Это плач о потерянной обезьянке. Моцарт из дверцы трактора. Велосипед,
который своим движением обязан своим же цепям.
Дальше улицы нет, только толпа деревьев, и ты навсегда пропадаешь в этой толпе
качая рукой, делая в воздухе сотни воздушных ям.

Ты используешь этот голос, чтоб говорить человекам который час и прощай.
Про время ты уже спрашивал, и теперь я боюсь, что ты снова заговоришь.
Что это там светоносит, в этих небесных вещах?
Что-то упало оттуда? «нет, это ты почему-то светишься и горишь».

Ветка реки вырастает на запад, туда, где вода большая.
Ты используешь эту ветку, чтобы сидеть, покуда ее ни прячет в себе зима.
Ты делаешь уйму вещей, пока я совершаю
сорокалетний исход из собственного ума.

И вот, на двадцатом году, посредине улицы, безымянной и длинной,
как палец у пианиста, и прежде, чем он заиграет, этот вот пианист,
я слышу: слова, сотворенные мною, как дети, приходят ко мне с повинной:
они обо всем подумали. они теперь будут значить. и я могу крикнуть что-нибудь.
                                                             Например – «обернись».