1.
Утро следующего дня принесло с собой массу неприятностей. Сказалось отсутствие опыта, у всех, без исключения, начальников, в управлении большими воинскими соединениями. О взаимодействии командиров между собой – даже и говорить нечего. В назначенное королём время ни один отряд не выступил из расположения – выяснялось, что не готово к походу то одно, то другое, и Василий еле сдерживался от желания закатить истерику, и ускорить сборы при помощи крика, а то и – кулаков. Внешне он был спокоен, и только нарочитая медлительность в движениях да долгие паузы в ответах на вопросы, выдавали раздражение, снедающее короля в это утро великого похода. Выискивать, чья именно нерасторопность стала причиной срыва так красиво составленного накануне графика выдвижения войск – за стены Раттанара, Василий благоразумно не стал, потому что сразу увидел свой собственный просчёт: выводить всю армию из города через одни только Восточные ворота было, мягко говоря, неразумно. Это привело к тому, что войска, наконец-то покинувшие свои казармы, намертво закупорили воротный проём спутавшимися обозами, и окончательно утратили и порядок, и бравый вид. Пока растаскивали обозную пробку, Ларнак, который должен был следовать последним, дабы не терять впустую времени, ожидая прекращения бардака, повёл свой отряд через Скиронские ворота. Препятствий на своём пути он не встретил никаких, и самая необученная воинская часть, состоящая, в основном, из не служивших в армии горожан, собравшихся вокруг завсегдатаев «Костра ветерана» («– Называйте их ополчением, сир»), оказалась первой за пределами столицы. Василий неосторожно обратил внимание Капы на очевидный факт: «– Похоже, что раттанарские добровольцы, так же, как и цветные повязки Бушира, иногда соображают получше кадровых военных...» – и проклял себя за несдержанность, слушая бесконечную Капину лекцию об энтузиазме народных масс, революционном порыве восставшего народа и преимуществе мышления свободного от подчинения человека – над тщетными мыслительными потугами солдата с одной-единственной, выпрямленной уставом, мозговой извилиной. Занудство королевской сожительницы привело к неожиданному результату: раздражение Василия улетучилось, и дальнейшие недоразумения он встречал уже с добродушной усмешкой: – Не беда, научимся... Ну, разве Капа – не умница? Удача Ларнака вдохновила Паджеро, и он, поотрядно, повёл свой полк туда же, через Скиронские ворота, на Северную Бахарденскую дорогу. Убедившись, что полковник прекрасно справляется сам, король оставил его со словами: – Станьте биваком, где сочтёте нужным, и ждите меня: я, как и обещал, поеду с вашим полком. Ларнак тоже пусть ждёт. – Нам выходить на Восточный тракт? – Нет, ждите меня на Бахарденской дороге... Некоторые географические названия своим частичным, а, иногда, и полным несоответствием обозначаемому ими понятию, предмету или местности способны поставить в тупик даже самого умного географа. Если бы удалось проследить историю возникновения подобных казусов, наверное, можно было бы много нового узнать о противоречивости человеческой натуры. Чего больше содержит в себе их существование: упрямства человека, нелюбви его к переменам или равнодушия? Попасть из Раттанара в Бахарден можно было по двум дорогам: по Северной Бахарденской и по Восточному тракту. Восточный тракт пролегал строго на восток, начинаясь сразу за Восточными воротами Раттанара, лишь в непосредственной близости от Бахардена сворачивая на север и подходя к Бахардену с южной стороны. Если не сильно цепляться к тому, что тракт – это всего лишь улучшенная грунтовая дорога, а весь Восточный тракт был вымощен каменными плитами до самого Бахардена, то тут с названием было, вроде бы, всё в порядке. Северная Бахарденская дорога тоже не соответствовала понятию «тракт» по своим дорожным качествам: грунтовка самого низкого пошиба, в распутицу она была малопроходимой почти на всём своём протяжении. Она шла параллельно Восточному тракту на расстоянии нескольких часов пути от него и подходила к Бахардену с севера. Может, в этом и крылся корень её названия? Но стоило ли называть дорогу так длинно, если не существовало Южной? Или Восточный тракт был некогда Южной Бахарденской дорогой? Для наступления на Бахарден Василий выбрал Восточный тракт не из-за более короткого названия или более качественного покрытия: морозной зимой любая грунтовка не хуже асфальта. Восточный тракт проходил через большее количество населённых пунктов, и король намеревался, при движении армии, защитить от Масок как можно большее количество людей. К тому же, в случае необходимости, города и городки Восточного тракта можно было превратить в опорные пункты для отражения атаки пустоголовых. Можно было и снабдиться в них тем, что в походе необходимо, а взять с собой, по неопытности, и не подумали. Северная Бахарденская дорога наверняка была разорена прокатившимся по ней табуном лысых, и никого, кроме сотни разведчиков под началом Ахваза, Василий посылать по ней не собирался. Жизнь нарушила королевские планы и, надо сказать, что он довольно легко перестроился под сложившуюся ситуацию, ещё раз показав гибкость своего ума. Умение менять, при необходимости, продуманные проекты, с наибольшей выгодой для дела – возможно, и было тем, необходимым полководцу в войне против Масок, качеством, которого не обнаружил в себе покойный Фирсофф. «Ладно, пойдём по обеим дорогам, если этого добивается наша распрекрасная госпожа Удача», – прикинул король Василий и занялся наведением порядка у Восточных ворот.
2.
Совместно с Тусоном, Вустером и сэром Эрином, король вскоре справился с досадной помехой, и войска размеренно потекли за крепостные стены, располагаясь биваком на открытой местности – подсчитывать понесенный ущерб и заново проверять амуницию. Лучшая Тусонова рота – рота Водяного – неожиданно оказалась позади всех: уже прошли через ворота и гномы, и дворцовые стражи, и остальные роты священных отрядов, а Яктук ещё даже не вывел солдат из особняка. Заминка случилась на утреннем построении, и лейтенант, не решив, как ему поступить, до сих пор держал роту в строю, не отдавая приказа к движению. Причиной растерянности Яктука стали Сула с Огастой, нахально занявшие места среди солдат, и не желавшие ни под каким видом их покинуть. А силу к женщинам применять лейтенант был неспособен. Почётные солдаты, докупив нужное количество армейского сукна, перешили подаренную Яктуком форму в строгие платья с красным крестом санитарки на спине и груди. Правда, военный их вид несколько портили дорогие беличьи шубки, но стоит ли придираться по этому поводу? Бледный от гнева Яктук только и нашёл в себе силы процедить сквозь крепко сжатые зубы: – Как прикажете это понимать? – Явились к месту службы, господин лейтенант! – лихо ответила Огаста. – Капрал Тахат! – Я! – Сэр Тахат! Не будете ли вы настолько любезны, что отправите свою жену домой? – Никуда я не пойду! И Сула не пойдёт! – Огаста шагнула из строя навстречу Яктуку. – Не имеешь права отправлять нас домой! Ишь, разорался! Перепалка между бывшей фрейлиной королевы и командиром роты продолжалась уже битый час безо всякого успеха для одной из сторон, когда Огаста, постоянно озирающаяся вокруг в поисках поддержки, заметила короля и Тусона, въезжающих в ворота особняка: – Господин командор! Ваше Величество! Король с Тусоном подъехали к месту конфликта: – Что здесь происходит? Почему шумим на весь Раттанар? Чего вы добиваетесь, милые дамы? – Справедливости, сир. Мы с Сулой внесены в списки роты... А он нас – домой! – Это верно, лейтенант? – Я внёс Огасту с Сулой в списки в благодарность за помощь раненым, сир. Мне больше нечем было их наградить. Только это, да комплект парадной формы... Но я вовсе не собирался делать из них солдат! – Война, лейтенант, война и храброе сердце сделали это за вас. Дама Сула, ваш отец знает, что вы здесь? – Да, сир, я сказала ему. Он одобрил моё решение. Да Вы сами спросите, сир: отец где-то среди провожающих. И брат знает, он тоже согласен. Каждый делает для победы, что может, сир. – А ваш отец, дама Огаста, – король назвал нарушительницу по новому, с дворянской приставкой «дама», – что он сказал? – Он сказал, сир, что мы с мужем можем поступать, как считаем нужным, лишь бы не против чести, – казалось, она не обратила внимания на вежливость короля, только щекам добавилось чуть-чуть румянца. – Отец лишь просил не рисковать зря. Он тоже среди провожающих, сир. – А вы, сэр Тахат, как относитесь вы к капризу своей жены? – У Огасты это не каприз, сир, – капрал не стал признаваться, что и сам был в полном неведении относительно намерений Огасты. Напротив, отвечая королю, он не выказал ни досады, ни гнева: – Я счастлив, сир, что такая смелая женщина согласилась быть моей женой. – Интересно, что скажет Её Величество... – пробормотал король, увидев подъезжающий возок Магды. – Вы, дама Сула, всё ещё фрейлина? – Да, сир. – Значит, сейчас и получим по первой программе, – загадочно высказался Василий, и, спешившись, поспешил к королевскому возку – помочь Магде выйти. Капа хихикнула, предвкушая развлечение, но короля дразнить не стала – ему и так было не очень весело. – Добрый день, сир. Добрый день, господа. Я рада, что успела до вашего ухода: задержалась в арсенале дворца. Сержант Клонмел, несите, что мы там привезли. Клонмел сначала помог выйти из возка Сальве, затем стал доставать привезенные королевой подарки: Её Величество, как оказалось, была в курсе происходящего. Знала и Сальва, тоже одетая в платье санитарки, но поверх платья у неё уже сверкала кольчуга, перетянутая в талии поясом с кинжалом. В общем, знали все, кроме тех, кому было знать положено, то есть, командиров, мужей и короля. Магда привезла для Огасты и Сулы две изящные, на женщину сплетенные, кольчужки, два кинжала – явно гномьей работы, и две санитарные сумки, набитые бинтами. Король, Тусон и Яктук глупо хлопали глазами, глядя, как королева одаривает своих подопечных с обниманиями и поцелуями в мокрые от слёз щёки. Последним подарок получил ротный, но уже не от королевы, а от своей жены. Сальва развернула свёрток синего бархата и явила миру знамя с гербом Лонтиров – сломанным копьём – и девизом: И БЕЗОРУЖНЫЙ НЕ СДАЮСЬ. Золотое шитьё копья и девиза, плюс золотая бахрома на синем бархате смотрелись необычайно богато, и Тусон только крякнул от избытка противоречивых чувств. Рота Водяного получила знамя, хотя священные отряды своего знамени всё ещё не имели. Мнения командира, то есть – его, командора, никто не спрашивал, как и не удосужился никто хотя бы предупредить его о готовящемся нарушении устава. Уткнувшись носом в бесцеремонный женский заговор с участием королевы, Тусон не имел ни малейшего представления, ни что ему делать, ни как себя вести. Выручил находчивый король: – Лейтенант Яктук, примите знамя для своей роты. Пусть кто-нибудь подберёт ему древко. Что касается этих отчаянных женщин, то я не вижу оснований для отказа им... в праве... на смелые поступки. Раз они в списках – пусть служат. Помощь раненым – дело, для них посильное. Но не забывайте, дама Сальва, на вас, к тому же, лежит обязанность – дать дому Лонтиров нового барона. Вы, лейтенант Яктук, берегите своих почётных солдат, как зеницу ока: случится с ними что – строго за это спрошу, – король повысил голос, чтобы всем было видно: немного власти у него, всё же, оставалось. – Со всей роты спрошу, имейте это в виду! Командуйте выступление, лейтенант, ваша рота задерживает армию...
3.
С наведением порядка в войсках провозились почти пол дня, прежде, чем король разрешил двигаться к Бахардену. На военном совете, подводя итоги неудачного старта кампании, Василий объявил об изменении плана её проведения, которое сводилось к следующему: раттанарская армия наступала на Бахарден по двум, ведущим к нему дорогам с постоянным обменом вестниками. – По Северной Бахарденской дороге пойдут ваш полк, полковник Паджеро, и ополченцы Ларнака... – тут королю пришлось давать пояснения, что ополчение в его мире – нерегулярные войска, набранные, в основном, из гражданских добровольцев: Капа таки навязала ему это словечко – не сдержался, употребил. – Если кого-нибудь из вас смущают новые слова, что я использую, называя чины и воинские соединения, которым у вас до сих пор не было аналогов, то... Привыкайте, господа: вам придётся это сделать, чтобы не усложнять мне мою задачу – выиграть войну... – Да по мне, сир, как не называй – лишь бы толк был, – подхватил Эрин. – Считайте, что мы уже привыкли. – Я так и считаю, сэр Эрин. Командовать на Бахарденской дороге будете вы, Паджеро, но я оставляю за собой право вмешиваться, когда сочту нужным. Гномы, дворцовые стражи и ваши, командор, роты, будут двигаться по Восточному тракту. Общее командование этими войсками я возлагаю на вас, сэр Эрин. С сегодняшнего дня вы – генерал раттанарской армии. Пусть ваше назначение никого не удивляет – вы видели войны моего мира, а такой опыт дорогого стоит. – Сир, неужто Вы разделите армию!? Для нас это может быть опасно... – Армия уже разделилась без моего участия, командор. Я просто возражаю против её соединения – мы не в состоянии нормально двигаться единой массой: как показало сегодняшнее утро, войск слишком много для моих с вами опыта и знаний. Давайте будем учиться постепенно. Соединим наши войска под Бахарденом, господа военные – город, наверняка, захвачен пустоголовыми. Где-то там нас и ждёт Безликий. Разведку с сэром Ахвазом я возвращаю под ваше начало, сэр Эрин. Мы же будем полагаться на защитные свойства Короны («– Спасибо, сир! Я – постараюсь!»). Королю никто больше не возражал, только после военного совета, когда Василий, Паджеро и Ларнак уехали на Северную Бахарденскую дорогу, Эрин позволил себе проворчать: – Не нравится мне всё это... Тусон расслышал и упрекнул: – Что же вы не сказали об этом королю? – Мне может не нравиться то, что делает король – я многое делал бы иначе, но таких результатов мне никогда не достичь... – Вот потому вы – и не король! – съязвил командор. – Вот потому я и не король, – согласился гном. – Вот потому никто из соргонцев – не король. Выступаем, господа, выступаем!
4.
Походная жизнь пришлась королю по вкусу: он с удовольствием возглавлял передовую заставу, объясняя это тем, что, благодаря Короне, почувствует врага раньше, чем увидит любая разведка. Так это или нет, не знал никто. Не знали ни сам Василий, ни даже всезнайка Капа. Но желанию короля Паджеро с Ларнаком не противились. А когда место рядом с королём заняли нагнавшие его дворцовые стражи, оба командира совершенно успокоились. Стражей прислала королева, поровну разделив между собой и Василием оставленные Илорином для её охраны две сотни солдат. Сержант Клонмел, приведший королю его сотню, передал и короткую записку от Её Величества: «Сир! Вы вправе распоряжаться раттанарскими войсками по своему усмотрению, и я не собираюсь указывать Вам, как решать военные вопросы. Но в вопросах политических я прошу Вас быть более благоразумным. Дворцовая стража призвана охранять особу короля, и хоть сколько-то стражей всегда должно находиться подле Вас. Это не только охрана Вашей персоны, это ещё и Ваш престиж. Илорин молод и не решается указывать Вам на подобные промахи, я же молчать не стану. Я выполнила Вашу просьбу – осталась на троне Раттанара, выполните и Вы мою – не роняйте королевского достоинства в глазах подданных. Король без свиты – уже наполовину не король, так как свита указывает на разницу между ценностью Вашей жизни и жизнями остальных раттанарцев. Чем выше будете ценить себя Вы, тем выше будут ценить Вас Ваши подданные, и с тем большей охотой будут Вам подчиняться. Извините, сир, за возможную резкость моих слов, но, поверьте, то, о чём я Вам говорю, очень важно для укрепления Вашей власти. С уважением Королева Магда.» Король, поразмыслив, согласился с доводами королевы, и на первом же привале нашкрябал ей ответ, полный благодарностей за науку. «– Истинно – королева, сир! – снова восхитилась Капа. – Учитесь, что значит быть настоящим правителем...» «– Учиться быть королём, учиться быть полководцем... А жить-то, Капа, когда?» «– Учиться – и значит «жить», сир. По крайней мере, в Вашем случае. Глядишь, мы вместе с королевой и вылепим из Вас путёвого короля – сами себя не узнаете». Василий промолчал, но все шесть дней, пока войска двигались к Бахардену, терпеливо учился быть полководцем, правда, на примере полковника Паджеро, предоставив тому полную свободу и совершать ошибки, и исправлять их. Слушая в Скироне рассказы Трента о следах, оставленных армией пустоголовых, король всё равно не мог представить себе, насколько эти следы страшны воочию. И, насмотревшись за день на объеденные людские костяки, опустевшие деревни и насмерть перепуганных уцелевших жителей городов и городков, прилепившихся к Северной Бахарденской дороге, прежде чем уснуть, Василий изрядно накачивался вином в паре с Бальсаром. Мага он потащил за собой, не в силах расстаться сразу с обоими своими корешами, а вместе с магом потащил и весь сапёрный магический штат, набранный так, на всякий случай. Маги плелись где-то позади, с обозом, а Бальсар каждый вечер присоединялся к королю, и ночевал в его шатре, принимая на себя изрядную долю королевской меланхолии вперемешку с раттанарским красным. И продолжалось это шесть дней – шесть дней военной учёбы и шесть ночей угрюмого пьянства.
5.
На седьмой день, примерно в полдень, когда до Бахардена оставалось ещё пара часов ходьбы, передовая застава короля выехала из леса на открытое пространство. «– Сир, печёнкой чувствую – дальше идти нельзя! А посмотреть, так и некуда нам идти: через поле – враг! Не нравится мне здесь, сир...» «– Мне тоже здесь не нравится, Капа. И больше всего мне не нравится, что нас встречают на открытой местности. Бахарден уже рядом, я думаю, и, если бы не тот лесок позади пустоголовых, мы увидели бы его стены. Зачем выводить войска в чистое поле, когда под рукой есть крепость?» «– А Вы – под Скироной?» «– То была военная хитрость...» «– Значит, и они хитрят». «– Так и я о том же, Капа», – король оглянулся на свою армию, что, выходя из леса, выстраивалась у него за спиной. Войск опять оказалось меньше, чем у противника, и вина за это ложилась на него, Василия. Ошибкой было намечать точку встречи с колонной Эрина у стен Бахардена, давая противнику шанс разбить королевскую армию по частям, до соединения. Кто бы ни командовал у Масок, он оказался далеко не дурак, и не преминул воспользоваться королевским подарком. Если быть честным, то подарков врагу было два, потому что нельзя было не считать подарком слабость войска, оставшегося с королём. Паджеро спешно перестраивал Раттанарский городской полк из походного порядка в боевой. Ларнак пытался проделать то же с раттанарским ополчением, в которое по дороге влились бойцы из пострадавших от лысых селений, и король грустно наблюдал, как ополченцы бестолково суетились, путая стройные на походе ряды, но всё же занимали указанное Василием место, готовые к немедленной атаке. «– Энтузиазма у них – выше крыши, сир. Но лысый табун сомнёт ополченцев в мгновение ока: толпа, она и есть толпа». «– У Скиронских ворот не смял же!» «– Там были гномы, сир. И там нельзя было бежать – вокруг дома с семьями. А здесь простор – беги, не хочу». Королю самому было тревожно. Припомнились городские стражи Скироны, и их неудержимое бегство под натиском лысых... Но под Скироной было, кому сражаться: отчаянно дрались добровольцы Бушира, и гномы Эрина не уступали им в стойкости. И всё равно, от тех, кого Готам выгнал из казарм городской стражи на поле боя, уцелел, разве что, каждый десятый. Если побегут эти, не спасётся, пожалуй, никто. Здесь не было подготовленных заранее позиций, не было никаких природных препятствий, за которые можно было бы уцепиться в надежде, что подоспеет на помощь Эрин, не было, из чего слепить хоть что-нибудь, отдалённо напоминающее укрепления – разве, что сани отставшего обоза. Да и времени на строительство не было вовсе. Вон она, вражеская армия – только поле перейти, начнёшь возиться с постройкой – тут же нападёт. Самое скверное, что у короля совершенно не было конницы. Три сотни всадников Ларнака, да сотня стражей. никак не могли спасти положение: у Масок было не менее пяти тысяч конных, плюс табун лысых, которые могли бежать со скоростью всадника – ещё десять тысяч. А вражеская пехота, числом примерно равная лысым, пойдёт следом за ними и добьёт оставшихся... Хотя после лысых вряд ли кто останется. У короля похолодело внутри от страха: да, нарвался, самоуверенный лопух, допрыгался... Решил о себе, что равных в Соргоне нет, и тут же получил по сусалам... Военный гений Соргона... С восемью тысячами пехоты на ровном, как стол, поле, а противника – втрое больше... И даже ненависть, накопленная солдатами за шесть дней пути по следам пустоголовых, не компенсирует численного неравенства. «– И где же это Вы видите ровное поле, сир? – принялась утешать короля Капа. – Я не военная, но даже мне сразу видно, что их сторона ниже нашей. Наступать нам с горки, сир – удобно для разбега. Только бы ноги не переломать на вашем ровном столе. Если это стол, тогда что же за лунки насверлены в снегу? Будто одиночные стрелковые ячейки, и только с нашей стороны. Какой-нибудь нам от Масок сюрприз? Обож-ж-жаю сюрпризы, сир!» Король сюрпризов не любил. Тем более, сюрпризов, устроенных врагом. Лунки, о которых говорила Капа, начинались шагах в тридцати перед фронтом королевской армии. Располагались они неровно, без видимой какой-то системы, но все вместе рисовали на снегу изломанную линию, которую неминуемо придётся пересекать солдатам короля, если они пойдут в атаку. Или когда пойдут в атаку. Была в этом некоторая странность: тройное превосходство, а нападения ждут от него. Верно Капа заметила: даже наклон для него удобный подобрали – только атакуй. Почему? Судя по всему, пустоголовые присмотрели это поле для боя заранее. Присмотрели, подготовили и – ждали. Ждали – кого? Армия короля двигалась двумя колоннами от самого Раттанара по двум, отстоящим друг от друга на несколько часов пути, дорогам. Что колонны ещё не соединились, враг не мог не знать. Значит, ждали только его, короля. Василий в задумчивости как-то машинально тронул каблуками бока Грома, одновременно потянув левый повод. Конь шагнул вперёд и влево, описав небольшой полукруг, и вопросительно скосил глаз на короля: «Что это ты задумал, хозяин?» Король не заметил удивления коня и, продолжая размышлять, повторил те же движения. Послушный Гром прошёл круг до конца, охотно поддержав предложенную игру. Следующий круг он прошёл, сместившись влево вдоль строя Раттанарского полка, солдаты которого были удивлены не меньше Грома. А конь продолжал кружить, перемещаясь на левый фланг, и в движениях его стал заметен определённый ритм. Раз-два-три, раз-два–три, раз-два-три, раз-два-три... – вышагивал конь, подчиняясь командам ног и рук короля. – Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... Всё ближе край левого фланга, где в удивлении замер Паджеро, закончивший выравнивать строй своего полка. ...Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... Дойдя до края левого фланга, конь замер рядом с полковником, постоял какое-то мгновение в ожидании, заговорит король или нет, и закружился в другую сторону, перемещаясь к центру строя и дальше, на правый фланг. ...Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... Зажглась, засверкала хрусталём и драгоценными камнями Хрустальная Корона на голове Василия. ...Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... Две армии, больше тридцати тысяч бойцов, стояли в ожидании битвы, а король кружился вдоль фронта своего войска в ритме Королевского вальса: ...Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... Кружился и думал, думал, думал. «– Капа, ты помнишь наши черниговские опыты по останову и увеличению картинок из воспоминаний Фирсоффа?» «– Ещё бы, сир! А что это Вас сейчас на воспоминания Фирсоффа потянуло? Не ко времени, вроде...» «– Мне нужна увеличенная картинка той стороны поля. Должны же эти лунки что-то означать?» «– Задание ясно, сир, исполняю. А может, я Вам лучше Ваших фотокарточков нашлёпаю, три на четыре, для удостоверения короля? Или побольшего размера, для местного пачпорта?» «– Капа!» «–Не хочете, так бы и сказали. А чего кричать, спрашивается? У меня давно всё готово, сир». И возникла в голове Василия увеличенная картинка той стороны поля: всё, как заказывал, даже лица были хорошо различимы. Центр вражеского армии занимал лысый табун, совершенно не страшный в своей неподвижности, вроде строя оловянных солдатиков, только весьма неприятного вида. На флангах лысых испуганно жалась пехота, явно подневольная, но всё же опасная: со страху принуждаемый человек много пакостей сделать может. Фланги армии прикрывали конники, в рядах которых соседствовали и баронские дружинники, и случайный, где попало собранный сброд – тоже, видать, страхом набранные. Только от этого не легче – подневольные будут убивать не хуже доброхотов. А где же безликий друг мятежных баронов? Вот и он, красуется металлическим шаром под капюшоном плаща, сразу за лысой своей бандой. А за ним, ближе к лесу, что за ерундовины торчат? Кружится король и рассматривает картинку, а в сторону врага, внешне, даже оком не ведёт. «–Узнаёшь, Капа?» «– Ясный перец, сир! Узнаю, то есть. Катапульты это, между ними – горками, и ядра приготовлены. Значит, и лунки эти в снегу – пристреливали нашу сторону, чтобы без промаха бить. Только ядра в снег ушли, вот их и не видно». «– Как думаешь, зачем такие сложности?» «– Вас боятся». «– С чего бы это? Я ведь – добрый». «– Им могли не сказать об этом. Забыли, или ещё как. А вдруг они добрых не любят?» «– Выжженную яму у дворца помнишь?» «– Вы думаете, это – оно? То самое?» «– Думаю». Танец короля кончился. Василий развернулся спиной к врагу: – Бальсара ко мне, быстро! Маг для скорости явился верхом: – Слушаю, сир! – Бальсар, у вас хорошее зрение? – Не жалуюсь, сир. – Там, позади лысых, не знаю, видно ли вам, установлены катапульты. Лунки от пристрелочных ядер – перед нами. Только кажется мне, что по нам будут стрелять не каменными ядрами, а той же дрянью, что спрятал Кассерин. Вы можете на расстоянии разбить сосуд? Бальсар, молодчага, сразу ухватил суть: – Безликий где? – Рядом с катапультами. – Попробую, сир. На зов Бальсара явился Аксуман «со товарищи», и стали маги дружно священнодействовать по Бальсаровым командам. Король же с интересом наблюдал за таинством, как и вся его армия, как, наверное, и армия врага – те, у кого мозги ещё были свои. Но кроме Бальсара и короля никто не знал ни цели магической беготни, ни задачи, порученной королём магу-зодчему. Маги, один за другим, легко погружали в землю свои посохи, словно вдавливали их в масло, а не в мерзлоту, которую и ломом не возьмёшь. Вокруг посохов полным составом суетилась магическая команда Бальсара, включая и нового его ученика – Бобо, сына трактирщика Дахрана. Редкий умелец по скисанию молока был допущен к посоху самого Бальсара, который тот воткнул посередине длинного ряда посохов. Оглядев своё колдовское воинство, главный маг раттанарской армии поплевал на ладони, для пущей надёжности, и, ухватившись за набалдашник обеими руками – поверх рук Баллина, подал команду: – Приготовились! – и немного погодя: – Начали! Кто ожидал после этих слов чего-то сверхъестественного, необычного, был наверняка разочарован. Просто засветились голубым светом набалдашники посохов, и протянулись между ними тоненькие ниточки голубого цвета. Сначала – паутинками, потом – потолще, и с увеличением толщины этих связей менялся и их цвет, с еле заметного голубого – на ослепительный синий. Из Бальсарова посоха полезла молния, коленчатая и яркая, как небесная – в грозу, только медленная и синяя. Молния нырнула в ближайшую к ней лунку, из неё – в следующую. И дальше, дальше, ветвясь и расползаясь в обе стороны по ряду лунок. «– Что это он делает, сир?» «– Ядра проверяет – нет ли в них начинки. Так я думаю. Солдат бы отвести подальше, да нельзя – догадается Безликий и смоется. Потом ищи по всему Раттанару». «– А так – не догадается?» «– Кто знает, Капа. Подождём». Молния продолжала ощупывать лунки – ни в одной не полыхнуло, не вспыхнуло. Вот они и закончились, лунки. Молния замерла, словно раздумывая, что делать дальше, продолжая набирать толщины и света, и вдруг... Вдруг метнулась на ту сторону поля мгновенным броском, скакнула через табун лысых, ветвясь, уткнулась в пирамиды катапультных ядер, и... И белое зарево накрыло почти всю вражескую армию. Безликая фигура в плаще с капюшоном беззвучно лопнула, едва лизнуло её белое пламя, и неуправляемые лысые кинулись друг на друга, пожираемые жарким огнём. Рванули наутёк всадники, дальше всех находящиеся от центра пожара, но конский бег оказался медленнее жадного пламени, и даже им не всем удалось уйти. Пехотинцы, спасаясь, что было сил, побежали к армии короля, но никто не смог пробежать и трети бесконечной для них дороги к жизни. Обугленные, они валились в снег, окутанные то ли дымом, то ли паром. Страшным был конец армии пустоголовых. Когда жарким горелым воздухом пахнуло на его солдат, король заорал во весь голос: – Паджеро! Ларнак! Быстро уводите бойцов! Назад, к месту ночлега! Бегом! Бегом! Маги тащили из земли посохи трясущимися руками, с ужасом глядя на Бальсара, а тот стоял бледный и гордый: сделал, выиграл для короля битву, и при этом не погиб ни один королевский солдат. – Это вам за Аквиннар, сволочи! – процедил он сквозь зубы, вытягивая свой посох. – Какие будут приказания, сир? Король не ответил, но повёл себя странно, совсем не по-королевски: соскочил с коня и бросился на Бальсара с обниманиями и поцелуями в обе щеки. Раттанарский полк и ополченцы Ларнака уходили прочь от Бахардена, оставив за спиной огненный шквал на месте вражеской армии. Как сказала королю Капа: «– Это было круто, сир!» |
Администрация // Объявления