,
Он представляется в ряде других – как снег или маятник.
Он представляет, как мы жили с ним порознь
Или рука в руке.

Моя несчастная Мэри, ты все так же в тоске токуешь,
Мечешься по кафе, ищешь в душЕ, а там – душно.
Я подарю тебе зайца, такого, чтобы таскать за Уши,
Целовать в нос и кормить обещаниями того,
Что он будет нужен.

За окном – не день и не лед, не год, не век и не мышь в мешке.
За щекой – карамелька со вкусом алоэ, и Мэри все крутит бусы.
У нее за пазухой – только слова, цветы и речные камешки,
У меня – дорожные вЕшки, два пряника, крысы, мысли –
Всё мертвым грузом.

Этот мир, как гиена, жрет перепонки, и в воздухе запах падали.
Волк раздувает ноздри, да только закончилось время волка.
Мэри все помнит: как вместе летели. Я помню: поврозь мы падали,
Я грею руки плюшевым зайцем Мэри, не слушаю злые толки,
Да все без толку.

Но мне так тепло, хоть вместе, хоть в черном месте.
Хоть был бы и белкой, хоть биркой на ампуле, хоть мелкой монеткой,
Хоть Мэри зевала, читая название на этикетке и метя крестиком
Надпись: «вышел его срок годности прошлым летом»,
Как черной меткой.

И я курю. И она по кафе грызет чью-то душу пряником.
И мир перетек из радуги в радужку, и лето во льду замерзло.
За окном – не свет, не зима, не вечность, не в горле проклятый ком,
Эйфория от света фар. Я считаю шаги от Мэри
И в небе звезды.