1. Вечерня

Оставив страх с волненьем у порога,
Ты входишь в храм, чтоб завершить обряд.
Вся ночь ждет впереди как долгая дорога,
Лежащая к восходу сквозь неизвестный Ад.

У алтаря светло. Священник так приветно
Тебя святой водой с молитвой окропил.
Отсчет уже идет (пока что незаметно).
Пока тебе на всё своих хватает сил.

Внутри колокола готовы к перезвону.
Совсем легко звонарь их дернул в первый раз.
Потом еще… Еще! Ты борешься со стоном
И просишь о терпении, не закрывая глаз.

Когда уже конец!? – отчаянно гадаешь.
Так хочется домой в тепло, в родной уют.
Как долго ждать еще? И ты вдруг замечаешь:
Читаются псалмы лишь несколько минут.

…Как режет свет глаза! Задуть бы эти свечи,
Поспать хоть полчаса, чтоб силы сохранить.
А колокол гремит, и заслониться нечем,
Ведь литургию тела нельзя остановить.

Звон рушит топором ментальную плотину,
За нею хлещет боль, как в бешенстве река.
Остаться бы собой, хотя б наполовину,
Но ты… Ты – лишь животное в руках у мясника.

Напрасно о смирении выводит хор послушно,
На шатком стоя клиросе и славя Дух Святой.
Ты поняла уже, что Пастырь равнодушен.
Он лишь сопровождает. Идти тебе самой.

В душе молитва кончилась, и начались упреки,
Полезли обвиненья гиенами извне.
Так страшно оставаться в страданье одинокой.
Не слышит Бог, так помолись с рычаньем Сатане.

Алтарь, где ты лежишь, уже кисельно-зыбкий,
И дымом покрывается резной иконостас.
Сел подле белый ангел с уверенной улыбкой,
Следить за евхаристией ему не в первый раз.

Не видно больше стен. Рвет тело острый ветер,
Кромсая словно спелый, но каменный гранат.
Свиваясь в спазмах боли, желая только смерти,
Ты плаваешь в пучине жестокой Тиамат.

«Терпи, рассвет идет», – возникнул ангел рядом,
Бросаешь взгляд на окна, а там еще темно.
«Родная, не сдавайся, всё движется как надо».
И ты вдруг на мгновение почувствовала дно.

Но манит лишь одно – спокойствие могилы.
Неверие и вялость тихонько душат жизнь.
Пора уже наверх, а плыть исчезли силы,
Хоть ангел и кричит тебе: «Давай же рассердись!

Оставь желанье чуда и следуй указаньям,
Ведь кровь – вино причастия, а тело – белый хлеб.
Мы вместе служим Богу, который глух к страданьям,
Но почему-то милостив к тому, кто в муке слеп».

Искусаны запястья, и рот – сплошная рана,
Которую скрывает багровый цвет лица.
Но ты – уже не ты, а глыба океана
Безмерного старания. Теперь уж до конца!

2. Утреня

Туман… Откуда здесь? Лилово-сероватый,
Он путает сознание, мешая вверх смотреть.
И вяжет рот вопрос, тревожный, горьковатый:
Как имя этой станции – «Рожденье» или «Смерть»?

И почему так холодно? – Никто не отзывается.
Что отвлекло служителей – молитва? Сон? Беда?
Хотела встать уже сама, но тело не сгибается,
Оно разбитым кораблем застыло в толще льда.

Чем кончилось причастие болезненной всенощной,
Гадаешь ты, обмякнув на каменной плите.
Пускай теперь ты слабая, пустая оболочка,
Но что за наслаждение таится в пустоте.

Внутри затихло море, обнявшись с небом белым.
Песок, мутивший волны, уже осел на дне.
Открой глаза. Смотри. Смотри: как будто уцелела.
Но где же Тот, о Ком забыть пришлось в коротком сне?

Темно по-прежнему вокруг, лишь в закутке далеком
Напрягшись, можно различить едва дрожащий свет.
Малюсенькая свечка мерцает одиноко.
О, Господи! Еще чуть-чуть – она погаснет… Нет!

Ты озираешься вокруг в смятении тревожном.
Пускай скорей помогут встать. Эй, люди! Кто-нибудь!
Вошел монах, забрав свечу. Тихонько, осторожно
Он подошел и опустил ее к тебе на грудь.

Откуда сильный жар такой у маленького пламя,
Живущего на свете пока лишь только час?
Ты греешься, обняв его озябшими руками,
И небо улыбается, смотря теперь на вас.