Последний взгляд был брошен куда-то в колючие голые верхушки деревьев и так и застыл, остекленел с расширенными зрачками. Рука белой змеей свесилась с края кровати, неестественно изогнувшись в суставах. Волосы черными тусклыми нитями упали на чуть приоткрытые губы, выпустившие последний легкий вздох.

Смерть всматривалась в её застывшее лицо.

* * *

- Все что ты чувствуешь, все, о чем переживаешь, это твое, это уникально, это дает тебе ощущение жизни. Ты не сможешь ощущать все гамму положительных эмоций, если тебе не с чем будет сравнивать. Контраст, понимаешь, - Феликс вопросительно посмотрел на собеседницу. – Чем больше расширится диапазон с одной стороны, тем больше он увеличится с другой. Симметрия.

- А смерть? Что симметрично ей? – спросила она, глядя на репродукцию какой-то картины за его спиной, на которой призрачная повозка двигалась куда-то вдаль.

- Смерть – это не эмоция, - возразил Феликс.

- Смерть – это ощущение, смерть – это чувство, смерть – это внутри, - сказала она тихо.

- Все что у тебя здесь, - Феликс положил ладонь себе на грудь. – Это субъективно. Это то, как ты воспринимаешь мир. Если решишь для себя, что ты счастлива, ты будешь счастливой. Это просто.

- Жизнь – самое ценное, что у тебя есть, в конце-то концов, - подытожил Феликс, пристально посмотрев в её темные глаза, ожидая увидеть в них согласие.

Она ему немного грустно улыбнулась и промолчала.

- Ведь проблемы – это проходящее, ты пойми. Молодая, красивая, - на этом месте Феликс немного запнулся, но тут же продолжил. – В твоей жизни все только начинается, а ты раскисла.

Она сделала глубокую затяжку и выпустила серо-синюю струю дыма в потолок. Потом, изогнувшись, залезла рукой в задний карман джинсов и вытащила плоскую пластинку с красно-белыми капсулами.

- Достаточно восьми таблеток, и то, что только начинается, круто закончится, - засмеялась она, помахав пластинкой.

Феликс изменился в лице, резко подскочил и попытался выхватить таблетки у неё из рук, но она оказалась проворнее.

- Успокойся, я пошутила, это от болей в желудке.

- Не ври, - жестко сказал он, стоя над ней.

- Ну, правда, - улыбнулась она ему. – Извини, дурная шутка… Правда… Прости…

Он посмотрел на её лицо, освещенное улыбкой и сел, немного успокоившись.

- Давай закажем по молочному коктейлю, - лукаво спросила она, резко переменив тему.

Они пили густую молочную сладость и говорили об Италии. Он рассказывал ей о Сикстинской капелле и фресках Микеланджело, о да Винчи и его «Тайной Вечере», о Венеции и о многом другом. А она, как ребенок, с широко раскрытыми глазами слушала его, затаив дыхание. Потом она рассказывала ему о своем детстве, и он смеялся над её проделками и с пониманием молча кивал, когда она рассказывала, как уходил её отец.

Они сидели до самого закрытия кафе, и могли бы сидеть еще столько же, но было поздно. Феликс попросил её номер телефона, но она предложила ему оставить свой.

- Ты же не очень расстроишься, если я не позвоню? - спросила она с грустью.

- Но ты же позвонишь, – ответил он с улыбкой.

* * *

Она сгребла пачку сигарет и мятые купюры с прилавка, оставив мелочь, и просто сунула их в сумку.

- Девушка, разве Минздрав Вас не предупреждал? - услышала она голос позади и обернулась.

- Что? – непонимающе переспросила она.

- Минздрав предупреждал, что куренье вредит Вашему здоровью, не знали?

Она устало посмотрела на улыбающееся лицо. Она задержала взгляд на карих глазах, с золотистыми искорками, челке, спадающей на лоб и толстом сером вороте свитера, закрывающем подбородок.

- Вредит? Не так сильно как могло бы, - ответила она и, развернувшись, устремилась к выходу.

Он догнал её на улице.

- Девушка, Вы меня напугали, - всё также улыбаясь начал он. – Вы что, здоровьем не дорожите?

- Нет.

- Так нельзя.

Она молча продолжала идти, не обращая на него никакого внимания.

- Меня, кстати, Феликс зовут, означает «счастливый», перевод с латинского. А Вас?

- Знаете, Феликс, Вы выбрали не то время для знакомства, и не ту девушку, - ответила она, стараясь быть предельно вежливой, но все равно вышло грубо.

- А вот здесь очень вкусные пончики делают с клубничным кремом. Хотите? – спросил Феликс, как бы совсем не обращая внимания на её слова, и показал на маленькое бистро, с красными занавесками, и деревянной вывеской.

Она остановилась и посмотрела прямо в его золотистые глаза, серьезно и безрадостно.

- Что, и не то место, да? – глядя на неё из-под челки, спросил он с безысходностью в голосе.

- Пошли! – вдруг резко выпалила она.

Феликс посмотрел на неё с некоторым недоверием, не совсем понимая, шутит она, или же говорит серьезно.

- Ну, пошли, – нетерпеливо повторила она.

* * *

Она шла улицами города без цели и маршрута. Было пусто. В голове. И в сердце. Даже плакать не хотелось. Ничего не хотелось, хотя, разве что курить. Но она скурила последнюю сигарету. Последнюю. Она усмехнулась новому смыслу этого слова.

Говорят, в такие минуты безумно хочется жить, но ей не хотелось. Логичнее было бы умереть. Она удивилась, что мысли о смерти ей давались гораздо проще и безболезненнее, чем мысли о жизни. Её тело было готово к первому гораздо больше, её сознание приняло и смирилось. Слабость? Нет, скорее понимание неизбежного. И снова она усмехнулась противоречию. Говорят, тело бренно, душа вечна. Тогда почему в её все еще живом теле похороны?

Жизнь – бесконечная цепочка удовлетворения собственных желаний. Её единственным желанием было курить. Это был единственный признак того, что она еще существует. Говорят, никотин убивает. В её случае это было единственное, что позволяло ей чувствовать себя все еще живой.

* * *

- Мне только анализы забрать, - сказала она тучной медсестре, выходящей из кабинета и закрывающей дверь.

- Погуляйте пока, - абсолютно отрешенно произнесла медсестра, даже не повернувшись. – Никуда они от вас не убегут.

Она подумала, почему люди самой гуманной профессии на свете, часто бывают такими нечуткими, а иногда даже жестокими.

Еще десять минут ожидания. По сравнению с двумя неделями это ничто. Вдруг у неё возникло непреодолимое желание взять и уйти, и никогда не возвращаться, и никогда не вспоминать, просто забыть, вычеркнуть из памяти эту больницу с её гулкими коридорами и тучной медсестрой.

Она вышла на улицу. В пачке оставалась последняя сигарета. Она закурила.

Ей очень хотелось, просто дико хотелось ощутить теплый ветер на коже, ощутить его плечами, спиной. Но была зима, и на ней было надето пальто, а под ним свитер.

Ей так хотелось лета. Зимой всегда хочется тепла, а летом в жару – снега. Но ей всегда не хватало тепла. Чтобы солнце грелось у неё на плече и ласково терлось о щеку. Ей не хватало цвета. Сочно-зеленых листьев, пылающих ярко-желтым под лучами солнца. Ей не хватало запахов, скошенной травы, бушующего моря, мокрого асфальта после дождя. Ей не хватала вкуса клубники, настоящей, с чьей-нибудь дачи, немножко пахнущей землей и чем-то восхитительно свежим.

Зимой ей катастрофически не хватало ощущения жизни. А ей так хотелось…