Бритни очень любила рисовать любовь. У нее даже была заведена специальная папка – «Любовь всякая».

- А почему бы тебе не нарисовать нашу любовь? – спросила Ульрика, протирая пыль на полках.

- Хм, - ответила Бритни и задумчиво посмотрела на белый лист.

Затем она взяла широкую кисть и неаккуратно поболтала ее в баночке с красной гуашью. На палитре появилось маленькое озеро. Но художница осталась недовольна. То же самое она сделала с синей гуашью, упоенно повозила кистью по многострадальной палитре, смешивая два озера, а затем поднесла кисть к губам. По тоненькой деревянной кисточке потекла розовая капля.

- Похоже?

- Очень, - Ульрика посмотрела, но не прекратила приборку.

Бритни изо всех сил стряхнула кисточку. На белом листе бумаги появилась большая розовая клякса - вроде солнышка. Затем девушка набрала на кисточку лиловой гуаши и провела рядом несколько полукруглых линий – вроде чертополоха.

- А это ты.

- Я? – Ульрика положила тряпку и подошла поближе. – Ты забыла про скрипку, трубку и день полосатых носков.

Бритни счастливо засмеялась и тщательно прополоскала кисточку в колбе с водой. После чего еле заметно коснулась влажно блестевшей акварели и добавила несколько легких цветных мазков к лиловому – вроде лепестков.

- Так похоже?

- Не совсем. Ты еще про моих родителей не вспомнила, - Ульрика задумчиво смотрела на планшет.

- Но они считают, что я тебя недостойна, - Бритни закусила нижнюю гбу и потянулась к светло-зеленой краске.

- Но они мои родители.

Кисточка дернулась в сторону и ткнулась в темно-зеленую краску - вроде стебля розы.

- Но ты все еще, что они тебя примут?

- Но ты все еще любишь меня.

Кисточка коснулась светло-зеленой краски – вроде нежных листиков.

- Чего-то не хватает…, - протянула Ульрика. – Может места?

- Конечно, места! Любовь всегда связана с местом, - Бритни выбежала из комнаты и вернулась с двумя зубными щетками.

Одну как следует повозила в синей краске, а другой лищь коснулась голубой. Колба с водой и голубые брызги по всему листу – вроде неба.

- Да, именно так.

- Повесим ее в нашей спальне, Бритни?

- Хорошая мысль. Жаль, что нам не подобрать рамочку.

- Любовь не терпит рамок, - Ульрика снова взяла в руки тряпку и продолжила прибираться.

Как-то раз Ульрика вернулась из магазина и увидела, что Бритни сидит в ее любимых лилово-розовый носках, закинув ноги на подоконник, и увлеченно пускает мыльные пузыри. В руках у девушки не было ни помады, ни кисточки, ни венчика для взбивания.

- Бритни, ты ли это? – удивилась Ульрика.

- Я. Первый снег. Ты знаешь, было бы здорово придумать героя, который был бы лентяем.

- Здесь только ты и я и среди нас двоих нет ни одного писателя. С чего это ты стала выдумывать героев?

- Я сказала: было бы здорово. Я его еще не придумала. И все-таки, чем можно оправдать лень?

- А зачем ее оправдывать?

- Героев все всегда оправдывают.

- Ну… Может быть лентяю просто интереснее узнавать мир из книг?

- Может быть…

Ульрика набила трубку, чиркнула спичкой, но тут же загасила ее: мыльные пузыри в табачном дыме все равно, что Бритни в полосатых носках. И снова чиркнула спичкой.

- Бритни, ты ли это?

- Я. Нет лучшего оправдания лени, чем наблюдение. Я наблюдаю. Я. Наблюдаю.

- За снегом?

- Что его наблюдать – сначала снег, потом дождь, затем солнце и снова снег. Этот круговорот длится уже столько, что всем давно надоел. Я бы с удовольствием понаблюдала за человеком. За человеком, у которого весна. Причем весна во всех смыслах*. Или лето. Но точно не осень и точно не зима.

- Почему?

- Осень сейчас у меня, а зима у тебя, - Бритни прикрыла глаза и выдула самый большой мыльный пузырь из всех, что когда-либо видела Ульрика.

- Бритни, ты ли это? Хватит лениться! В весне ты мне нравилась больше.

- Я. Пожалуй, ты права, - девушка встала с кресла, стянула носки и убежала на кухню готовить.

Ульрика подобрала носочки, задумчиво опустилась в кресло.

- Чего-то не хватает. Ах да. Скрипка, – прежде чем смычок коснулся струн, она крикнула:

- Ты забыла пузыри! – и подумала: «Мыльные пузыри и забывчивость – первые признаки весны у человека».

Рано утром Ульрика разбудила Бритни и сказала:

- Самое время играть в крестики-нолики! Ты купила пачку белой бумаги?

- Нет! – сонно зевнула Бритни и внезапно переполошилась: - Не хочешь же ты играть на обоях?

- Нет, мы слишком недавно здесь живем. Но мы можем выйти на улицу и поиграть на снегу.

Бритни натянула растянутый свитер, сверху накинула старенькую дубленку и покосилась на меховые наушники, но потом отвернулась: решила не надевать. Ульрика безапелляционно нахлобучила на девушку шапку и недовольно звякнула ключами: на улице холодно.

- Ты знаешь, а ведь здесь, в России, мы можем найти кое-что получше для игры в крестики-нолики. И даже стоклеточные..., - задумчиво протянула Ульрика, глядя на противоположный дом.

- Даже стоклеточные? – мечтательно протянула Бритни, глядя на противоположный дом.

Стенка дома была выложена большими бетонными плитами, поверхность которых безымянный строитель расчертил на тысячи одинаковых квадратиков. Ульрика достала из кармана уголек, Бритни выудила помаду.

Крестик-нолик-крестик-нолик.

- И даже стоклеточный…, – довольно протянула Бритни.

- И даже… многоклеточный…, - подтверждающее протянула Ульрика.

- Шо за клеточные?! – возмущенно рявкнула дворничиха и замахнулась на девушек метлой.

Ульрика подхватила подругу и потащила ее в сторону подъезда. У дома Бритни плюхнулась в сугроб и широко раскрытми глазами посмотрела на мятное как леденцы от кашля небо.

- Ты знаешь, а мы поступили очень по-русски! – сказала она через пять минут.

- По-русски? – Ульрика причмокнула губами и тоже посмотрела на небо.

- Ну да. Мы поменяли свое место жительства и приспосабливаемся к чужим законам.

Спустя несколько часов, когда девушки снова лежали под одеялом, соприкасаясь лишь коленями и лбами, Ульрика снова задумчиво причмокнула:

- По-русски? Нет, по-русски – это приспосабливаться к своему месту жительства и менять свои законы.

- До скольки ты досчитала? – Бритни нахмурилась.

- Не помню.

- Но мы ведь договорились – считать про себя до трехсот, кто первый досчитает, тот идет варить кофе. Теперь я тоже сбилась.

- Тогда давай до ста и чай?

- Давай.

Когда Ульрика ждала свой чай, она не могла отделаться от мысли. Вернее даже, от половинки мысли, ее обрывка:

- По-русски?..

Любимым занятием Бритни была готовка. Но каждый раз результат отличался от задуманного и она никак не могла понять почему. На Рождество девушка решила испечь печенье.

- Главное – строго следовать рецепту, - твердила она себе под нос, насыпая муку в миску.

Мимо нее прошла Ульрика и налила себе стакан молока. Бритни заглянула в поваренную книгу и тоже потянулась к пачке.

- Черт, не хватает!

- Долей воды, - пожала плечами скрипачка.

- Не пойдет, здесь нужно именно молоко. А ладно! Может хватит…

Пухлые пальчики ловко замесили тесто. Когда настал черед масла, девушка долго не могла его найти. Половину стола занимали папки с рисунками и нотные тетради, коробочки с канифолью и тюбики с краской, кисточки и смычок.

- Ульрика, где масло?

- Я поставила его на холодильник, оно мне мешало. Принести?

- Будь добра.

Ульрика протянула масленку, но сделала это как-то так неудачно, что та выскользнула из рук художницы, и масло шлепнулось на пол.

- Какая я неловкая, - пробормотала Бритни. – Масло испорчено. Как быть?

- Возьми растительное, - Ульрика выскоблила сахар из сахарницы и аккуратно помешала свой чай.

Бритни раскатала тесто на свободном уголке стола и уже потянулась к сахарнице, как заметила, что сахара там уже нет.

- Забыла купить…. Заменим изюмом!

- У меня на него аллергия, - возразила Ульрика, доставая из холодильника помидоры.

- Курагой?

- Ты ее не ешь! – к помидорам добавилась колбаса.

- Чернослив? – безнадежно спросила Бритни.

- Я его не люблю, - большой кусок сыра примостился к колбасе.

- Тогда что?

- Это. Будет пицца. Благо, тесто не сладкое.

- Ну вот, - Бритни резала помидоры и ворчала. – Хотела же печенье испечь. И даже не заметила, как получилась пицца.

- И не говори, - поддакнула Ульрика и закурила трубку. – Влюбленные много чего не замечают.

Иногда девушки тосковали по Родине. В такие дни они выносили кресла на балкон и предавались своим любимым занятиям. Бритни смотрела в бинокль на соседние близкие дома. Один тапочек непременно падал с ее ноги на пол. Ульрика натирала смычок сухим мылом и беззвучно играла на скрипке.

Вот и сейчас Бритни, не отрываясь, смотрела в бинокль на соседний дом. Там какая-то пожилая миссис прямо с пятого этажа вытряхивала крошечный коврик.

- Половичок! – Ульрика выдохнула кольцо дыма.

- Что? – не поняла Бритни.

- Крошечный коврик – это половичок по-русски. You know, эта Родина – не совсем Родина. Точнее, совсем не Родина. С каплей фальши. Чего-то не хватает.

- Может быть кофе?

- Нет, не то! – скрипачка раздраженно махнула смычком.

- Зелени?

- Только не вздумай тащить сюда фикус в кадке!

- Так чего же?

- Когда в Германии я играю на балконе, под ним всегда кто-то стоит и слушает. А потом аплодирует.

- Хочешь, я буду слушать и аплодировать?

- Хочу!

Бритни быстро оделась и спустилась с пятого этажа. Посмотрела наверх и захлопала, выражая восторг. Безмолвно и в воображении.

- А почему без звука? – удивленно спросила Ульрика.

- Безмолвной скрипачке – безмолвный слушатель, - ответила Бритни.

- А, ну тогда понятно, - девушка подняла скрипку и заиграла.

Конечно, это было великолепно, только безмолвно и в воображении.

Как только смычок оторвался от струн, Бритни снова стала выражать восторг тем же образом.

- И здесь не дают поиграть в свое удовольствие. Совсем как на Родине! – проворчала Ульрика.

Безмолвно, конечно. И в воображении.

День, которого Бритни боялась больше всего, каждый раз приходил внезапно. День полосатых носков. Ульрика просыпалась, натягивала по всей комнате веревочки и развешивала свою коллекцию: все сто пар полосатых носков. Эти самые носки казались Бритни единственным непонятным увлечением Ульрики. Все остальное – и трубка, и скрипка, и даже сама Бритни – было вполне понятно. Но полосатые носки и немка из Берилна – это что-то несовместимое.* В такие дни Бритни хотелось спрятаться в шкафу, лишь бы не видеть, как ее любимая немка ходит по комнате, покуривая трубку. Еще страшнее становилось, когда Ульрика в такой день играла Паганини. Паганини и полосатые носки – это что-то еще более запредельное, чем немка из Берлина и полосатые носки. Но однажды Бритни набралась смелости и подошла к Ульрик.

- Их девяносто девять, - пожаловалась та.

- Что?

- Их девяносто девять. Один потерялся. Теперь жизнь представлена не во всех оттенках.

- Что?

- Смотри сама. Жизнь бывает черной, белой, голубой по ориентации, розовой от очков, алкогольно-зеленой, скучно-серой… Всякой! – Ульрика вздохнула.

- Так носки для тебя всего лишь источник философии? – Бритни от удивления даже забыла про шкаф.

- Философию можно найти в чем угодно. Но, если ее часто искать, велика вероятность потерять смысл жизни. А его в чем угодно не найдешь.

Бритни задумалась, почесала за ухом, после чего спросила:

- Хочешь, я помогу тебе найти его?

- Смысл жизни?

- Нет, пропавший носок.

- Кажется, скоро дождь…

- Пойдем домой?

- Пойдем!