Зеленое небо.

Сильный дождь за окном. Конец лета. Неба за окном не видно из-за грузных веток и толстых махровых листьев, начинающих сереть.

Дуб за окном стал седым и, как старец, гордо стоит на небольшой поляне, не обращая внимания на ветер и дождь. Лишь его листья-волосы дрожат и яростно цепляются за ветки. На асфальте появились лужи и белая пена. По окну пробежала капля и влилась в другую. Чуть левее образовалась еще одна, и они начали соревноваться. Подбирая под себя более мелкие, они стали приближаться к краю стекла под тихий джазовый аккомпанемент за стеной. И у самого края слились.

Сейчас на окне частая решетка, через которую еле пробивается свет, и когда наступает день на стене можно видеть шахматную доску. На ней с самого моего детства были выцарапаны крестики-нолики и происходили разнообразные баталии.

Эта стена была очень старя, грязно-белого цвета, с большими трещинами по облупившейся штукатурке. Но для меня это было знакомое и родное, потому, что я здесь жил с самого детства и знал каждую трещинку и, при желании, мог бы по памяти придумать ей название, рассказать как она выглядит и что в ней особенного. Ведь, даже в трещине можно было найти какую-то особенную деталь и сказать, что она единственная, и не одна другая на нее непохожа. И в детстве это были не трещины, а молочные реки, красиво петляющие, текущие к подножью кровати, некоторые - я продлевал, а из некоторых - делал деревья, и они всегда получались лучше, живее, чем на моих рисунках на бумаге. А иногда я из трещин делал горы, но они получались чуть хуже и от того были не интересны.

Я уже не помню как я оказался здесь. Единственное что всплывает у меня в памяти это темный уютный коридор, а в конце него распахнутая дверь из которой льется яркий но приятный, не ослепляющий свет. Я помню как вошел в эту дверь и она за мной закрылась.

Это все что я помню о своем прошлом. Еще я не могу вспомнить с какого времени начал рисовать деревья. Но это у меня получалось лучше чем рисование чего-либо еще…

Издалека стена с шахматной доской и рисунками казалась вполне обыкновенной и не так уж отличалась от других стен и от потолка.

Иногда, глядя на стену, я вспоминаю то время, когда окна не были зарешечены, и можно было хорошо видеть дуб. В разгар дня его густой зеленый цвет освещал почти всю комнату. Густая тень листьев не давала пробиться свету, и небо было видно только зимой. Стены тоже были зеленые и похожи на небо пред грозой, только зеленого цвета. И поэтому я имел, как бы, свое собственное зеленое небо (у себя на стене в комнате).

Как-то раз осенний порыв ветра распахнул окно, и в комнату влетел серый пожухлый листок. Я поднял его и, положив на бумагу, обвел. Мне захотелось добавить что-то от себя, но я понял, что это будет не очень красиво и может испортить рисунок, и тогда я просто подрисовал дуб. Но картина получилась очень смешная и нелепая, так как листок занимал половину бумаги, и дерево получилось в десять раз меньше нормального размера. Зато так, картина больше походила на реальность - лист был ближе, а дерево уходило в перспективу, доставая до края бумаги. Будто бумага - это стекло, и за ней - дерево, а лист - просто, прилип к стеклу. Эта глупая картина, наверное, не могла соперничать с теми, что висели у меня над кроватью в деревянной раме, но зато в ней было что-то живое и спокойное - что-то свое. Но я этого тогда еще не понимал.

Вскоре после этого события, я еще сильнее увлекся рисованием. Но рисовал только этот дуб, и научился его рисовать красиво, даже с листьями. Позже, изучив картины над кроватью, я научился рисовать и березы. Они стали получаться лучше у меня, чем те, что на картине - во всяком случае, мне так казалось.

Моя комната в которой я жил находилась на первом этаже, прямо над землей. Однажды, пришли люди и приварили к окну решетку, которая раньше лежала на земле под окном, и я - заболел, возможно из-за того, что все мое небо превратилось в зеленые полоски и квадраты, и вся комната стала квадратна, скучна и уныла. Вся стена с миром из рисунков стала оквадрачена. А на других окнах давно уже висели решотки. Пролежав неделю или две, я выздоровел и привык. И тогда я, с еще большим желанием, принялся рисовать деревья. И даже, ночью, когда ничего не было видно, я лежал в кровати и рисовал их в воздухе, запоминая каждую линию, которую провел, затем закрывал глаза и представлял себе целый лес из того, что я нарисовал в воздухе. Я стал одержим деревьями, а точнее даже не ими а тем что они для меня олицетворяли. Я стал одержим свободой.

Однажды я заснул и сквозь распахнутое окно увидел, как на улице среди деревьев играют дети и гуляют люди. Они были прозрачны и как призраки проходили через деревья и мою комнату. Они мерцали и переливались всеми цветами радуги и превращались в разные не человеческие формы, довольно смешные как мне тогда показалось. Я вышел в окно под небольшой дождик. На улице было светло и сыро. Стояла весна. Я увидел солнце! Я увидел солнце в первый раз! Его теплые лучи светили мне прямо в лицо. А люди на улице тускнели и становились прозрачными, таяли, таяли и исчезали, превращаясь в теплый ветер. Их было гораздо больше, чем мне казалось из окна.

Я осторожно приблизился к месту, где рос дуб, но его там не было, а был лишь толстый пенек, на котором сидел старик похожий на меня. Он посмотрел мне в глаза. Взгляд его был настолько пронзителен, что я почувствовал его одиночество. А он мягко улыбнулся и пропал.