- Однажды все умерли. С тех пор – прошло время. Действительно, оно – прошло, слов-но болезнь. Раньше ведь существовали часы и другие предметы, его отмерявшие – свечи, транспорт, что-то еще. Теперь же единственным мерилом для времени стали закаты и восходы. Иногда случалось так, что, пропустив один из них, я не различал дней, к примеру, в пасмурную погоду. О смене сезонов говорить можно было только лишь по изменениям в природе. Так что время – прошло. А сам я – направлялся по старой дороге к морю. Было лето – горячее, сухое, зеленое – заросшее травами и шумящее листьями. Кое-где виднелись поля, кое-где – стершиеся и проржавевшие дорожные знаки и вывески, какие-то пустые придорожные постройки и остановки. Иногда на горизонте появлялись крыши домов, тонувшие в зелени деревьев, но все же, главными в те дни для меня оставались две вещи – сама дорога, по которой я шел, и небо. Дорога была длинной, почти бесконечной. Небо же было синим, словно окрашенным кем-то в ультрамариновый, и иногда на нем по-являлись облака – белые и редкие. Местами даже полупрозрачные. Еще были на нем про-вода, прикрепленные к столбам, но их было гораздо меньше, чем облаков, так как большую их часть оборвали ветры или же – налипавший на них по зиме снег. Словом, провода эти давно уже не функционировали, и ни один сигнал по ним никуда придти не мог.

****

- Гудки прерывистые, перемешанные с неким шипением – так, будто в трубке полно змей. Что-то трещит, что-то щелкает. Непонятно, взяли ли трубку на том конце, или же – нет. Может быть, все это только лишь из-за дождя, льющего уже несколько дней. Может быть – из-за ветра. Если бы не разрядился сотовый, то проще было бы дозвониться по нему, хотя ходят слухи, что и с сотовыми – такие же проблемы: сигнал просто не доходит. По крайней мере, хорошо, что люди поутихли. Первое время, когда в городах началась паника, пробраться к таксофонам было невозможно, теперь же они – почти что всегда свободны. Ветер рвет рекламные растяжки на улицах, вода льет с неба, и возле домов, в переулках и на площадях – ни души. О том, что здесь остался хоть кто-то напоминают еще только лишь огоньки свечей в некоторых окнах девятиэтажен, но эти огоньки – последние. Скоро и их не будет. Разбитые витрины, несколько пустых автомобилей. Перевернутый троллейбус. Всюду – битое стекло, мокрые газеты, какой-то мусор и Бог весть что еще. Люки канализации открыты для того, чтобы вода стекала в них, но это не помогает – говорили, уровень реки скоро будет выше плотины, хотя – как такое возможно? А дождь – все не прекращается. Зато, гудки и шипение в трубке – неожиданное прерываются – видимо, где-то оборвало кабель. И наступает шуршание дождя.

****

- Дни тогда стояли жаркие и единственным звуком, слышимым из-за завесы разогрето-го светом воздуха, было пение кузнечиков – монотонное шуршание среди трав. Солнце светило почти что все время, дорога – шла в гору, и теперь идти по ней стало довольно тяжело. Несмотря на то, что при мне не было никаких вещей, я теперь довольно часто делал остановки для того, чтобы хотя бы немного передохнуть и отдышаться. По обе стороны от дороги росли деревья – они тянулись серо-зелеными стенами справа и слева от меня - огромные старые тополя и клены, кроны которых иногда даже заслоняли меня от солнца. Или солнце – от меня. И тень эта от деревьев была, пожалуй, единственным моим развлечением в ту пору на моей долгой дороге к морю. Иногда, правда, передо мной из зарослей придорожной травы выскакивали какие-нибудь птицы или мой путь пересекали редкие стаи диких собак, но со временем я перестал замечать подобные вторжения на мою тропу. Серое же полотно древнего асфальта раскалялось днем так, что жгло мне ноги, а ночью – остывало, становясь невероятно холодным. По вечерам и ранним утром от него к небу поднимался легкий полупрозрачный туман. И туман этот был особенно заметен, четок и почти что ощутим кожей в сумерках, под тусклым звездным светом. Странно, но за все время своего путешествия по дороге я так и не увидел луны.

****

- Круглая запыленная лампочка под потолком, работавшая, похоже, от какой-то системы аккумуляторов, серых металлических коробок с проводами и клеммами, постоянно моргала. Дождь – бился в окно седьмого этажа, хлестал его своими струями, словно плетями или тонкими древесными ветками, и казалось, что стекло выдерживает этот ужасный напор воды и ветра только лишь благодаря случайности. Чай в металлических стаканах – остыл, а хозяин комнаты молча сидел напротив меня за столом, накрытым полиэтиленовой скатертью, закрыв лицо своими большими, узловатыми и казавшимися желтыми из-за подрагивающего электрического света, руками. На хозяине была вылинявшая майка, вся в серых и желтых пятнах. На мне же – мокрое от дождя длиннополое серое пальто. Хозяин сидел – просто сидел, раскачиваясь на стуле, лампочка – постоянно моргала так, будто бы где-то рядом шел огромный, грохочущий поезд. Но поезда не было, был дождь. Должно быть, именно дождь свел хозяина с ума. Телефонный аппарат лежал в пыльном углу, рас-колотый, вывернутый металлическим нутром наружу, так что позвонить отсюда кому бы то ни было не было никакой возможности. И мне теперь оставалось только лишь одно – сидеть, отодвинув на край стола стакан с холодным чаем, и смотреть на раскачивающего-ся напротив меня человека, лица которого я даже не видел, лишившегося рассудка из-за постоянного шума ливня. Небо же за окном, находившимся за спиной человека, было черным-черно.

****

- Вскоре дорога стала еще менее пригодной для передвижения – теперь она шла вверх, и уклон ее все увеличивался. Разумеется, нельзя сказать, что она стала отвесной, однако асфальт здесь, на этом ее отрезке, покрывало все больше неровностей и трещин. Молодые деревья, пробивавшиеся из-под него, виднелись то тут, то там среди откуда-то проявившихся на моем пути многочисленных валунов, а на обочине, вместо тополей и кленов, теперь все чаще встречались мне шиповник и бересклет. Хотя, относительно бересклета я не могу быть уверен до конца даже сейчас – возможно, это был какой-то иной кустарник. Солнце же палило уже невыносимо. Еще через день или два пути, точно теперь уже не вспомню, я увидел, что на горизонте, на фоне оказавшегося теперь не впереди а, скорее, сверху синего неба виднеется что-то, выходящее за пределы общего контура полотна до-роги. Я решил, что это, определенно, некое здание. А за зданием, как я так же решил, меня ждет море. Это решение как будто прибавило мне сил, и я все продолжал идти, цепляясь ногами за траву и плети горной ежевики. И шел, наверное, даже немногим быстрее, нежели в дни до этого. А вокруг – становилось все жарче и жарче.

****

- Когда я поднялся на крышу, вода уже залила мне лицо. Сумрак опустился на город, пропитанный дождевой влагой. Разноцветные при дневном свете дома с плоскими кров-лями были теперь просто темными или светлыми. Горизонт не был освещен желтым, как это обычно бывает в городе – света просто не было, лишь вдалеке я увидел несколько окошек, мерцавших в полумраке. Одно из них, стоило мне только остановить на нем свой взгляд, погасло – будто бы специально дожидалось, когда я на него посмотрю… Рассмотреть все это, включая улицы, превратившиеся в потоки воды, гривы темных, трепещущих на ветру деревьев, пустые тротуары и темную даль мне удалось только лишь по тому, что за то время, пока шел дождь, я привык ко мраку. Я уже научился смотреть сквозь ливень и теперь для того, чтобы дождевые капли не попадали мне на ресницы, я прикрывал их ладонью – так, как раньше защищал глаза от солнца. И вот, снова воспользовавшись подобным приемом, я осматривал город, залитый водой. Город же – походил на какой-то древний корабль, севший на мель, в трюмы которого терпеть медленно, но уверенно пробирались волны. Еще чуть-чуть – и они скроют под собой его самые высокие мачты. И вот, сравнив город с кораблем, я увидел, что далеко – возле площади, опоясанной кольцом девятиэтажных домов, что-то движется. А, присмотревшись, различил, что там, среди ливня, движется не просто что-то – а какой-то человек, закутанный в дождевик.

****

- Несмотря на то, что все те дни, с самого того момента, как я увидел странную по-стройку на горизонте, идти приходилось почти что без остановок, здание нисколько ко мне не приблизилось (а в том, что это было именно здание, я убеждался, разглядывая его в минуты коротких привалов). Дорога моя из серой превратилась теперь в рыжую – те силы, что, должно быть, создали когда-то эту возвышенность, просто разорвали здесь асфальт на клочки, и под моими ногами теперь были только лишь глина, земля и плоские черно-серые камни – пласты искореженной автострады. Лес почти что закрыл своими ветвями небо – вокруг снова возникли деревья, но пород их я не знал, да мне они были уже и не важны. Деревья эти шумели своими большими темно-зелеными листьями над моей голо-вой, стволы и ветви их стали для меня неким подобием защиты от зноя, но все это почти что не облегчало мою участь – горизонт все не приближался. Нисколько не приближался. Необходимость же увидеть море превратилась для меня в некую навязчивую идею. И вместе с жарой, духотой и тучами откуда-то взявшихся насекомых это просто сводило меня с ума. И заставляло идти медленно, так как силы мои – кончались. Времени, как мне казалось, оставалось все меньше, а дорога становилась все труднее, так что в конце концов я уже даже не смотрел на горизонт, а просто шел и шел себе вперед, уставившись в землю. Так продолжалось несколько суток. Я останавливался только лишь для того, чтобы не-много поспать. Деревья же вокруг – становились все массивнее и больше. Количество их увеличивалось, а травы, корни и кусты буквально окружали меня, будто стены какого-то древнего лабиринта.

****

- Дома в дожде стали серыми, монолитными полотнами, несущимися вслед за мной, а я сам – бежал по городу, надеясь нагнать того человека, которого увидел с крыши. Ливень, казалось, усиливался, а я был почти что у самой площади и теперь на ходу пытался вы-смотреть в дождевых струях фигуру, закутанную в плащ. Но – тщетно. Впереди была только лишь вода. Вода была и вверху, и внизу – тоже, почти что по самые колени, была вода. И никаких людей вокруг. Я уже собрался было сбавить темп и остановиться для то-го, чтобы хотя бы немного перевести дух, но тут – моя левая нога угадила в какую-то рытвину на дороге. Или – в открытый канализационный люк, не знаю точно. Разумеется, остановиться я уже не мог и просто упал в поток холодной воды, начал барахтаться в нем, чувствуя, как ледяной дождь проникает мне под ворот. Не имея возможность подняться из-за боли в щиколотке, я бешено молотил руками, чувствуя, что начинаю захлебываться и проклиная этого странного, неизвестного мне человека, которого, может быть, вообще не было в городе. В конце концов, чем он, даже если и существовал, мог бы помочь мне? Должно быть, в этом неизвестном привлекло меня только лишь то, что он, как и я, бродил в этом хитросплетении промокших улиц – так, будто бы искал что-то. Однако, гораздо больше, нежели цели блужданий человека в плаще на площади беспокоила меня ситуация с собственной ногою и то, что встать я, похоже, без посторонней помощи уже не мог. Во-да же прибывала.

****

- Жара усиливалась. После того, как я упал в траву, на камни, прошло где-то около по-ловины светового дня, но сил для того, чтобы подняться и идти у меня уже не было. Вода – то же закончилась, так как я рассчитывал, что дорога моя окажется не столь длинной. Так что теперь я просто лежал, щурясь от солнца, и смотрел вперед. Здание на горизонте поминутно таяло в какой-то дрожащей желтоватой дымке. Вокруг становилось все суше, рот мой – почти что не открывался и мне оставалось только смотреть, медленно высыхая под солнечными лучами. Жажду не утоляли даже травы, которые я попытался однажды жевать - сок их был липким и горьким. Я, должно быть, медленно умирал.

****

- Теперь вода вливалась потоками мне в рот. Время от времени я еще поднимал голову над ее поверхностью, но из-за боли мне приходилось дышать все чаще и чаще. Из-за этого губы мои были почти что постоянно открыты и дождь проникал в горло. Я попытался за-кричать, однако звук, вырвавшийся из моего рта, превратился в какое-то хриплое бульканье.

****

- Разумеется, этого моего сдавленного крика, больше похожего на шуршание высохшей под солнцем травы, никто не услышал. Удивительно, но я все еще на что-то надеялся, различая, как вверху небо медленно бледнеет и превращается в желтый дым.

****

- Перед глазами моими все плыло. Я почему-то лихорадочно всматривался в даль - через дождь, туда, где просто должен был появиться человек в плаще. Но его – не было. В голове почему-то крутились мысли о том, что я так и не смог ниоткуда позвонить. Дышать же я уже почти что не мог, и только лишь изредка – выбрасывал в потоки грязной воды, хлеставшей меня по лицу, что-то, больше похожее на какие-то повизгивания, чем на вдохи или выдохи.

****

- И последним, что я увидел, было, должно быть, то самое здание, словно стерегущее от меня море. На миг она расплылось передо мной, словно вода в песок – вошло в бледный горизонт. Стало вытянутым темным пятном. Ветви неподвижно висели над моей головой. Кузнечики – все так же сухо стрекотали, жара выжигала мою кожу, и дыхание мое с каждым мгновением становилось все тише и легче.

****

- А потом – я умер.

****

- А потом – я умер, как и все когда-то давно.

****

В это же время, высоко в небе, огромная темная грозовая туча подходила к зениту, проглатывая солнце. Она была желтой, темно-синей и фиолетовой. Под ее раздувшимся брюхом метались редкие, безумные от страха чайки. Местами – отливала она бардовым и пепельным, черное же – было только лишь ее клубящейся частью. Где-то в глубине этой тучи бурлили молнии, порождая невообразимый рев грома, раскалывающий небо на части, которые потом разлетались по всей земле на ветре, несущемся над морскими волнами. Туча – медленно плыла над морем, воды которого покрывались белоснежной пеной барашков. Острова вдалеке превратились из-за дождевой завесы в сизые призрачные тени, и воздух пах поднявшейся в него пылью, солью воды, горечью прибрежных трав и молния-ми. Волны же, подгоняемые ветром, все росли и росли, увеличивались и становились все заметнее - прозрачные, лазоревые и зеленые, они меняли свой цвет на синий, почти серый, бились о камни и взлетали вверх шуршащими брызгами, иногда добиравшимися до самых верхних уступов скал, на которых виднелось большое, воздевшее свои шпили к темнеющему небосводу здание.

Постройка эта походила на какой-то средневековый, вытянутый по горизонтали храм, сложенный в кажущемся беспорядке из множества плоских бетонных блоков, выходив-ший одним своим отвесным фасадом, почти что лишенным окон, если не считать двух или трех – на самом верху, на море. Промеж же гигантских блоков, местами поросших уже молодым кустарником, местами – потрескавшихся и раскрошившихся, виднелось множество не то каких-то резервуаров, не то – просто углублений в бетоне, заполненных водой, лившейся из четырех отверстий возле самой крыши постройки. Под каждым отверстием у кровли была сравнительно небольшая чаша, которую поддерживал высеченный из камня человек в длиннополом плаще, словно выплывавший из фасада и от этого – казавшийся полуживым, вросшим в бетон гигантом. Лиц статуй не было видно, так как обращены они были к серым стенам – только лишь спины в плащах, больше – ничего. Каскадами вода перетекала из одного резервуара в другой, соскальзывая с этих прямых каменных спин, шумя водопадами, срывались с серого искусственного камня, и, достигнув основания здания, падала с огромной высоты скалы вниз – в море, на узкую полоску белого галечного пляжа.

И все это – сотрясалось нарастающим ветром, трепавшим деревья и гнавшим по травам, росшим на скале, капли воды, ревом грома и воем набирающего силу, трепещущего (в страхе ли, в ярости ли) моря. Первые молнии уже вырывались из глубины чрева темной тучи, в которую, похоже, превратилось все потемневшее и приобретающее желто-фиолетовый цвет небо. Листья, ветки и мелкие камни, пыль и сухая кора летели по земле и исчезали где-то в глубине леса, покрывавшего склон возвышенности, на которой стоял храм. И вот, вскоре, туча уже висела над его шпилями, а первые дождевые капли – падали на каменную крышу, влетали вслед за ветром в узкие темные окна, лишенные стекол, и превращали пыль на шкуре постройки – в грязь.

Однако, над морем – далеко-далеко, где-то в хвосте огромного поля черных облаков, бурливших и перетекавших одно в другое, виднелось уже чистое, золотисто-синее небо. Гроза обещала быть не очень долгой.