Алтарь пустой. Огонь погашен. Конь троянский побитый Пегасом и основательно шашелем, бредит бредом сивой кобылы… - Нет, это никуда не годится, - Мессир выпускает из рук книгу в роскошном переплёте, и та исчезает в сером небытии, - в Австралию, размножать утконосов! – Он спрыгивает с заплёванного троллями пьедестала и идёт вслед за солнцем – на запад, потому что именно в том направлении находятся питейные заведения, так необходимые в эту минуту скорби и отчаяния. Каллипига набрасывает тунику и выходит в город к плебсу - без почитания боги вымирают.
Грациозным движением она подбирает подол вверх и правой рукой придерживает у своей груди, левой поднимает в уровень с головой, обнажая ноги и нижнюю часть туловища. Весом и прекрасен зад блудницы, обворожительны обводы тела. Она ловит взгляды собравшихся поглазеть на её аппетитные формы и заполняет ими ларец. Во взглядах зависть, похоть, восторг и неисполненные желания…. Но не предлагайте ей любовь. Старые боги дряхлы и брюзгливы. Слово затёрто. Молодым же пох. Те предпочитают трах и секс.
Выкидыш с картин Дали торгует на местном рынке дырками и квадратами, но цвета заморской пыли. К нему, отдуваясь, подходит морда, и вопрошает: - И это всё? - Всё. - И что я буду читать? - Купи гуся, - зло отвечает выкидыш. - И зачем? - Будет долбить твой мозг. Или ты ему. - Мне есть кому… - Не тому ли козлу, что пасётся на помойках города? Человек показывает фак и мгновенно забывает о торговце. Он смотрит на площадь. Там рядом с обнаженной богиней некто Линк откладывает ритуальную личинку. Линк - символ. Без него нет города, как нет Парижа без Эйфелевой башни, или Брюсселя без фигурки писающего мальчика на пересечении улиц Рю де Летув и Рю дю Шеен. Линк неиссякаем, город вечен. Каллипига протягивает Линку ларец с содержимым в обмен на оду в её честь. Тому не нужны взгляды. Он отворачивается и мастурбирует на своё отражение в зеркале.
Каллипига нанизывает отвергнутые взгляды на нить шёлковую, надевает получившееся ожерелье на шею и засыпает. Ей снится Город. Которого нет. Местами он похож на город твоего детства, местами на пантеон, местами ни на что. В небе синем-синем стоят дома, заботливо выкрашенные в белое, плывут корабли с апельсинами и сердцами преданными, листьями вчерашними и любовью вечной. Между архивом и библиотекой, невысоко (2 м 10 см от земли), парят нетленки и души убитых ими. Левитация отлавливает креосы и острыми когтями рвёт в клочья – её ребёнок любит похлёбку из таких кусочков. Рядом стоит памятник неизвестно кому, оштукатуренный птицами. Если внимательно приглядеться, можно увидеть табличку с надписью: SIC TRANSIT GLORIA MUNDI , что в переводе с забытого означает: местный мудак. Временами истукана вставляет, и он трясётся от смеха, разбрасывая голубиный помёт на прохожих.
На окраинах всё гораздо запущенней. В лужах, коих в этом городе не счесть, резвятся акулы и развращенные мальки, где-то гулкими пустынными улицами бродит, запинаясь о препинаки, одичавшая тигра, да мелькнет, выслеживая добычу, задиристая рысь.
А в это время Нико Пиросмани в 999-й раз сбивается со счёта и в горе тратит последнюю монету на чашку чачи в припортовом трактире. Там над стойкой бара сохнет, ритмично покачиваясь, тушка Ихтиандра – по преданиям старожилов бедолага вздёрнулся на клаузуле, не найдя рифму к слову «чешуя»…
Гудвин огляделся, вздохнул, сочувственно пошлёпал рыбохвоста по плавнику, определяя степень завяленности, подул на пивную шапку в кружке, отхлебнул тёмного и, поморщившись, щелчком закрыл сказку. До новой. В другом городе. |