Темная сцена. В глубине – экран. На экране – дом, почти во всех его окнах горит свет. Читается стихотворение, предположительно:
Вот опять окно, Где опять не спят. Может - пьют вино, Может - так сидят. Или просто - рук Не разнимут двое. В каждом доме, друг, Есть окно такое. Крик разлук и встреч - Ты, окно в ночи! Может - сотни свеч, Может - три свечи... Нет и нет уму Моему - покоя. И в моем дому Завелось такое. Помолись, дружок, за бессонный дом, За окно с огнем!
1.
В это время из всех окон выхватывается одно, оно медленно приближается на тексте и к концу стихотворения занимает весь экран. В окне – девушка, она убирает квартиру, ее движения стремительны, видно, что она возбуждена, затем она хватается за телефон, набирает номер и вместе с телефоном скрывается за дверью.
Голос из-за кулис: Алло, Валя? А можно Валю? Ага, жду…
Девушка с телефоном появляется на сцене, ногой закрывает за собой дверь.
Она: Валя!.. Привет! Как дела? Да что ты говоришь? Да неужели? Да не может быть! Слу… Ага… Ага… Ага… Валь, слушай… Он так сказал? Ну гад!.. Почему гад? Не гад? Нет, конечно. Я так сказала? Я не говорила, тебе послышалось… Нет, я тебя слушаю очень внимательно… (начинает красить ногти) Да… Дааа. О, да, конечно! Ну, ты держись там… Говорю, не нервничай сильно. Нет? Ну и молодец. (пауза) Я-то? Я-то, я-то, я-то… Слушай, Валя… а знаешь, кто ко мне сегодня придет? Никогда не догадаешься! Да?.. (разочарованно) а откуда ты знаешь? Как, весь институт в курсе? А кто ж им сказал? Я? Валь, да ты что? Я только Кате, Вере, Юле, Ире… и тебе вот сейчас. А больше – ни-ни… Как думаешь, может, он разболтал?.. Вот мужики, а? А еще говорят, женщины не умеют язык за зубами держать… Да мы по сравнению с ними – просто рыбы… Ну ладно… Валь, я не к тому… Помнишь, у тебя платье было, такое сиреневенькое, с пуговками сверху до низу… А какое? Розовое? Ну не знаю, мне казалось, оно сиреневое… Так ты не могла бы мне его дать сегодня? На один день. А я тебе… ну не знаю… туфли дам… или контрольную напишу… Что хочешь? Контрольную? А точно не туфли?.. Ладно, договорились… Так я забегу, да? Уже бегу…
Хлопает дверь и гаснет окно на экране
2 На экране загорается окно. Вновь хлопает дверь. Она влетает на сцену, натягивая платье. Раздает стук в дверь.
Она: Иду-иду!
Стук повторяется, она мечется по сцене. В этот миг гаснет свет.
Она (зажигает свечу): Кто там? Гена? Я сейчас… У нас тут свет погас… (себе) И зачем я за платьем через весь город ехала? Все равно в темноте никто не увидит… Иду-иду… Ну вот, свеча погасла. Я сейчас. Ты проходи пока. (Пытается зажечь свечу) Осторожно, там у входа ведро (Грохот) Об угол справа не ударься (Тупой удар) Не зацепись, здесь порог… Осторожно! Осторожно!!! (Грохот, свет гаснет полностью) Пауза. Она: Гена… Гена ты где? Ты не сильно ушибся? Ген, ты что делаешь? Это пуговки, Гена… Это пу…
3.
Темнота. Монолог начинается в полной темноте, постепенно набирается свет.
Она (проникновенно): Слушай, а как ты думаешь, есть жизнь на Марсе? (пауза) Аа… А Бог есть? (пауза) Слушай, а что если у нас будет ребеночек? Ты б хотел?.. Представляешь? Маааленький. Хорошенький такой. Наш с тобой, представляешь? Нет, вот подумай только: из ничего… Нет, не так. Представь, маленькая частица мчится через туннель к другой маленькой частице. Которая ждет только ее, то есть его… Они соединяются – и все – началось чудо. Целый мир возникнет. Вселенная… Я вот тут нашла одну интересную книжку по этому поводу… Даже выписала кое-что… (достает из-под подушки тетрадь.) Я сейчас тебе прочту кусочек… Ты не волнуйся, он малюсенький… Вот… Нет, это не то, это индейка… Да, вот! Слушай! (Стук двери) Ты куда? Подожди, я не буду читать! Я не буду читать… (плачет). Дура какая! Ребеночек… Вот уйдет он сейчас – и будет тебе… ребеночек… Гена? Ты что там, ушел? (где-то гремит посуда) Ты ушел? Нет? Ты воду бери из кастрюльки, я туда ложечку серебряную бросила… Знаешь, ты можешь считать меня полной дурой… Но мне кажется, что, когда тебя нет, из меня как будто вычитают бОльшую часть… Ну, как из десяти вычесть.. десять… слышишь? Наверное, это и есть любовь? Ген, иди сюда, а то я без тебя не засну. (гасит свет)
4.
Она, тяжело переваливаясь, добирается до телефона, усаживается напротив и долго смотрит на него. Проблема в том, что до него надо дотянуться, а ей очень мешает живот. Наконец, она делает решающий бросок и набирает номер.
Она: Алло? А я могу поговорить с Геннадием? По личному. Его жена. Тогда передайте ему, что воды отошли. Ждем сантехника. Угу. Он поймет. Жду… Геночка? Ты на работе? Да я ж туда и звоню, вот дура! Кто сказал – рожаю? Нет, она просто перепутала. Ген, а я соскучилась. Ты когда домой придешь? Я-то? Я нормально, немного изжога мучает, а так ничего. Врач сказала – и глазом моргнуть не успеем. Наврала, наверное, я вот уже третий раз моргаю – и ничего. А ты сейчас сильно занят? Сильно?.. Ну, я в принципе по делу звоню. Да, по важному. Можно? Я вкратце. Ген, ты как считаешь, в какое время года лучше умирать? Алло… Алло… (перезванивает) Алло, Гена? Нас разъединили. Так на чем я остановилась? А! Я вот что думаю. Зимой – слишком безрадостно. Посуди сам: изо дня в день ты видишь черно-белые картинки, холодно, вороны на снегу. И вдруг – бах! Тебе и так холодно, а тебя еще в мерзлую землю… А весной – слишком обидно. Все цветет, все возрождается. И на тебе! Пшел вон из всеобщего праздника жизни. А впереди еще клубника… Лето? Ген, ну ты что? Алло? Алло…
Она вновь пытается набрать номер, но в этот раз ей ответом - только короткие гудки. Тогда она находит мобильный.
Она: Гена, у вас что-то со связью. У тебя клиент? Ничего, я быстренько доскажу. Так я подумала: осень – самое то. Тихое умирание природы, легкая грусть… Деревья машут пожухлыми листьями: Пока-пока. И ты им: Пока! До весны! Да, осень – самое благоприятное время… Что? Клиент ушел? Какой нетерпеливый… Ну, ладно. Ты береги себя. И ни о чем плохом не думай. Мысли – они же материальны. Целую, крокодильчик. Пока-пока. До весны… Кладет трубку и, свернувшись клубком на кресле, засыпает.
5.
Вскрикнув, она просыпается. Хочет встать, но хватается за живот.
Она: Ой! Ой, живот че-то прихватило… Слышь, Ген? Че-то живот… Ой, не могу! Ген, «Скорую» вызывай! Началось!.. Что началось? Кино началось! Оно! Они… Рожаю я… Гена, сумки возьми… Ой… Гена, слышь, проверь там, я учебник латыни положила? В зеленой сумке… Гена, ты кушать хочешь? Я котлеты пожарила, съешь парочку… Да что ж они не едут-то?!. Ой, Гена, что ж мы с тобой наделали-то, что ж мы наделали!!! Гена?.. Ты слышишь меня? Это я, твой Чебурашка. Гена, я рожаю… Рожаю я… Мамочки! Гена… Брось котлету, иди сюда… Гена, мне, кажется, уже не надо «Скорой»… Она сгибается пополам, гаснет свет, в темноте раздается крик младенца, который все усиливается и усиливается.
6.
Она: М-м-м (раскачивается, держа в руках сверток). Спи, спи, мой хороший. Ну что ж ты не спишь, поросенок? Завтра новый день, завтра маме пеленки твои стирать, распашонки гладить, папе борщ варить… Что ж ты никак не уснешь?
Люли-люли-люли Чужим детям дули… Баю-баюшки-баю Засыпай же, мать твою.
Что ж ты плачешь? Перестань сейчас же! Погоди же! Вырасти только! Я… я… я тебе жвачку не куплю! И кино после десяти смотреть не разрешу! И… ничего ты не боишься… только вырасти, я придумаю что-нибудь… я твоей девушке все-все про тебя расскажу, пусть знает, с кем дело имеет. Скандалист!
В этот миг ребенок перестает рыдать. Она поверить не может, что это правда.
Она: ау? Все, успокоился?.. Скандалист?.. Вот ты все плачешь, а я не понимаю, что тебе нужно… Ты вырастешь, научишься говорить и все-все мне расскажешь… А я – тебе. И знаешь, великое счастье, если мы поймем друг друга. Я часто думаю об этом – ты будешь взрослеть, я стареть, и, в конце концов, мы поменяемся местами. В чем-то ты будешь умней и опытней меня. Найдется ли у тебя хотя бы столько же терпения, сколько у меня теперь. (Ребенок вновь начинает кричать.) Судя по всему – нет… Если ты сейчас же не перестанешь, я снова тебе спою. Спеть? Спеть, я тебя спрашиваю? Все, ты напросился.
Поет: Если сына не уснет, Мать его с ума сойдет, ведь уже почти три ночи крохотулька спать не хочет…
Расти скорее, дай поспать. Я знаю, знаю. Я потом буду вспоминать это время как самое лучшее, когда ты был таким малышом. Когда ты любил меня просто так, ни за что, просто за то, что я есть. Я знаю, знаю. Никогда так не было раньше и не будет потом… Но сейчас… Мне все равно, потому что я просто хочу спать!!! Дай поспать, будь человеком. М-м-м-м. Спи, спи, мой хороший. (тихонько заваливается на бок и засыпает)
7.
Из темноты медленно возникает свет. Она в полумраке наклоняется над кроваткой, поправляет одеяло. Крестит ребенка и все углы. Тихо подходит к окну.
Она: Отчего я каждую ночь иду к окну и подолгу смотрю на окна в доме напротив? Не знаю. Ведь могла бы спать. Он спит – и я бы поспала. Нет же . Крадусь сюда и пялюсь в окна напротив. Что я хочу там увидеть? Чужую жизнь? Все равно ничего не увижу, дом слишком далеко. Мне это и не нужно – увидеть чужую жизнь. Мне нужно придумать свою… Воон окно, слабо светится красноватым огнем. Ночник из «Все по 5». Я включила его, потому что при таком свете не видны мои недостатки, и я вся такая загадочная встречаю его на пороге спальни или, быть может, уже на кровати, застеленной шелковыми простынями… Стоп! Ночник из «Все по пять» отпадает. Это свет от очень редкой лампы бог знает какого века. Я ее купила по случаю в антикварном магазине. В этом свете особенно выпирают все мои достоинства… Итак, я, вся такая томная, с ногтями и ресницами, лежу на кровати… За окном плещется море… Ты… Ты, с оголенным торсом и с белым полотенцем, перекинутым через плечо, открываешь дверь с террасы.(Какая к черту терраса, это… раз, два, три… четвертый этаж… ладно, оставим так). Ты только что искупался, твои волосы еще влажные и… (крик ребенка) А-а-а… Спи, спи, малыш. Тебе что-то приснилось? Не бойся, мама с тобой, мама всегда будет с тобой… Скоро папа придет, что-то давно его не было… (Достает из кроватки сверток уже побольше, это завернутый в плед ребенок приблизительно 1,5 лет) Помню, когда мы ссорились… Ты не думай, мы с ним почти не ссоримся. Когда нам ссориться, мы же не видимся… Ты спросишь, кто такой папа? Папа – это такой зверь, который зимует в офисе, а летом улетает в теплые края. Нет, у него нет крыльев, он летает аэрофлотом… Недолгие часы отдыха он проводит в нашей норе, но ты его не видишь, потому что спишь… Вот как сейчас, к примеру… Как-то во время ссоры он сказал мне: «Я делаю все, что ты хочешь. Захотела ребенка – я тебе его сделал. Чего тебе еще надо?».. Ничего мне не надо, только расти и будь счастлив, малыш…
Она тихо укладывает ребенка в кроватку и снова подходит к окну, но в этот миг красноватый свет гаснет
8.
Свет включается резко, одновременно со звонком будильника.
Она: Ай-ай! Мы опаздываем! Вставай, лежебока, мы опаздываем! Быстро умываться, я завтрак приготовлю. (Мечется вокруг стола) Вчера Лариса Валерьевна звонила, говорит, ты пропустил четыре урока литературы. (На протяжении всего монолога слышен шум воды). А? Я не слышу, вода сильно шумит. Нет, я понимаю, что она тебе не нужна на мехмате… А вдруг ты начнешь двигаться дальше, поступишь в аспирантуру, потом диссертация… Ты можешь стать академиком, ты допускаешь это? А если так, то можешь поехать за границу… За Нобелевкой, к примеру. Не смейся, в жизни, все бывает… Представь… Представь: после вручения премии – фуршет. Ты поднимаешься по широкой мраморной лестнице и входишь в огромный зал. На тебя смотрят, тебе аплодируют. Светские львицы наблюдают за тобой из-под опущенных ресниц, почти незаметно тронутых килограммами туши. Мужчины, сияя золотыми запонками и металлокерамическими зубами, изящно приподнимают шляпы. В зеркалах отражаются хрустальные светильники. Ты уверенно движешься вперед и видишь, как от группы людей отделяется она и идет тебе навстречу. Она шикарна! На ней пепельное платье, на шее – жемчужное колье. Она протягивает тебе бокал с шампанским и говорит: «Я так рада, что эта премия отдана русскому. Я обожаю вашу литературу, в особенности Достоевского. Вы читали его «Горе от ума»?»
Из коридора слышится звук захлопнувшейся двери.
Она (кричит за кулисы): Куда ты? А завтрак?.. И ты не сможешь возразить ей, что «Горе от ума» написал вовсе не Достоевский, неуч!.. Не сможешь, а это была провокация, и на следующий день все газеты напишут: «Русские оторвались от корней…» Я тогда с ума сойду от стыда… (плачет и ест из его тарелки)
9.
Раздается телефонный звонок. Она: Алло? Да… А его нет… Что передать? Простите, я не расслышала… Чтоб он вам больше никогда не звонил? Девушка, это вы ему только что позвонили. Кто говорит? Секретарша. Да, это телефон его офиса. (Она начинает поливать воображаемые цветы) Нет, не директор – владелец. Ну и что, что молодой – сейчас это не редкость. Почему я так с вами разговариваю? Милочка, вас столько сюда звонит, что у меня нет сил разбираться с каждой… Тем более, я не получала на этот счет никаких распоряжений… Ах, не каждая? Ах, будущая жена… Тогда это меняет дело… Простите, ради Бога! Конечно, я немедленно ему передам, чтобы он вам больше никогда не звонил. Нет, он на месте. Ах, я не совсем поняла: не звонил вам на этот номер… вы меняете телефон… а на какой звонить? Записываю… Хорошо, хорошо. Приятно было познакомиться. И вам… и вас.. (кладет трубку, кричит за кулисы) Сына, перестань страдать, только что звонила твоя Аня – она согласна выйти за тебя замуж (слышен стук дверей) Куда без обеда? Опять без обеда… Разве я плохо готовлю?
10.
Набирает номер, слушает гудки. Она: Анечка, сына у тебя? Нет? А где же он? Не вернулся еще? Как же так? Он же говорил… Ну, прости. Я знаю, знаю, что уже двенадцатый час и что Гоша спит. Просто он обещал, что как только приедет… Ты же знаешь, какой он ответственный, он никогда… Это Гоша? Ну, прости… Ты позвони мне, когда он приедет… Ладно, ладно. Пока…
Она кладет трубку, потом берет мобильный, набирает номер, слышит длинные гудки и сбой.
Она: Возьми же ты трубку! О Господи! Господи, пусть он возьмет трубку!
Она включает телевизор. Рассказывают о крушении поезда где-то. Но она не хочет ничего этого знать, она поспешно выключает его. (Телевизор дублируется на экране позади нее). Находит старого плюшевого медвежонка.
Она: Гоша… Что Гоша-Гоша? Говорят, внуков любят сильнее. Наверное, я не такая, как все. Гошу я люблю. Но разве можно сравнивать? Я еще сейчас помню твою микроскопическую пяточку, толкавшую меня в живот. И как ты икал по расписанию, каждый вечер: с десяти до двенадцати. И потом… твое нежелание спать, и упрямое мычание, если тебя что-то не устраивало – с младенческих лет… Ну, позвони же или хотя бы возьми трубку! У тебя в двенадцать не лбу появились прыщики, малюсенькие. А в параллельном классе была девочка Аня… Наверное, это роковое для тебя имя… И ты заставил меня придумывать тебе стрижку, чтобы она не заметила этих прыщей. Разве я смогла бы объяснить тебе, что и они – это тоже признак взросления, к которому ты так стремился? Разве ты смог бы понять и, главное, принять эту истину: чтобы прийти к чему-то, чтобы достичь цели, надо преодолеть множество вех – среди них есть и неприятные, и болезненные. Ты тогда… был… максималистом, ты хотел всего и сразу… А ненужное – отсекал…
Тикают часы, все громче и громче. Она снова хватается за телефон.
Она: Алло? Это больница? Скажите, к вам не поступал… (звонит мобильный) Алло? Да, я просто разговаривала… Я сейчас перезвоню… (в городской) Извините… (кладет трубку, вновь набирает какой-то номер) Анечка? Ну что? Что???
Она роняет трубку. Тикают часы, все громче и громче.
11.
Поначалу Она двигается и говорит замедленно, словно находится под водой. Поднимает плюшевого медвежонка, бесцельно перекладывает вещи.
Она: А помнишь… Помнишь, у вас на школьном стадионе каждую осень разливалась огромная лужа. И однажды вы все после занятий зачем-то полезли туда… Ты оказался в самом центре… этой… лу… (плачет) Тебя все оттуда тащили, потому что ты завяз по самые щиколотки… Потом болел, болел… Я все спрашивала: ну зачем ты полез в самую середину? А ты говорил: Ну кто-то же должен был добраться до сути… Ты всегда был максималистом… Ты всегда… был…
Хватает трубку, звонит.
Она: Алло, Анечка? Ну, что? Ты что-то выяснила? Ты едешь на место? Анечка, я поеду с вами… Ну, пожалуйста! Я не буду мешать, я не бу… (Гудки) Я старая, старая, никому не нужная. Я буду мешать. Я сама себе уже мешаю... Господи! Ты всесильный, Ты знаешь что и зачем происходит в этом мире. Тогда скажи мне, для чего я должна уползать из жизни медленно, по капле теряя силы; чувствуя, что ничего уже не могу дать близким, кроме огрызков воспоминаний, которые давно уже утратили вкус; видя, как искривляется мое отражение в зеркале… Все, что у меня осталось, все, что хоть как-то меня держало здесь – мой сын… Господи, ну почему он должен был сесть в этот поезд?!
Она включает телевизор. Беззвучно на экране мелькают кадры: огонь, обломки поезда, разбросанные вещи. В этот миг телефонный звонок взрывает тишину. Она безучастно берет трубку. Голос: Мама! Мама! Ты меня слышишь? Она: Алло? Андрюша! Господи! Андрюша, как ты? Что случилось? Голос: Мамочка! Со мной все в порядке. Я задержался, пришлось добираться на автобусе, а тут еще мобильный сел… Все в порядке, я дома уже. Она: Но Аннушка сказала, что ты… Голос: Это был не я… Они ошиблись… Я сел на автобус… Она: Андрюша! Я так рада! (плачет) Голос: Ты не плачь, ты ложись спать… Я приеду завтра. Мы все приедем… с Гошей… Ты пока выпей что-то, и ложись спать, хорошо?
Она кивает.
Голос: Спокойной ночи, мама!
Вновь раздаются гудки, но они уже как будто не такие тревожные, как прежде.
Она: Слава Богу! Слава Богу, это был не он… Слава Богу, это был не мой сын.
Голос множится. На экране позади героини вновь возникает дом с зажженными окнами. С каждым повтором последней фразы («Слава Богу, это был не мой сын».) гаснет свет в очередном окне. Становится все темней, голоса смолкают. Остается только одно окно, которое все увеличивается и в конце концов занимает весь экран. Занавес. |
Библиотека // Объявления