- 1 -

Штабной Форд шуршал шинами по влажному асфальту. За окном опять накрапывал дождь. Осень все сильнее входила в свои права. Ротмистр открыл окно – капли сразу поползли за шиворот, и ветер принес знакомый сладковатый смрад.

- Опять их стреляют, ефрейтор? Когда ж уже угомоняться…

- Стреляют, господин ротмистр, - вздохнул шофер, - Куда ж их девать то? Пленные ведь…

Смирнов не ответил, только горестно вздохнул и закрыл окно. Куда он, спрашивается, едет? Не легче ли в самое пекло попросится и сложить голову за Родину, нежели чем ехать в неизвестность? Будь что будет! А на остальное плевать.

Ехали еще около часа. Ефрейтор аккуратно вел машину, чтобы, как он полагал, «не растрясти ротмистра». Смирнов же угрюмо пялился на свои пыльные сапоги, изредка бормоча что-то под нос.

- Стой!! – машина, тряхнувшись, резко затормозила, - Куда прешь? Не видишь что ли?! - в окно заглянул санитар. Увидев ротмистра, сделал умильно-извиняющуюся мину, - Виноват, господин ротмистр! Но тут, понимаете ли, обоз с ранеными застрял, Ваш-высокоблагородие!!! Надо бы помочь. Можно вашего ефрейтора изъять на некоторый промежуток времени?

- Можно, да я и сам пойду!

- Но, господин ротмистр! – заикнулся, было, шофер, - Вы же …

- Ранен? – закончил за него Смирнов, - И к черту! Не для кого мне теперь беречься!!! – гаркнул он, в последнюю секунду осекшись. Нечего тут перед низшими чинами душу раскрывать.

Ротмистр Смирнов не стал, конечно, телеги тягать, а пошел к лошадям. Кавалерист все ж таки. «Вот начальство не любит, комиссует, значит, женщины тоже не любят. Только лошади нормально относятся!» - размышлял он, гладя пегую лошадку. Угостив животное сахаром из своих вечных запасов, он, изрядно промокнув, вернулся в Форд.

Через 15 минут шофер вернулся и с ним прибежал санитар, благодаря и распинаясь за оказанную-де помощь.

- Поехали! – кивнул санитару, мол «Не за что!»

Некоторое время ехали молча. Смирнову осточертело глазеть на сапоги, и он спросил:

- Кем до призыва то был?

- Студентом… Юристом хотел быть, - быстро глянул на ротмистра. «Жалеет!» - подумал Смирнов.

- А на войну чего пошел, раз студент? Патриотизм взыграл в одном месте, или девчушка какая-нибудь захотела тебя героем лицезреть?

- Да все пошли, и я пошел… - «Все прыгнули с крыши, и я прыгнул!»

- И много вас осталось из «всех»?

- Четверо… А было пятнадцать.

- Нас трое осталось из двадцати четырех.

- 2 -

Подъехали к зданию вокзала. Телеги, крестьяне, сестры милосердия, раненые – все в кучу, и все кричит, ругается, стонет. Ротмистр вылез наружу, размял затекшие ноги, глядя, как шофер возится с его чемоданом. Сам он не решился, раненная рука не успела зажить.

- Хм… Ефрейтор, зайду-ка я в штаб, авось что-нибудь для меня интересненького появится, - с надеждой в голосе проговорил Смирнов, - А ты обожди меня тут, только имущество мое, смотри, не потеряй!!!

Зашел в здание вокзала, где на втором этаже был полевой штаб армии, несший на себе интендантские обязанности. В наглую пройдя мимо всех ожидающих, ввалился в кабинет начальника, где обер-кригскоммисар изволили пить кофе.

Начальник штаба сразу же чашку отставил, и странно улыбаясь, пошел огромным торсом на ротмистра, крича басом:

- Гришка!!! Смирнов!!! Неужто ты?

- Валерка!!! Только что тебя вспоминал!!! – обнялись – медведь и худощавый ротмистр-цапля, - Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!!!

- У каждого своя стезя! Вот ты с кобылами, а я с сухарями. Ну рассказывай о себе!

- Да что рассказывать то… Вот видишь, - показал перебитую руку, - комиссовали… А помнишь как мы в училище то!!! Как Сашка на забор залез, а слезть не может! Вот смеху то было… Где он сейчас? Что с ним? Не знаешь часом?

Интендант посуровел:

- Погиб он, Гриш, недавно совсем.

- Да что ж это творится то!! Твою ма… - осекся, кинув взгляд на иконы. Перекрестился, - Пусть земля будет пухом!! – «Каким пухом будет она, если вся доверху забита осколками, костями и судьбами тех, кто в ней теперь навеки?» - мимолетом подумал он.

Выпили за упокой души раба Божьего Александра.

- Куда еду сам не знаю, а зачем – и подавно!! Жена еще эта… - Ротмистр замолчал.

- Померла? Тиф, небось? Он в ваших краях был суровый, ходили слухи…

- Бросила, стерва. Письмо вот написала, мол: «Прости, Гришка! Тебе все равно умирать, а мне жить нормально хочется, с мужиком, а не с военным, нашпигованным хренью всякой, заштопанным-перештопанным и психованным!» - потряс перед его носом конвертом, - Вчера получил… Один день значится не успел. Я ведь ей написал уже, письмо на почту нес, а мне почтальон ответное письмецо дает, и улыбается, думал, наверно, что приятное мне пишут. Вот такие пироги…

- Не вешай нос, дружище! Приедешь, лучше себе найдешь! Ты у нас был по этому делу горазд!!

- Вот именно что был… А теперь кому такой нужен? Зверя и того ручным можно сделать. А я уже давно от рук отбился…

- Да, каждому из нас нужен кто-то, кто бы прикрывал нас с другой стороны, ибо та сторона порой страшнее любой войны будет. Воевать нас научили, это не трудно – винтовку в руки, и приказом по ушам долбануть и ать-два!!! А вот как в мирное время жить – никто не говорил. Потому что сами не знали, и всеми правдами-неправдами стараются остаться на этой войне.

Выпили еще по рюмке, и еще, и еще, и еще… Закончилось все тем, что обер-кригскоммисар, икнув, промямлил:

- Гриш, там не твой поезд уезжает, а?

Побежали догонять поезд, закидывая на ходу чемодан, Смирнова и заодно ефрейтора, на всякий случай.

Расселись в купе. Смирнов повалился на диван, шофер сел напротив, недоуменно моргая, и сжимая чемодан.

- Да не тискай ты его! Чемодан ведь, а не девка!! Все зло в них… в девках…ик… не в чемоданах… в чемодане добро… мое добро, рубашки-потянки. Как тебя зовут хоть? А то все «Ефрейтор-ефрейтор!»

- Сергей…

- Сергей… - повторил Смирнов, пьяно жуя губами воздух, - У тебя выпить нету? А то он хоть и интендант, но выпивка у него дерьмо! К чертовой бабушке все! Вижу что нету… На вот тебе трешку, - сунул в руки юноше мятую кучу денег, на которые бы хватило прокормить-напоить всю конную дивизию, - Купи выпить и поесть, а то голод сам знаешь, не тетка. Быстро соколиком слетай-ка!!!

Ожидая выпивку, ротмистр пытался считать столбы за окном, но они, почему-то, все время убегали назад, и приходилось считать заново.

Потом решил развлечь себя песней:

По диким степям Забайкалья,

Где золото роют в горах,

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах…

- Эй, как там поется то дальше? – кричал он кому-то в пустоту, но Пустота слов тоже не знала.

Наконец пришел ефрейтор с бутылкой вина и цыпленком.

- Садись, дружок, сейчас выпьем!! Не мотай головой, не мотай! Все студенты и солдаты пьют! Значит, ты в двойне должен!! Я приказываю!! – он помолчал, собираясь с мыслью, - У меня теперь свобода, значит, военная и личная! Служба для меня окончилась, жена меня бросила!!! Обидно… Не сопереживай мне, не надо!! Я офицер, и не должен опускать руки! Иначе я буду размазней, тряпкой!..

Ефрейтор не успел выпить и стакана, как Смирнов уже отключился.

Уложив командира на диван, он погрузился в сладостные мечтания юности, которые посещают только лишь молодых людей, не смотря на войны, разруху и прочие катаклизмы.

- 3 -

Ротмистр во сне начал шуметь и бредить. «Горячка!» - подумал шофер – «Наверно, рана раскрылась! И алкоголь действует неблагоприятно!»

Намочив тряпочку, Сергей водрузил ее на лоб начальству, чтобы облегчить его мучения. Струйки воды стекали Смирнову по щекам за шиворот, что было похоже на то, будто он обливается крокодиловыми слезами по своей несчастной судьбе.

Проезжали через линию фронта. Опять сладковатый смрад неубранных тел и дыма с примесью боли, страха и чужих слез. Что-то клокотало на уровне диафрагмы. Желание жить? Да, иногда так бывает.

Оставалось немного, и проводник обещал уже, что скоро станция, даже с буфетом и газетами, но вдруг…

Вдруг паровоз рыпнулся как загнанный зверь, заскрежетал и начал валится на бок. Легкая добыча для врагов.

Ротмистр резко вскочил, щурясь спросони. Тряпочка свалилась, и полетела на штаны, образовав двусмысленную лужицу на уровне чресл.

- Черт!!! Что там еще такое?! - пробормотал Смирнов, вылезая из покореженного поезда.

- Головной вагон горит, Ваш-высокоблагородие! – кричали пробегающие мимо рядовые, - Огонь может перекинуться и на другие вагоны! Идет обстрел!! Уходите!!

- Ну уж нет! – процедил ротмистр сквозь зубы, доставая пистолет.

Вокруг бежали солдаты, и санитарки, испуганно ржали лошади. Паника… Как он к этому привык!!! Увы… Он давно понял, что покой ему будет лишь под гробовым камнем.

Вражеская артиллерия щедро покрывала их огнем своих орудий. Смирнов лежал, остервенело сжимая пистолет.

Когда все стало затихать, и он уже понял, Смерть опять выбрала другого, раздался звон в ушах, глаза застлал туман, и ротмистр потерял сознание…