«Вызванное из боли, или судьба, написанная в слух!»
Июнь. Ежедневная жара вот уже на протяжении целой недели. Томные испепеленные желтым светом яркого солнца улицы, покрывались толстенным слоем снега, такого легкого, невесомого тополиного пуха. Жара топила не только прохожих, но и окружающее скучающее пространство. Детский дом уютно распростер свои владения на левом берегу Волги. Старинная усадьба так гостеприимно впустила на свою территорию многочисленную босоногую армию беспризорников и сирот. Молодая высокая женщина лет к тридцати неуверенно въехала на личном авто в ворота приюта. Ее глаза растерянные и мелькающие по крикливым окрестностям сада, что опоясывал двухэтажное старинное здание, не подлежащее ремонту вот уже двадцать с лишним лет. Она не могла долго справится с нервозностью, и непрерывной дрожью всего тела. Давняя мечта иметь хотя бы одного ребенка так и не смогла осуществиться. Страшный диагноз – бесплодие ужасающей секирой повис над ее головой. С каждым днем становилось все труднее воспринимать мир, понимая, что он не наполняется детскими голосами, и маленькие ручки ребенка никогда уже не протянутся к ее тревожному лицу, чтобы утешить и сгладить ворох проблем. Но одним прекрасным утро Наталья Петровна проснулась с панической идей, осуществление которой казалось ей сначала немыслимым, а затем и чудовищным парадоксом. Но муж Натальи быстро привел ее в чувства, и встряхнув пару раз за плечи свою изящную женушку, убедил ее взять ребенка из детского дома. Идея сама как-то решилась парой звонков по нужным людям, и вот вам результат. Она тихо, робко пробиралась к кабинету директора местного детского дома. Время было за полдень, поэтому в коридорах царил дикий хаос тишины. Все дети разбрелись по комнатам, и каждый занимался важным для себя делом. Женщина стараясь не цокать каблучками, встала на носочки и скрючившись добралась все же до заветной цели. Робкий стук в деревянную старую дверь, и звонкий отклик мужского властного голоса не заставил себя долго ждать. -да…да, входите… Она вошла не смело, словно провинившаяся школьница. -здравствуйте, Михаил Владимирович… Она узнала всевозможные данные и о детском доме в целом, и о директоре в частности. Женщина подошла к усыновлению со всей ответственностью. Так долго она ждала этого дня, когда ее рук коснется родная детская ладонь. Промахов просто не должно было быть. -Наталья Петровна, так понимаю? -да, это я… Она села на краешек стула и задрожала. Невероятное чувство тревоги охватило ее хрупкое тело и затрясло со страшной силой. -вы просили подобрать дела девочек от 2-х до 5-ти лет.. -да… Она не могла говорить, и поэтому крепко сжимая ладони на коленях, она отвечала односложными ответами, изредка кривясь по сторонам кабинета. -у нас есть две девочки, которые подошли бы вам… -да? Я могу их увидеть? -вот их личные дела… Мужчина лет пятидесяти протянул дрожащей рукой папку с документами на девочек. -но вот беда, одна из девочек сейчас отсутствует, она в изоляторе, перелом руки… Он замялся. Женщина вскинула голову, и пристальней всмотрелась в бегающий взгляд директора. Но быстро смекнув, что это в сущности не ее дело по каким причинам произошел перелом, и отведя обратно глаза, она отложила первую папку в сторону. -эта девочка в изоляторе? Она указала на фото светловолосой кареглазки. -да, вы правы…браво, вы очень проницательны… Он лукаво улыбнулся, искоса бросив взгляд на вырез ее платья. Наталья взялась в дело второй девочки. Но на нем предательски отсутствовала фотография. Это немного расстроило женщину. -она не любит фотографироваться… Наталья Петровна вскинула смоляными ресницами, и вопросительно оглядела смущенного мужчину. -почему? -видите ли, в чем дело… Он встал, большой и грузный, стал расхаживать по кабинету, скрипя видимо новыми ботинками. Его лицо напряглось в тревожной мимике, а руки нырнули в карманы узких брюк. Наталья Петровна естественно тоже напряглась, и вжавшись по крепче в стул, устремила непонимающий взгляд на его мощную фигуру. -девочка эта не простая… От этих слов женщина нервно сглотнула. -она приехала из далека… Он так сильно тянул фразы, что Наталья судорожно глотая тревогу и страшное предчувствие, замерла, не шевелясь. -откуда? -Лана родом из Беслана… Он остановился, и обернувшись, осторожно прикоснулся взглядом к ее каменному лицу, видимо желая распознать, что она сейчас почувствовала, испытала. Но молодая красивая женщина не изменилась в лице, она всего лишь дернулась, вцепившись в сумку, и отложив папку с бумагами обратно на стол. Он расценил это как предстоящий побег и решил немного успокоить женщину заверениями. -девочка очень тихая, спокойная, умненькая и способная к рисованию… Он заискивая вглядывался в ее глаза, словно в окна, в которых не было света. Тишина и полнейшее молчание. -война оставляет свой отпечаток это ясно, и… Она не стала ждать, и нервно выпалила. -это все ваши предложения? Он опешил, и моментально сев обратно к себе в кресло, положил сжатые в замок руки на стол. -да…значит вы отказываетесь ее даже посмотреть… Она не знала что сказать, что сделать, куда ринуться в поисках укрытия от своего негодования и разочарования. Это был последний детский дом, где были дети, так скажем подлежащие усыновлению, все остальные варианты отпали сами собой по разным причинам. Либо был еще вариант отправится в поисках девочки в другой город, но на это нужно было время и масса средства. Наталья Петровна была на грани слез. -послушайте, все не так страшно, я должен был вам сказать про ее место рождения, но если бы даже я утаил, вы бы не заметили никакой разницы, клянусь… Он явно был расстроен. В глазах читалась неисчерпаемая жажда помочь девочке. -расскажите мне о ней… -Лана родилась в Беслане, довольно мирный город, вы же знаете… -что произошло, говорите… Она заметила в его глазах страх, страх, что она не примет после этого ребенка. Но Наталья почему-то не желала уходить уже из этого здания, ее словно потянула к судьбе Ланы. Она утерла намечающиеся капли на лице, и пристально вгляделась в лицо директора. Он расценил это как требование продолжения, каковым бы оно не было. -1 сентября 2004 года они всей семье отправляли старшую дочь в школу, 1 класс. Мать, Лана на руках, ей было четыре года, и Катерин, шести летняя сестра. Отец должен был купить цветы любимой дочери, и мигом вернуться на торжественную линейку. Это его и спасло… Наталья еле сдерживая эмоции от предчувствия страшной трагедии, сжалась словно лист перед дождем. Голова судорожно загудела, и глаза увлажнились. -когда случился теракт, мать погибла сразу же, ее расстреляли, когда она попыталась спрятать дочерей под стулья. Лана тогда была на ее руках, она пропиталась кровью матери, и поэтому сейчас она плачет не переставая как только видит кровь. Девочка осознавала, что рядом с ней мертвая мама, но она не проронила ни слезинки, только дрожа и прижимаясь к старшей сестре, которая билась в истерике от страха. Вокруг все стихло, Катерин поняла, что террористы отпускают детей на улицу, и она рванула в след за ними… Он опустил голову. Наталья закрыла лицо руками, и по ее разгоряченному лицу хлынули слезы. -ее расстреляли в спину, на глазах у отца, когда она бежала с улыбкой страха на лице в родные объятия -разве это люди… Она рыдала, не имея сил остановится. -малышка осталась в здании, у отца не было надежд на ее спасение, он держал в руках окровавленное тело дочери, и молил, что бы ему отдали хотя бы тела его девочек -раздался взрыв, все охнули гулким разящим звоном, и надежда трусливо ранула прочь, он упал, и скончался через несколько минут от сердечного приступа, он не выдержал, не мог больше смотреть как хладнокровно убивают его детей… Лану вынесла тринадцатилетняя девочка, когда пламя сжирало остальных детей в школе. Она цела и невредима, но у нее сильнейшая психологическая травма, я думаю вам это понятно без слов… Да, и еще, девочка была знакомой семьи, и она не нашла ничего вернее, как посадить ребенка к телу отца и сестры, что бы так быстрее обнаружили ее родственников. Она просидела возле мертвых тел более суток. -ужас…я не могу поверить в то, что на свете есть такие нелюди… -так что вот, девочка попала к нам чисто случайно, бабка была родом из нашего города, а она единственная родственница, вот и отправили сюда, чтобы хоть навещала девочку, все- таки какая-то помощь…она ведь первое время даже не спала и не разговаривала… -а бабка эта, она где… -умерла, сразу же после страшной трагедии, не выдержало сердце, а девочку так и оставили здесь Наталья дрожа и превозмогая душевную боль, не могла опомниться, ее стало мутить, и голова пошла кругами от таких реалистично представленных картин трагедии. Еще мгновение и она упала на пол без сознания.
Утро пришло мучительно и тяжко. Голова гудела, глаза отказывались смотреть, и в горле застыл четкий привкус отвращения ко всему живому. За окном весело напевали безмятежные птицы, небо покрылось голубой сияющей первозданностью лазурью. Вот уже неделю в ее доме живет та самая девочка Лана. Наталья поражалась день за днем, как преображается детская душа в условиях уютного дома. Она много рисовала, много ела, но мало разговаривала и слушала. Для нее открылся свежий мир в лице новой мамы, но она не спешила его познавать. Часто просиживая за беззаботными красочными рисунками, она забывала о времени и месте своего нахождения. Потом, спустя пару часов, она вздрагивала, поднимала кудрявую голову и оглядывалась, с лица медленно сползала улыбка. Наташа по долгу могла любоваться созданием природы в восточном стиле. Девочка имела пышные темные волосы, кудрями сползающие на плечи, ее глаза огромные черные озера, словно бескрайние просторы открывали пока еще только тоску и страх, которые изредка смешивались с необыкновенным чувством нового. Наталья Петровна много готовила, стараясь восполнить годовые простои. Она не старалась изощряться в готовке, так как не для кого было, а сейчас меню насыщали самые разнообразные блюда. -милая, ты будешь курочку? Наташа изящная красивая леди в цаетастом фартуке и высоко затянутыми волосами на макушке, вертелась возле плиты вот уже несколько часов. Очень хотелось удивить девочку, и она потратила пол зарплаты на продукты, а остальную половину на платья для Ланы. Но это был сюрприз, и он тайком хранился в шкафу до лучшего момента. Невероятные материнские чувства просыпались у молодой женщины, когда только входила в детские отделы. Хотелось с жадностью приобрести все, но финансы, как известно поют романсы. -нет… Наташа подскочила, она уже и не надеялась получить ответа, но Лана не повернувшись, и продолжая рисовать солнце на голубом небе, все же дала исчерпывающий ответ. Глаза женщины потускнели, и моментально блюдо принялось подгорать. С резкостью и остервенением, она швырнула сковородку на столешницу возле плиты, и накрыв с грохотом ее крышкой, села рядом с ребенком. -Лан, почему ты не хочешь курочку? Девочка молчала. Наташа не стала больше настаивать, считая, что слишком маленький срок прошел, всего неделя, ребенок не успел освоиться. Так изо дня в день, Наташа готовила самые невероятные вкусности, но Лана потребляла только сладкие из них, и более менее понятные ее детскому восприятию. И вот наконец пришел черед сюрприза. Наталья Петровна вся в эйфории и предчувствии чего-то невероятно приятного, залезла в шкаф, при этом уронив массу вещей, и все же вот оно, маленькое красное платье с массой оборок и рюшек. Женщина торжествовала, глаза отражали этот самый алый цвет, и в них читалось невообразимое волнение. -Ланочка, доченька, иди ка сюда… Лана не хотя приплелась с опушенными в пол глазами, и встав рядом, смущенно подняла взгляд на женщину. Наталья сглотнула нервозность, и немного поостыв от эйфорического настроения, показала платье, слегка приложив его к фигуре девочки. Эффект не заставил себя долго ждать. Лана приоткрыв рот, зажалась и спрятав за спину руки, отвернула недовольную мордашку в сторону. Наташа замерла, сердце остановилось, и все торжествующее настроение мигом скользнуло прочь под диван, уединившись, тихо всхлипнув. -не понравилось, да? Девочка молчала. Наташа не выдержав, скомкала платье и запихнула одним махом материю обратно в шкаф. -ну и хорошо, тебе и это идет…очень… Лана расценив это как «можешь идти», рванула к себе в комнату. Наталья сев на диван, тихо, бесшумно заплакала. На следующий день все началось как обычно, изощренный завтрак, состоящий из стопки масляных блинов, многочисленных пиалок с джемом, сметаной, сгущенкой и горячим шоколадом собственного приготовления, и возвышающейся огромной чашки какао. -милая, завтракать… Девочка приплелась лохматая в ночнушке и с карандашами в руках. Наташа поморшившись от нарушителя ее дисциплины, все же сжалилась над ребенком и пустила ее кушать в таком разобранном виде. Как не странно девочка слопала все, что было приготовлено. Наташа ликуя, умиленно улыбалась. Стало неимоверно тепло и тихо. За окном зарождался новый день, отпуск подходил к своему логическому финалу, и Наталья вновь загрустила. Настроение мигом передалось Лане, и квартира наполнилась тоской и унынием. Девочка сидя на полу, вырисовывала нечто странное, пользуясь только черным карандашом, а Наташа, уткнувшись в книгу, жалела, что дочка отказалась от прогулки. Но к вечеру променад все же состоялся. Но Наташа пожалела об этом уже в первые десять минут. Девочку словно подменили, добрая и уступчивая превратилась в несусветного беса, одержимого дьяволом. Она понеслась по площадке, увидев других детей рванула обратно, но заметив мельком ошарашенный взгляд Натальи, она завернула на пол пути, шмыгнув в кусты. Оттуда доносились страшные крики, и со всех сторон полетела оборванная листва. Наташа зажав себе рот от удивления и переполняющих ее душу эмоций отвращения, которые переполняли ее вот уже пару недель, все же шагнула в те самые кусты и выдернув за руку дочь, решительно одернула ее, строго одарив взглядом недовольства. -зачем ты это делаешь? Она молчала, никто от нее иного и не ожидал, только сейчас в когда-то виноватых глазах зародилось новое чувство, чувство необузданной свободы. Они прошлись по парку, завернув к сети магазинов для детей, маленькому уютному кафе с соломенными креслами и круглыми столиками прямо на улице. Девочка с восхищением взирала на окружающий ее мир, и не могла наглядеться на людей, которые не кричали, не плакали, а тихо улыбаясь мирно прогуливались по городу. Тревога зародилась тогда, когда в парке, где-то на другом его конце, раздался оглушительный вопль, вперемешку с другими орами и плачем ребенка, прорезал пространство зеленой аллеи. Девочка вжалась в мать, и зажмурив глаза, задрожала. На лице явно читалась тревога и страх. Наташа поняв в чем дело, прижала как можно крепче ребенка к себе, и тихо шептала успокаивающие слова. Девочка отошла от неприятного ощущения, как только крики стихли, и парк стал вновь уютным пристанищем. Они продолжили прогулку, и Наталья насладилась последними часами материнского счастья.
Вечер. Темное пространство квартиры скрашивалось мягким светом торшера, что светил пятнами на комнату. Наталья весело что-то бормоча готовила десерт для Ланы. Девочка мирно просиживала за столом, вырисовывая что-то несуразное. То ли это был кот, то ли собака, но они беззаботно покрывали пол листа белоснежной бумаги. Но неожиданно Наташа уловила промелькнувшую тень девочки. Она рванула на носочках, это было ее любимое занятие, расхаживать на цыпочках. Наталья не подозревала тогда, что это начало тяжелейшего психологического синдрома. -милая, ты куда? Молодая мама настораживалась всегда, когда девочка отлучалась куда-то одна. Ей казалось, что она может причинить себе вред, а точнее ее насыщал страх самоубийства ее маленькой дочери. Жестокие ненавистные мысли стали все чаще, они насаждали ее и днем и ночью, особенно рьяно пробираясь в сны. Девочка что-то пробормотала в ответ, оставив надежду, что с ней будет все в порядке. -карандаши кончились… Наталья уже привыкла, что Лана рисует до того момента, как ломаются все карандаши, она несет их маленькими ручками матери, наточить. Но сегодня она отправилась по квартире в поисках новых. Девочка вошла в полумрак комнаты, и шустро выловила глазками кипу бумаг на журнальном стеклянном столике возле дивана. Моментально настигнув его, девочка пошарила взглядом содержимое стола, и увидела пачку фломастеров, что цветной радугой зазывали ее стащить их со стола, и применить по назначению. Лана так и сделала, но за ними увязались вся бумаги, так как малышка не доставала до стола, могла только тянуть с него необходимое в низ. На пол повалились с отчаянным шелестом листы белой бумаги с печатным и рукописным текстом, а следом и рванули глянцевые фотографии. Вот они то привлекли детское внимание больше всего. Ребенок ухватил цепкими ручками пачку цветных картинок и разложил на полу. Присев рядом, детские глазки принялись внимательно рассматривать их сюжеты. Наташа вздрогнула и подпрыгнув, поняла, случилась беда. На всю квартиру разносился оглушительный вой и рев. Лана вопила так, что у Натальи замерло сердце от ужаса. Женщина молниеносно принеслась в большую комнату. И застыв в дверном проеме, медленно начала сползать по косяку на пол, при этом зажав рот от предчувственной жути рукой. Перед ней открылась реальная картина ее оплошности, которую она совершила оставив все материалы по Бесланской трагедии на видном месте. Она вот уже несколько недель собирает и изучает материалы по страшной трагедии, в которой погибли се родные ее девочки, там же были и снимки места трагедии, которые уж точно нельзя было показывать ребенку. Кровавые тела, разрушенное взрывом здание школы, ужасающие свои отчаянием лица пострадавших, стертые эмоции на лицах детей, что стоят у подножия руин…все это было отражено красочными фотоснимками, пытливым фотографом. -милая… Наташа ползком подобралась к лежавшей навзничь девочке. Она орала в голос, хрипя и стоня от страха. На лице застыла маска возобновившегося ужаса. Женщина коснулась дрожащей рукой ее ладони, но ткут же отпрянув, еле успела отскочить. Девочка царапнула ее лицо и вскочив, начала с ожесточением прыгать и топтать босыми ногами снимки. Они мялись и кривя изображением глубокими складками, издавали прощальный скрип, больше похожий на стон боли. Наталья жалась в угол, и закрыв с силой ладонью себе рот, не могла сдержать паники. Она никогда не видела столько злости, ярости, ненависти и звериной дикости в одном ребенке, тем более девочке, которая с маской матерого убийцы скакала по фотографиям и топча их, ревела и орала без слов, одними звуками. Не стерпев, Наташа рванула к дочери и схватив ее в охапку, сжав с неистовой силой, вжалась горячими губами в ее мокрую от неиссякаемых слез, щеку. -прости меня…прости…родная…прости… Она быстро смела свободной рукой снимки под диван, и села с ней на кресло, мирно качая и шепча что-то изнеженное, материнское. Девочка стихла и всхлипывая надрывными страданиями, закрыла глаза, обретя желанное убежище. Наталья это поняла, и принялась качать девочку ее сильнее. Ночь настала незаметно, прокравшись через закрытые окна, темные портьеры, и устроившись уютно на ковре, оцепенела темным глухим покрывалом, разметавшимся по всей квартире. Наташа боялась потревожить ребенка, но дрожь охватила ее тело, и она сотрясаясь не могла пошевелится. Затекли ноги и руки, но женщина вжавшись в диван с ужасом вспоминала события часом назад.
Около двух часов ночи, она все же переложила ребенка в пастель и бережно укрыв ее одетую, на цыпочках выкралась из проветренного до морозной ряби на коже помещения детской. Всю оставшуюся ночь женщина провела в мотаниях по кухне, в неиссякаемых потоках слез и сомнений, что перевивались словно тонкие жалящие змейки меж собой, создавая что-то в роде ядовитого коктейля. Утро вцепилось солнечным светом в комнаты, и судорожно поглощая все темное еще с ночи пространство, торжествуя разбудило Наташу в полном смятении. На лице застыл неподвижной маской немой вопрос: и что же теперь дальше будет? Лана позавтракала, и вновь уселась за стол на кухне, возле мамы, которая конвульсивно мыла посуду. Ее руки тряслись от непонимания, как же ей теперь вести себя с девочкой. Ей казалось вчера случился перелом, и теперь все будет иначе, это ее очень страшило. День не задался сразу. Вымыв посуду, Наташа присела рядом с дочерью. -Лан, что ты рисуешь? Девочка тщательно закрывала рукой нарисованное. Лана не ответила, только искоса бросила вопросительный взгляд на женщину. - почему ты не разговариваешь со мной? Это был чуть ли не крик души, она устала всего за пару недель, но сдаваться тоже не собиралась. -я рисую себя… Ответ Наташе понравился, и она без разрешения, слегка отодвинула маленькую пухленькую ручку в надежде увидеть хорошенькую девочку в кривом платьишке и с черными кудрями. Но как только рука приоткрыла рисунок, Наташа съежилась. Ее глаза невольно поднялись к лицу девочки. Наташа не зная как на такое реагировать, тихо похвалила дочь, и моментально скрылась в ванной. На рисунке она увидела разрушенное здание, видимо школа, в окнах пылал красными пятнами пожар, и из свернутых на бок дверей шла девочка, позади которой неслись в след рыжие шарики, можно было предположить, что это пули, но Наташа ревя на взрыв уже не хотела больше ничего предполагать. Ее руки судорожно сжимали разгоряченное мокрое от слез лицо, и сидя на краю ванны, она мечтала, чтобы выйдя от сюда, она не увидит ни вещей девочки в спальне, ни самой девочки на кухне. Но одна предательская мысль все же нырнула в ее сознание рыбкой, и притаившись начала зудеть где-то глубоко в мозгу.
«Можно ли вернуться в дом, который уничтожен…» Она поняла, что вернуть девочку, как непонравившуюся игрушку будет верхом бесчинства, но продолжать смотреть как она превращается в маленького неуправляемого монстра тоже нельзя, и Наталья решительно выскочила в кухню. -Лана, что это? Она указала на рисунок. -Катерин… Женщина вжалась в косяк дверного проема. -где это она? Наташа старалась быть очень искренней, и не наседать. -дома… В душе все перевернулось. -в Беслане… -да… -что с ней? -она умерла, с ней ни что… Наташа медленно начала сползать на пол, слезы предательски рванули по щекам тоненькими ручейками. Девочка очень умными глазами осмотрела маму, и добавила, тем самым добив женщину. -я тоже умерла…там, вон видишь мы с папой лежим… Наташа закрыла с силой рот ладонью, и всхлипнув от переполнявших ее эмоций отвращения к собственной себе, опустила голову, тихо зарыдав. Лана продолжала с таким же удовольствием пририсовывать остальные недостающие детали двум людям, что лежали неподалеку от развалин. Больше Наталья не смотрела на рисунки ребенка, только изредка, проходя мимо, заглядывала, чтобы убедиться, что девочка еще рисует, а не ест карандаши в судороге. Отчаянный страх, что ребенка не исправить и не сгладить его трагедию, стал ежедневно заползать ужом в ее душу, роится там, устраиваясь поудобнее, и в неподходящий момент выскакивать, жаля. -девочка перестала смотреть мне в глаза, она только рисует, и делает это исключительно красным цветом, больше цветов не стало -вы разговариваете с ней на тему Беслана? -нет… Наташа почувствовала себя очень одинокой, бессмысленной, когда доктор посоветовал любить ребенка, а не ждать от него выздоровления без чей-либо помощи… Как она могла его любить, когда девочка не принимает ее объятий, поцелуев, с силой отталкивая, и уносясь в спальню с воплями: «Мамочка…». Она звала не Наташу, а ту маму, что погибла на ее руках. Женщина вылетела из кабинета психиатра, и молнией добралась домой, там ее ждала Лана, вот уже целый час сидя одна в темной квартире. -Ланачка? Солнышко, где ты, родная?
Тишина. Лана не отзывалась, и Наташу пронзила шальная мысль, а может ее и не было? Невероятная радость и странное облегчение облекли сознание женщины, и она присев на стул в прихожей, боялась нарушить воцарившуюся идиллию. -я здесь… Послышался тонкий, тоскливый голосок откуда-то из-за угла. Наташа судорожно вскинув голову, заметила край платья за углом в коридоре, ведущем в кухню. Глаза медленно спустились к ее ногам. Сердце замерло, и стало немыслимо трудно дышать. Чтобы не закричать, Наташа зажала рот ладонью. Под девочкой вытекала алая лужа крови, она краснеющим густым палантином начала расползаться по коридору, затекая под шкаф, и приближаясь к женщине. Не было сил двинуться, побежать. Наташа словно парализованная, была прикована к стулу. Ее руки не слушались, отчаянно как-то даже уже самостоятельно сжимая рот, ноги не двигаясь, тряслись, а глаза не мигая не могли поверить в происходящее. -я играла… Наташа словно ожив, поняла, что случилось что-то очень страшное, с чем она уже не сможет справится. -что это, милая… Она почти шептала, голос то и дело пропадал от волнения. -я играла… Вдруг тишину комнат разорвал в клочья звонок будильника, Наташа завела его девочке, чтобы та знала, что сейчас вернется мама. -мама не пришла… Девочка, опустила глаза, и вновь подняв их, добавила. -ты обманула меня… Наташа ни слова не говоря, посмотрела не на обиженное или расстроенное детское лицо, а на злое, жестокое, жаждущее расправы. -я ухожу… Она тихо поплелась, оставляя по всей квартире кровавые маленькие следы. Наташа так и сидела не двигаясь. Но расслышав звон посуды, поняла, что если она сейчас не найдет силы встать, то девочка перебьет всю посуду в доме. Ноги сами подтолкнули тело, и Наталья ринулась в кухню. Но только она подбежала к кухне, и встав в лужу голыми ногами, не удержалась и размахнувшись словно крыльями руками, навернулась спиной на пол. Раздался треск удара головы о паркет, и судорожно забегали звездочки перед глазами. - черт… Девочка стояла рядом, когда Наташа смогла присев, открыть глаза не жмурясь от боли. -больно? Наташа опешила, но все же ответила. -да, не много… -маме было больнее… Она развернулась, и ринулась прочь на кухню. Раздался визг летящей и ударяющейся об пол посуды. Дальше дребезки, осколки, и стон Натальи. -нет…перестань… Она влетела в кухню, и поняв что из посуды осталась только ее любимая чашка, так предусмотрительно оставленная на потом, схватила девочку за руки. -что ты творишь? -уйди…отпусти…не надо… Что было дальше, Наташа не желает вспоминать больше никогда. Это словно торнадо обрушилось на маленькую квартирку. Девочка завизжав, словно ее режут, начала брыкаться, лягаться, пиная женщину ногами, кусая ее руки. А Наташа настолько остолбенев от происходящего никак не могла расцепить руки на запястье девочки. Лана словно ограждаясь и защищаясь от врагов, билась в судороге, не открывая глаз. Она вопила так, что соседи начали долбить в нервном припадке молотком по батарее. Наташа широко раскрыв глаза, держала лану, боясь, что отпустив ее, она нырнет в окно, разбив своим телом стекло. -милая, перестань, тише, успокойся… Наташа превозмогая боль от довольно сильных детских ударов, прижимала все больше девочку к себе, та не переставала колотить ногами по ее животу. -успокойся…Лана…Ланочка…девочка моя… Только Наташа произнесла последние слова, приготовившись к очередному пинку, как девочка всхлипнула, и открыв глаза остановилась, замерла на месте, молебно смотря на лицо женщины, словно требуя произнести их еще раз. -что?... Она молча пожирала ее внимательным ожидающим взглядом. -Ланочка…? Наташа всмотрелась в реакцию ребенка, та неподвижно ждала. -девочка моя…? Тут словно радуга после дождя, Лана улыбнулась, и жестокая гримаса ярости сплыла куда-то вниз, под мойку, и затаившись там видимо стала ждать следующего раза. Лицо ребенка воссияло, и она заплакав тихо и так робко прильнула к лицу женщины, вжавшись горячими губами в щеку Натальи. Поцелуй оказался таким неприятным, отчужденным и шершавым, что Наталья ужаснувшись своей такой реакции, съежилась. Не об этом она мечтала, не о таких поцелуях чужого ребенка, она желала своего, от прикосновений которого она бы цвела и торжествовала. Стало невыносимо тихо. Девочка сползла как ни в чем не бывало на пол, собрала карандаши, бумагу, и отставляя красные следы скрылась в детской. Наташу осенило – кровь! Она начала конвульсивно чрезвычайно нервничая искать что же случилось, и откуда кровь. Ничего не понимая, он ворвалась ураганом в спальню малышки. Девочка лежала на кровати, и белье под ней было красным. -Лана, что случилось, откуда это? Женщина подняла подол платья, и остолбенев, поняла, что кровь ручьем лилась из ножек девочки. Они зияя резаными ранами, кровоточили. -что это? -дяди… -что? Наташа напряглась. Мысли судорожно помчались галопом по голове, заставляя часто моргать и глупо елозить взглядом по телу ребенка. -дяди это сделали -какие дяди, что ты говоришь Лана… Она кричала, вскинув ребенка на руки, и почти бегом утащив ее в ванную. Раны обработаны, ребенок вымыт, но на душе такая грязь, что слезы сами льются без надобности по бледному осунувшемуся лицу. На утро Наташа сама не своя не приготовила завтрака, не встала к положенному времени, обычно это было часов восемь, когда просыпалась Лана. Проснувшись, она лежала, не мигая смотря в потолок, и прекратив поток мыслей, ни о чем не думала. Лана сама пришла в мамину спальню, и положив руки на кровать, села на пол, уставившись в мертвенное лицо женщины. Они молчали. Проходили минуты, часы. Тела оставались не подвижны, только менялись выражения лица, и позы. Лана то сидела на полу, то забиралась на кровать, то спрыгивая разваливалась кошечкой на ковре, но Наташа не хотела даже позу менять, только изредка от назойливости ребенка, отворачиваясь на другой бок. К полудню Лана видимо захотев безнадежно кушать, подползла к лицу Наташи, та уже уснула, задыхаясь от депрессивного настроения. -эй, спишь… Наташа вскочила, резко проснувшись, и еле разомкнув опухшие глаза, оттолкнула девочку на пол. Та кубарем скатившись, резко вздернула свое маленькое тело, и приняв воинственную позу, не своим голосом заорала. -аааааааааа… -прекрати орать… -неееееттт…. -да, я сказала…. Наташа вскочила с пастели, и схватив в охапку ребенка, потащила ее в кухню. Посадив рывком за стол орущее дитя, она достала тарелку творога с изюмом, и швырнув ей под нос, тихо сказала. -ешь… Она ушла в комнату, крик прекратился, как только Наташа пересекла порог кухни. Вечером Наташа вернулась из магазина, и заметив спокойную девочку за столом с карандашами, отправилась в ванную, очень хотелось смыть с себя всю скабрезность последних дней. Неожиданно в ванную комнату влетает Лана. Поток слов, которые не разобрать из-за слез и всхлипов, перемешанных с хрипами и ором, вдруг быстро иссяк. Орущее существо превратилось в маленького беззащитного испуганного котенка. Пауза длилась бы бесконечно, но Наташа прикрывшись полотенцем, протянула руку. -что стряслось? Руки девочки словно действуя сами по себе, сначала сжались в замок, затем разжались, и рванув к подолу платья, начали его мять и терзать. Наконец она подняла огромные бездонные глаза, в которых плавало отчаяние, и тихо произнесла. -я вернусь домой? Наташа сглотнула боль, и сдерживая нервную дрожь, подтянула девочку за руку к себе. Что сказать, что ответить? Какой дом? Дома уже давно нет, родных в этом несуществующем доме тоже нет…что делать? Мысленно мечась от стены к стене, она искала в разбухавшей от беспомощности голове нужные слова, но их не было. -милая… -вернусь? -послушай…я… -вернусь….? -нет… Наташа подняла глаза на лицо девочки. Она успела поймать эту плавную перемену. Беспомощная мимика сменилась отвращением и яростью. Рука моментально вскользнула из ладоней женщины, девочка испепелив взглядом Наташу, рванула прочь. Все затихло, словно перед бурей. Наташа напряглась до ужаса, вжимая руки в края ванны. Раздался визг, грохот, полетели вещи, из приоткрытой двери, было видно как мечется ребенок по комнатам, переворачивая все с ног на голову. Наташа зажмурила глаза, страх связал ее тело, и запретил вылезать из воды. Лана швыряла вещи, предметы, сувениры с полочек, книги летели словно ошарашенные птицы, нервно падая на пол. Дом в момент превратился в хаос, упорядочить его не представлялось возможным. Но неожиданно все стихло. Как часто это бывало, словно вспышки гнев ребенка сменялся спокойственным штилем. Наташа выбралась и накинув на мокрое дрожащее тело халатик, поплелась по комнатам. Ланы нигде не было. Она прошла все комнаты, и войдя в последнюю, куда ей не разрешалось заходить, так как это была комната Наташиной мамы, женщина обмерла. На полу сидел дьяволенок в юбке и держал фото ее матери. Как только Наташа пересекла порог комнаты, Лана с жестокостью начала рвать фотографию на мелкие части. Наталья одним движение оказалась возле ребенка, и выхватив остатки от снимка, получила маленьким кулачком по голове. -уходи… -нет, это мой дом, - завопила Наташа, словно она маленькая обиженная девочка… Лана опешила. Ее глаза сузились, и она затаила неладное. Еще момент, и ребенок рывком открывает балконную дверь, ныряет наружу. Наташа замерла. Страх или предчувствие ужасающего действия, заставили ее сидеть не шевелясь. Девочка оглядываясь, и скалясь лукавой ухмылкой, залезла на столик, что стоял для больной матери, чтобы она могла гулять на свежем воздухе, не имея возможности спуститься вниз. Облокотившись на железное ограждение балкона, она смело протиснула голову на улицу, перевесившись на половину. Наташа была наготове, но не двигалась, нервно кусая губы. - я хочу домой…домой…хочу домой…к маме…домой…хочу… Она кричала на весь двор, и раскачиваясь, принялась плакать. Слезы застилая ее огромные глаза, не давали разглядеть, что делает Наташа. И как только она обернулась, чтобы приглядеться, столик качнулся и ноги предательски подкосились. Наташа зажмурилась, но оставалась на месте. Балансируя доли минуты, девочка не удержалась и взвизгнув, ринулась вниз. Наташа вскочила гонимая паникой, ринулась на балкон. Зная что этаж всего второй, она спотыкаясь прильнула к ограждению. Глаза моментально нырнули вниз. Она лежала на траве, и тихо стонала. Страшная стыдливая пелена застила сознание, и ощущение предательства полностью сковали женщину. Она намерено не пошла за девочкой, но тогда это ей казалось единственным верным решением. Скорая быстро увезла ребенка в больницу. Наташа сидела дома, отказавшись от сопровождения. Она даже не спросила номер больницы, только прощально взглянув в глаза ребенка. Та смотрела искоса, но так проницательно, словно требуя отвести ее домой, обратно.
Наташа не спала всю ночь, еле подняв голову с утра, она первым делом сделала обдуманное до мельчайших деталей, заключение. -Михаил Владимирович, здравствуйте… -здравствуйте Наталья Петровна, я наслышан вашим происшествием…сочувствую, думаю все обойдется… -да… -что-то еще… -да… -что… -я не могу ее оставить у себя… -как? о чем вы? -я отказываюсь от ребенка… Молчание. Наташа замирая и не дыша, ждала приговора, вслушиваясь в шумы на том конце провода. -ясно…вы струсили… -нет, вы не знает, что с ней происходит, как эта трагедия выворачивает ее на изнанку…. -а вы что ожидали…на ее глазах убили в упор мать, расстреляли сестру в спину, умер отец, около их трупов ребенок просидел сутки…что…что вы хотите… Он кричал неистово и грубо. Наташа почувствовала себя ужасно виноватой. Трясясь от собственной никчемности и отвращения к себе, она положила трубку, сползя на пол, закрывшись руками. Хотелось кричать, вопить, орать и неистовствовать, круша собственный эгоизм. Девочка получила только ушибы и ссадины. Ее выписали через неделю. Но Наташа не пришла встречать ребенка. Михаил Владимирович, нервничая, ожидал возле больницы, озираясь по сторонам, предчувствие, что он ее переубедил, не давало ему покоя. Девочка смотрела из окна палаты, промозглый день, мелкий противный дождик, заунывный ветер и знакомое лицо директора детского дома, больше никого. А она ждала, перебирая подол, всматривалась в прохожих, что мелькали то и дело перед дверями больницы. Пришло время выходить. Девочка сама не своя от предчувствия встречи с Наташей, ринулась по ступеням. Ей казалось, что никто кроме Наташи придти не должен, это был бы нонсенс. Вылетев на улицу, она радостно улыбаясь, скользнула вниз по ступеням. Глаза неистово искали любимое лицо матери. Но как только поняв, что Наташа не пришла, и вон там ее ждет Михаил Владимирович, она смазала рукой улыбку с лица, и грозно оглядев мужчину, поплелась обратно в больничное помещение. -Лана, ты что, куда? Она молчала, сурово молчала, превозмогая душевные терзания. Восточный менталитет не позволил девочке закричать, заплакать, тем самым показав свою боль. Ее все-таки увезли, вернули в детский дом, другого выхода не было. -Анна Сергеевна, поселите девочку на тоже место… -а…а как же мама, ее же удочерили… Она растерялась… -к черту таких мамаш…больше не одной не позволю…я как дурак, поверил, что она и в правду так сильно желала ребенка, что справилась бы и с этими бедами…драк, дурак старый… Он ругаясь и скрывая полное тоски лицо, пропал у себя в кабинете.
Наталья томилась и медленно восстанавливала квартиру. Странные эмоции посещали ее душу. Они словно грозный палач, день изо дня казнили ее, и насытившись ее муками, воскрешали вновь. Она позвонила мужу, и велела срочно прервать командировку, вернувшись к ней. Он должен был быть за границей до тех пор, пока девочка бы не привыкла к матери. Затем бы ее познакомили и с отцом. Николай приехал буквально через неделю, застав жену в слезах у кучки обрывков снимка. -милая, что случилось? Она задыхаясь, и теряя контроль над своими эмоциями, рассказала все до мельчайших подробностей. Мужчина ужасаясь замирал при каждом новом сказанном ей предложении. -хорошо…прекрати реветь, едем за ней… -нет… Завопила Наталья, вопросительно и ужасом смотря на мужа. -почему? Почему нет то, милая? -она…она…она не сможет забыть того ужаса никогда…понимаешь…и нам придется жить этими мучениями вместе с ней, словно это и часть нашего прошлого… Мужчина задумался, но все же кленя ее нерешительность, поднял ее на ноги, и ультимативно заявил. -она ребенок, ребенок с трагическим прошлым, но если мы сделаем ей счастливое настоящее, то прошлое канет само собой… Наталья не верила, не верила, так как видела как выбирается это самое прошлое из ребенка, сжирая ее душу изнутри. -нет, я не могу…не справлюсь, понимаешь…у меня нет такого прошлого, и я благодарна богу за это…не хочу…нет… Она отвернулась и тихо заплакала, понимая что в ней сейчас говорит эгоистичная трусливая и лживая личность. -ты глупа…Бог дает тебе шанс искупить свои грехи, он дает тебе этого ребенка, пусть и с таким ужасным прошлым… нет ничего, с чем бы мы не справились вместе… Он обнял ее за дрожащие плечи, и поцеловав в шею, повернул к себе. -поехали, не трусь…я тебя люблю, и не брошу вас, так как сделала это ты, с Ланой… Она вздернула слезливые озера на лицо мужа, и не найдя там понимания, оттолкнула его. -врешь…ты все врешь…ты не видел ее глаз… -и что в них, Наташа, что… Она напряглась и как на одном дыхании выпалила всю наболевшую субстанцию, так долго копившуюся у нее в груди. -в них боль, страх, гнев, ярость, ненависть ко всему живому…в них смерть, слышишь, смерть… -что ты несешь… -они все тогда смотрели в глаза смерти, кто-то отворачивался в страхе, кто-то не мог даже отвести взгляда, и Лана была из их числа, смерть вошла в ее глаза…ты их не видел, они горят алым огнем смерти…в них нет ничего больше…это пропасть…сгубленная жизнь ребенка…она пропасшая…понимаешь…пропасшая… Девушка металась по комнате в агонии, теряя контроль и рассудок. Неимоверная жалось и ненависть к своей слабости, давили ее, все нижнее и ниже склоняя к самоубийству. -прекрати… Мужчина орал, и пытался схватить и сжать в руках жену, но та, не понимая, что творит, уперлась в оконное стекло, студя горячий лоб холодом прозрачной преграды. Страшно не хватало воздуха. Стало тихо. Николай сел на диван, и сжал в отчаянии голову ладонями. Наташа стояла у окна, ее тело содрогалось мелким трепетом. -ты сума сошла… -да…это верно…я сошла сума, когда захотела чужого ребенка…ребенка с чужим прошлым, и захотела войти в жизнь не стуча, не вытирая ноги, пройтись легкой походкой мимо чужого горя, думая только о своих радостях -ты не виновата… -нет, именно я виновата…я бросила ее, не поняв, как больно ей жить, принимая новую маму, семью, когда своя гниет в могиле… -прекрати, остановись… -я дура, глупая дура… -успокойся, замолчи же… Она замолчала. Но легче не стало. Они прожили неделю в полнейшей тишине и молчании, изредка кидая друг на друга обозленные взгляды отвращения. Суббота ворвалась так решительно и стремительно, что Наталья запомнила этот день на всю оставшуюся жизнь. -куда ты? -в детский дом… -зачем, уже поздно, не дури… -оставь меня…и лучше уходи, пока мы не вернулись… Она посмотрела на него решительно и смело, прежняя любовь испарилась словно дым. Она решила покончить со своим прошлым и настоящим, чтобы принять чужое прошлое,… прошлое Ланы… А для этого нужно было место, свободное место, чтобы вместить всю боль и страх ребенка. -ты шутишь? -нет… Она хлопнула дверью, и ушла. Ее ноги несли словно гонимые Богом, прямо к дверям детского дома. Она оживленно и торжествуя внеслась в кабинет директора. Он к счастью оказался на месте. -вы? -да, это я, вернулась… Она не могла скрыть радости, но и стыд застил ее лицо. -ясно… Унынье, что наполнило кабинет, напрягло девушку. -зачем вы пришли, можно узать? -за Ланой… Она приподнялась на стуле, не желая больше ждать, ей хотелось лететь в комнату, где играли дети, и отыща ее глазами, смести девочку в объятия, закружить, нежно целуя. Но глаза директора как-то странно смотрели на Наташу. Они сначала пристально оглядели ликующее лицо женщины, потом неловко спрятались на столе, и вновь поднявшись, грустно пробудили страшное предчувствие. -Лана… Он стих, голос осип, и понизился, стал невыносимо тихим. -она задохнулась… -что…что вы говорите такое? Женщина вскочила. На лице застыла маска страха. -она в ванной лежала, и видимо опустившись под воду, захлебнулась… -нет…не верю… -я тоже не верил…ребята нашли записку, правда не факт что она написана ее рукой, но больше некому… -дайте мне ее… Мужчина вытащил из толстой папки листок сложенной в четверо бумаги. Корявым детским подчерком с многочисленными ошибками, было выведено красным карандашом. « Мама прости меня…» Листок слетел вниз, и затаившись под столом, замер. Наталья опустила голову, и слезы быстрыми потоками закапали на колени, образуя на голубом платье темно синие круги. -мне жаль…но многие предвещали девочке не долгую жизнь…она прожила четыре года в абсолютной родительской любви, и потеряв на глазах всех, она не смогла смириться ни с вами, ни с детским домом, она только ждала удобного случая, чтобы быстрее попасть на небо, к маме и папе…дети рассказали, что она мечтала об этом с первого дня пребывания здесь… Слова больно резали сердце, голова не думая ни о чем, судорожно раскачивалась, тело обмякло и руки опустились, а за ними и все тело повалилось на пол, сознание померкло, и темнота встала непреодолимой стеной перед глазами. -врача, скорее…
Она брела по вечернему городу. Не смотря по сторонам, не обращая внимания на людей. Перед лицом зависли глаза Ланы…большие темные с еле заметными прожилками чужой смерти, так безжалостно растерзавшей детскую душу. Все мысли медленно уносились в небо, желая спросить лишь один вопрос у Бога… «За что…………….. | 
Администрация // Объявления
