Последние несколько десятков шагов по тротуару, будто по плацу, были теперь столь же абсурдными, как призыв придерживать двери в метро в одиннадцать тридцать ночи. Пометавшись, не зная, куда же войти, Пер прошел сквозь кордон турникетов, а потом, наблюдая мир вторым отрешенным зрением, сел на ступени эскалатора вертикально, в позе эмбриона. Потоки движущихся лестниц, разъединявшие их перегородки, наклейки оставляли свой грязный след на почве безысходности, который, сочетавшись с инструкциями из динамиков, родил дрожь в коленях и кистях рук. Голос дежурной заставил Пера встать, чтобы сделать один шаг, избежать участи эскалатора, проглоченного пастью пола с серебристыми зубцами. Мимолетное видение кающегося мира, рассыпаясь и, вновь, складываясь в сюрреалистичный узор, было головоломкой и частью головоломки, в которой присутствовали блуждающий сон священник, что отпускал грехи лишь богам при помощи дорогих индульгенций. Пер шел по платформе, и тишина была как мазь для глаз или затычки в уши, капля за каплей она обрушивалась в сонную артерию, ком в горле увеличивался и застывал, пока ком вид платформы вздрагивал от каждого точно выверенного шага; Пер шел, не ощущая впереди преграды, в которую упрется его взгляд, ему был нужен путь, прямой и бесконечный, который вечно будет рассеивать скопившийся красный туман вдали, а тем временем шли поезда, останавливались, чтобы выплюнуть десяток пассажиров на белый кафельный пол и унестись прочь для какой-то женщины, что стояла у начала платформы. Пер отсчитывал секунды ударами сердца и поступью ног, пока мертвенный свет станции разрезал другой, желтый вагонный, каждый раз с новыми временными интервалами, с новыми осиротевшими пассажирами, оказавшимися вне и извне пришедшими, что кружили к выходу: мир каялся, сон поражал все новые души, священник консультировал богов. И была констатация факта, что станция - это тюрьма так же, как весь маршрут поезда, что все станции - это тоже тюрьма, но уже побольше, что весь мир - это множество последовательно меняющих друг друга тюрем, конечное, если мир замкнут, что следующий поезд будет последним. И Пер занял место рядом с женщиной у конца платформы, и сердцебиение отмеряло ритм еще не свершившейся жизни, и поезд вобрал в себя пассажиров, как воздух. Легко было сидеть в полупустом вагоне, напротив мильчика с матерью, которые пытались задремать и смотрели на Пера; сложить руки и уставиться, задрав голову, на потолок, унимая дрожь в коленях, находя в поручнях и светильниках минутное круглое успокоение, без музыки, с инъекцией тишины. "Как они, так и я, а дальше по списку", Пер на следующей станции поднимался по эскалатору, с каждой ступенькой продвигаясь все с большим трудом, а потом стоял на воздухе, обдуваемый ветром, и медленно желал стать в точности таким же, как тысячи частей мира, как тысячи лиц вокруг.
Postscriptum:И скрещиваясь, вместе образуют пару Две кошки и нелепая ловушка для котят
|