Заамин. Часть 3. Крепость.

Лицо Бори выражало такую гамму чувств, что я невольно засмотрелся. Такие лица бывают у художников, когда они закончат картину или скульптуру, отойдут на шаг и рассматривают свое произведение. Я тоже испытывал сходные чувства, и к ним примешивалось удивление, видимо где-то в глубине души я не верил, что мы найдем Крепость и сможем в неё попасть.

Чинара давала тень почти на всю площадку. От колодца, откуда мы вылезли, и который оказался входными воротами на территорию Крепости, вела тропинка к настоящим крепостным воротам, вернее к проему, где они когда-то были. Тропа разветвлялась, тонкая тропинка вела к чинаре, радом с которой был бочажок с водой вполне благоустроенные остатки того, что когда-то было чайханой. Вода в этот маленький хаус бежала по каменистому руслу, явно искусственно созданному. Узкий ручеёк, сантиметров 15 шириной и 30 глубиной, в который вода попадала из трещины в скале, не переполнял водоем, несмотря на то, что водоемом заканчивался. Видимо, это было отрегулировано, вода где-то просачивалась. Мы подошли к хаусу – при зеркале поверхности не более 2-х метров он был очень глубоким и чистым, хрустальная вода позволяла рассмотреть дно не менее 3-х метровой глубины. Дно устилали камни, зеленеющие сине-зелеными водорослями, коряги из упавших веток чинары и прелой листвой.

Мы присели на скамейку из ствола какого-то дерева, заботливо отесанного и закрепленного на каменных стойках так, что спиной можно было привалиться к чинаре. Сколько столетий здесь отдыхали усталые путники? Куда шли, пополнив запасы воды и провизии?

Только сейчас я понял, как устал, каким тяжелым был маршрут и как хочу спать. Глянул на Борю – он привалился спиной к чинаре, вытянул ноги и полулежал с закрытыми глазами, возможно, уже спал. Слева от нас, метрах в 10-ти, высилась Крепость. Перед нами довольно ровная площадка, метров 20-ть, упирающаяся в отвесную скалу. За чинарой площадка перед Крепостью сужалась и образовывала карниз метров 5 шириной, который тянулся вдоль крепостной стены и скрывался за поворотом склона. Почти в центре площадки колодец, из которого мы вылезли. Вверху, высоко, нависающий над Крепостью карниз, а за ним бездонное ярко голубое небо с парящими ещё выше снежными грифами. Нечего и думать было спуститься сюда с карниза, разве что с парашютом прыгнуть. Чинара была огромной, но высотой не доходила и до половины Крепости. А крепость не доходила и до половины видимой части утеса, над которым нависал карниз. Справа, примерно столько же, сколько до Крепости, ровно уложенный бордюр из плоских камней, край площадки, за которым обрыв и ровная отвесная стена, у которой мы с Борей сидели ещё два часа назад, гадая, как попасть в Крепость. Где-то в кроне щебетали птицы, деловито спешили по своим нуждам муравьи, стрекотали кузнечики. Ожидаемый на такой высоте сильный ветер обходил это райское место, видимо роза ветров была очень продумана при постройке Крепости. Кроме чинары, которую из-за её величины было видно с противоположного склона, вдоль крепостной стены росли фисташки, несколько миндалин и большой грецкий орех. Стены были увиты хмелем, виноградом и вездесущим вьюнком, который цвел пронзительными бело-фиолетовыми цветами, довольно крупными здесь. Царило такое умиротворение, если Крепость и защищали злые духи, сегодня у них был точно выходной.

Боря не спал, он так же как я наслаждался этим райским местом и растекающемуся по усталому телу блаженству. Время остановило свой бег, и я не могу сказать, сколько мы так просидели. Жара спала, солнце умерило свой пыл, потянулись тени. Хаус оказался обитаемым, у берега, где мы сидели, сновали какие-то маленькие рыбки. Пригляделся - живородящая гамбузия, индийская рыбка. Как она выживает здесь зимой?

Ствол чинары был узловат и коряжист, вековые трещины и складки коры кое-где были истоптаны и напоминали ступеньки. Торчащие над ступеньками обломанные сучья носили следы рук, некоторые были отполированы как перила, но все это было давно. Тем не менее, ленточки, привязанные к ветвям – а другой причины лезть на дерево я не видел, хоть выцвели и обтрепались, продолжали нести Всевышнему молитвы тех, кто их привязал в этом священном месте.

Сидеть так под этой чинарой можно было вечно, никакого желания шевелиться не было, однако надо было позаботиться о ночлеге. Мы полили друг другу из кофейника, умылись и ополоснули в ледяной воде гудящие ноги – ледяная вода из горных ручьев лучшее средство от усталости и радикулита. Подыскали недалеко от края площадки место под очаг. На плоском камне примерно с метр диаметром, обложенном камнями, явно когда-то горел огонь и возможно, пекли хлеб. Это памирский способ, распространенный по всей Средней Азии – «безтандырный» способ печь лепешки. Равнинные таджики им пользуются для приготовления свадебных лепешек. Нужны большие плоские камни, от полуметра и больше в диаметре. Над ними разжигают костер, и когда камни раскалятся, сгребают угли и пекут лепешку размером с камень, потом процесс повторяется столько раз, сколько надо испечь лепешек. Одной такой лепешки хватит на несколько человек, и они необычайно вкусны.

Очаг создавали люди знающие. Он был максимально удален от крепости и дерева, но со стороны обрыва защищен от ветра высокой каменной кладкой ограждающего дувала. Получился вполне уютный закуток, если не принимать в расчет, что в двух шагах пропасть. Зайти в Крепость мы даже не подумали и это не обсуждали, как-то молча согласились друг с другом, что сегодня в Крепость не пойдем. И чувство безопасности, которое мы оба испытали, попав на площадку, давало покой и беспечность, которых мы не знали с тех пор, как вошли в проклятый кишлак. Если завалить чем нибудь колодец, через который мы пришли, сюда ни кто не попадет, но и этого мы делать не собирались, так хорошо и спокойно мы себя чувствовали. Да и что может угрожать человеку в святом, намоленном веками месте?

Мы собрали под деревьями хворост, его было немного, но на несколько дней нам бы хватило, если бы решили здесь пожить. Поддавшись смутному порыву, я вскарабкался на чинару и привязал к одной из нижних ветвей две ленточки оторванных от нового носового платка, прочтя при этом «Отче наш», ибо других молитв не знал. За себя и Борю, который это одобрил.

Сварили подобие шурпы из жареного мяса и налопались, как удавы, запив крепким сладким чаем. Ночевать решили под открытым небом, у прогоревшего костра, между костром и каменным дувалом. Со стороны дувала пропасть, а со стороны Крепости мы все-таки обложили сектор хворостом, не наступить на разбросанные нами ветки было нереально, а треск сухой ветки в горах как выстрел. Винчестер, который таскал Боря, тоже успокаивал, правда, мы невнимательно взяли патроны, и только здесь я заметил, что у нас бекасиная дробь, только на кеклика охотиться. Пришлось надрезать пару патронов по диаметру на глубину заряда. Такой патрон не выстреливает дробь, гильза отрывается в месте надреза и с подрезанной частью летит в цель, не рассыпаясь. Не пуля конечно, но все-таки, метров 50 как пуля работает. До темноты было ещё далеко, когда мы с Борей, сытые и довольные, уснули младенческим сном. Если и были у нас в эту ночь непрошенные гости, мы об этом не знаем – спали, как убитые и ни кто нас не беспокоил.

Проснулся я на рассвете, отдохнувшим, чудесно выспавшимся и вполне счастливым человеком. Боря встал раньше, уже умылся и разжигал костер.

- Там, у Крепости, улары. Крупные такие, миндаль или фисташку прошлогоднюю клюют. Может, поохотимся?

- Ладно тебе, есть же еда. Да и дробь мелкая, улар не кеклик, на него тройку надо.

- Почти в упор, возьмет. Дай попробую?

- Возьмешь улара, надо будет разделывать, готовить, время потеряем, а я хочу Крепость осмотреть…

- Я его махом разделаю, положим в воду, вечером приготовим.

- Как хочешь, по мне так ни к чему.

Но Борю уже обуял охотничий азарт, взял винчестер и залег у чинары. Спустя несколько минут громыхнули два выстрела, один за другим, и Боря бросился к Крепостной стене. От стены свечкой взмыл улар и скрылся в ущелье, второго окровавленного принес Боря.

- Ты уверен, что мы не нарушили ни каких понятий, убив птицу в этом святом месте? – дошло вдруг до меня.

- Мы сейчас худои сделаем.

Худои это такое ритуальное жертвоприношение, которые мусульмане совершают по особо значимым случаям, - режут верблюда, быка или барана, или, если барана нет, курицу. С молитвой и прочими восхвалениями Всевышнему. Оставил Борю разделывать улара и совершать худои, пошел умываться. Улар крупная горная куропатка, если кеклик это такой горный рябчик, то улар это сравнимо с глухарем. Тот, которого подстрелил Боря, был как фазан. Фазаны здесь водились, но встречались редко.

Боря окропил кровью улара потухшие угли костра, положил внутренности и перья, зажег несколько щепок и помолился, я так же присоединился к нему. Попросили прощения за грехи вольные и невольные, и закончив молитву словами: «Благословен Господь наш, властелин Вселенной!», по аналогу мусульманского «Бисмилло рахмони рахим!», стали собираться в Крепость. Боря ощипывал улара, а я пошел посмотреть с высоты на кишлак и ущелье. Обзор за дувалом, ограждающим площадку, открывался изумительный. Солнце уже высоко, но утренняя прохлада ласкает лицо и руки. Карасай как на ладони, а проклятый кишлак прямо под нами, как нарисованный. Видимо склон, по которому мы поднялись, имел небольшой отрицательный наклон, скала, на которой стояла крепость – точно, мы нависали над рекой. Было впечатление, если прыгнуть, то прямо в реку нырнешь. Внимательно осмотрел кишлак в бинокль – ни кого, ни каких признаков жизни. Маршрут, по которому мы шли, просматривался почти на всем протяжении, погони не было. Но если бы в Крепости кто-то был, они знали бы о нас задолго до нашего прихода. Сквозь легкую утреннюю дымку за плато ущелья Чортаньга угадывалась усадьба заповедника и, совсем хорошо, виднелся холм с неизвестным захоронением в устье Аксуотсая. Он был примерно на одном уровне с крепостью.

Боря нарезал мясо крупными кусками и сложил в котелок битком, еле вместил. Залили водой, посолили, поставили в тень, накрыв крапивными листьями. Ночлег убирать не стали, одеяло и курпачу расстелили на солнцепеке, пусть солнце прогреет. Взяли фонарик, спички, свечи, винчестер, ножи всегда с собой. Набрали во фляги воды. Подумав, взял йод и бинт. Сильно жалел, что нет фотоаппарата. Боря завернул в дастархан пару лепешек и мясо. Вернуться до вечера мы не рассчитывали.

Решили сначала обойти крепость вдоль стены. Шли на некотором расстоянии, осматривая щели, трещины, проемы. Функции проёмов было понятными, но некоторые были очень странными, неизвестного назначения. Структура стены, сложенной из плоского сколотого камня осыпи, позволяла при необходимости подняться прямо по стене – ветер и вода, унося из щелей саман, превратили её в сплошные ступеньки. Когда прошли площадку и начался карниз, идти стало страшновато – с правой стороны выщербленная стена крепости, далеко сверху нависшая скала, слева – пропасть. Здесь ограждающий перед пропастью дувал был совсем невысоким бордюром, около полуметра, время от времени зияющий провалами. Стоять на краю такого провала было жутко – высота скалы, с подножия которой мы поднялись в крепость, была около 10-ти метров, но глубина ущелья, где бежала река, кружила голову. В зарослях шиповника у крепостной стены я заметил какие-то кости, присыпанные щебнем. Раскопав ножами несколько ребер и других костей, мы наткнулись на череп… Верблюда! Каким образом попал сюда этот корабль пустыни?! Разве что в виде мяса, которое съели, а кости выбросили.… Зачем было сюда голову тащить?

За поворотом карниз заканчивался небольшой смотровой площадкой с высокой каменной кладкой в центре, внутри которой углубление, видимо бывший сигнальный или ритуальный очаг, в нем ещё сохранилась сажа. Крепостная стена наглухо примыкала к скале, дальше – пропасть, причем в этом месте отвесная скала уходила далеко вниз, с этой стороны склона мы никогда бы не поднялись. В стене была ниша от двери, но заваленная наглухо осыпавшимися внутри крепости камнями, такими же, из которых была сложена стена. Выше темнели провалами узкие щели-бойницы, но в них не пролезть, и мы пошли обратно. Исследование крепости решили начать с главных ворот.

Несмотря на отсутствие самих створок ворот – от них остались массивные кованые петли с остатками косяка из темного дерева когда-то несущей части створок, так же окованных изъеденными ржавчиной металлическими полосами с крупными коваными клепками, - вход выглядел очень торжественно. Он не отличался ничем особенным от входа в любую мечеть, сводчатая дуга из того же плоского базальта, потом ещё, потом ещё, потом проем. Тянуло пылью и влагой, но без характерного запаха пещеры, пещера пахнет по особому, причем каждая по своему, но есть и характерный запах пещеры, присущий всем, в которых мне довелось побывать, я назвал его запахом мумиё. Из Крепости пахло по-другому, чем-то знакомым, волнующим, но не определимым. Для себя я назвал этот запах запахом древности. Тления, но без плесени. Расстояние от крепостной стены до скалы, к которой прилепилась Крепость, как ласточкино гнездо, было небольшим, метров 10 в самом широком месте, и обойти такое небольшое помещение не должно занять много времени. Но нас ждал сюрприз, мы прошли это расстояние под сумрачными сводами, не сворачивая в боковые ответвления узких коридоров, которые вели скорее всего в башни-минареты, и оказались в просторном помещении. Тусклый свет из проема ворот не освещал стен и потолка и я зажег фонарик – луч уперся в потолок метрах в 5-ти над нами, прямо по ходу высветился круглый зал, не менее 20-ти квадратных метров, а дальше – широкий, метра 3 коридор, сворачивающий где-то на пределе луча. Осмотревшись, обнаружили в стенах ниши, некоторые из которых глухие, в них стояли глиняные амфоры и другая посуда, а некоторые двери в другие помещения. Пещера!!! Крепость внутри была намного больше, чем снаружи! Мы не ожидали такого и немного растерялись. К обследованию пещеры мы не были готовы, это явно была большая и, скорее всего, разветвленная пещера. И конечно у неё не один вход и выход, скорее всего целая система подземных ходов, мы случайно наткнулись на один из них, замаскированный под обычный колодец. Наверное, есть и такие, в который на верблюде можно въехать, …где нибудь в Заамине… - понеслись сами собой странные мысли.

- Серега, здесь мыши летучие должны быть...

- И что?

- Нет их…

Действительно, летучих мышей не было видно.

- Наверное, они глубже… дальше… короче, пойдем или вернемся?

- Давай осмотримся здесь, …потом решим.

Пошли вправо вдоль стены, обходя зал по кругу и осматривая стену. На полу и вообще повсюду лежал толстый слой пыли, Бог знает, с каких времен. Пол выложен каменной брусчаткой, напротив одной из ниш, в которой ничего не было, мы заметили кованную железную крышку люка с массивными петлями – под нами были ещё какие-то помещения. Как и все вокруг крышка была покрыта пылью и не похоже, что бы её кто нибудь открывал с тех пор, как эта пыль здесь легла. Посуда в нишах была очень старинная, но из-за толстого слоя пыли мы не могли разглядеть узора и цвет. Различался лишь рельефный орнамент на самих стенах, которые были сплошь покрыты резным ганчем тонкой работы. Так мы обошли зал вдоль стен, невольно прижимаясь друг к другу, когда проходили мимо темных провалов, ведущих в соседние помещения. Чувства опасности не было, по крайней мере, у меня, но подсознательное ожидание, что из темноты может кто-то выскочить, есть в природе каждого человека. Вернулись к исходному месту, внимательно разглядели потолок – следов, что на нем когда-то крепилась люстра или другие светильники, не было. Он, как стены, был покрыт тонкой резьбой. Углубляться в ведущий внутрь широкий коридор не хотелось – там может быть лабиринт, а у нас даже веревки нет, что бы привязать на входе. Нужен хотя бы мел, чертить черту по стене. Да и древние были большие мастера по части всяких ловушек, и ломится просто так, с кондачка, было бы неосмотрительно с нашей стороны. Решили пройти по боковым ответвлениям, которые попались на входе.

Как мы и думали, по правому коридору уже через несколько метров начались ступеньки, ведущие вверх. Каменная лестница, искусно сложенная из того же оскольчатого базальта, чуть сужаясь, спиралью поднимала нас в башню, и через несколько минут мы стояли на площадке правого, если стоять лицом к Крепости, минарета. Минаретом я называю эту башню из-за внешнего архитектурного сходства, функционально эта башня была явно не для созыва на намаз. Скорее это маяк, сигнальная башня, о чем свидетельствовал такой же очаг, какой мы нашли на смотровой площадке, когда шли вдоль крепостной стены. И наблюдательный пункт конечно – отсюда как на ладони была вся площадка с водоемом, место нашего ночлега частично скрывала крона чинары, которая была не на много ниже башни. И все окрестности, включая предгорья Туяташсая и Аксуотсая, где находилась усадьба заповедника. Шесть узких окон-бойниц по периметру башни сходились конусной крышей. В центре, высотой по уровню окон очаг, на котором разводили сигнальный огонь. Видимо это были огни разного назначения и вариации этих сигналов передавали информацию о различных событиях, а может на площадке, которую мы определили смотровой, зажигали не сигнальный, а ритуальный огонь. Или особый сигнал – очаг на площадке был много больше, и скала служила отражателем, костер на ней был бы более мощным источником света. Странно, что эти башни не облюбовали птицы для гнездовья. Хотя в этих горах столько неприступных мест, что всем хватит и без этих минаретов. Помета птичьего в башне было много, наверное, перелетные стаи отдыхают. Если бы не очаг в центре, здесь вполне можно было бы ночевать. Полюбовавшись окрестностями в ярком свете полуденного солнца, мы решили подняться на второй минарет, осмотреть его и потом пообедать. Скала, к которой лепилась крепость, была такой ровной напротив минарета, что казалась искусственной. Спустившись с башни, мы пересекли входной коридор и вошли в противоположную дверь. Здесь все было зеркальным отражением правого минарета. Отсюда открывался другой ракурс – мы видели место ночлега и под другим углом Карасай. Такая же пыль, такое же запустение. Тщетно я пытался обнаружить какие нибудь признаки того, что здесь бывали наши современники, - спичку, окурок, какой нибудь обрывок газеты, или просто бумаги – ничего.

Мы вернулись в зал – наши с Борей следы четко отпечатались в пыли на полу. Но даже если бы до нас здесь ходили, пыль равномерно покрывала бы старые следы и все равно они бы угадывались под слоем пыли. Но впечатление было такое, что прежде чем уйти отсюда навсегда здесь вымыли полы и протерли всю посуду – никаких следов жизнедеятельности человека. Куда же ходил пропавший археолог и его проводники? Неужели они проникли в Крепость как-то по-другому? Это может быть. И не дошли до этого зала? Не может этого быть. Если он ученый, а по слухам это настоящий ученый, он бы начал с того, что обошел бы всю Крепость, прежде чем углубится в конкретное обследование чего-то для него важного. Как будешь изучать даже самую интересную находку, не зная, что тебя ожидает за стеной?

Мы все перепачкались в пыли и паутине, и решили выбраться из Крепости, умыться и пообедать под чинарой, на солнышке. В Крепости было сумрачно и прохладно, хотелось на свет.

Разожгли наш очаг, сварили привычный суп из жаренной кабанятины. Запасы наши подходили к концу, но и времени оставалось мало – завтра надо возвращаться в заповедник, а то хватятся. Осмотр Крепости не отнял много сил, и мы решили не отдыхать после обеда, а сразу вернутся в Крепость, прихватив с собой веревки и уголь вместо мела, что бы пройти по коридору, уходящему вглубь.

Вошли в зал. Я ещё раз внимательно осмотрел в свете фонарика полы – наши следы прекрасно контрастировали под косым лучом, но кроме них – ничего. Осмотрев бегло стены и потолок, не появилось ли чего интересного, мы вошли в коридор. Слабое движение воздуха свидетельствовало, что где-то есть выход или как минимум, вентиляционное отверстие. Ширина коридора и высота – более 2-х метров, позволяли передвигаться всаднику или телеге с лошадью. Стены были сплошь скальные, но вырублены вручную, видимо естественная трещина в скале была расширена и обтесана. За плавным поворотом была развилка, влево уходил коридор такой же ширины, но полого спускавшийся вниз, вправо вел коридор без наклона, и мы пошли по нему. Дневной свет сюда почти уже не доставал, луч фонарика выхватывал такие же оттесанные скальные стены коридора, плавно поворачивающие то вправо, то влево, ровно настолько, что бы он не просматривался более чем на 5-6 метров, само же направление не менялось, ощущался небольшой подъем. Боря закурил, и по дыму сигареты было заметно, что тяга усилилась. Уже довольно долго шли по коридору, никаких ответвлений, дверей, ходов. Это тревожило, подъем становился всё заметней. Наконец мы вошли в помещение около 10 метров в диаметре. Несмотря на то, что стены коридора были из обработанной скальной породы, пол был выложен каменой брусчаткой. Это помещение имело такую же структуру кладки, какой выложена вся крепость, а пол – сплошная скала. Попытка осмотреть потолок ни к чему не привела – его попросту не было, сужающиеся стены уходили ввысь, и луч фонарика терялся во тьме. Ни какого либо подобия лестницы, ни ступеней, ни признаков подъемного механизма не было. Зато прямо, слева и справа были три одинаковых двери, из плотно пригнанных досок, обитых железом, проклепанных коваными клепками. Попробовали открыть прямо перед собой, налегая на неё плечами – даже не шелохнулась, даже не скрипнула, как будто за дверью была стена. Ни ручки, ни следов от ручки или чего-либо, позволяющего потянуть дверь на себя, мы не обнаружили. Такая же история повторилась с каждой дверью. Попытка подымить перед каждой дверью показала, что тяга направлена вверх, в трубу, в которой мы находились, а из-за дверей есть слабый приток воздуха. Они точно куда-то вели. Это были проходы, а не декорации. Ломать двери мы бы не стали, даже будь у нас подходящий инструмент, тем более его не было. Осмотрев тщательно помещение, не нашли никаких свидетельств недавнего пребывания людей. Погасили фонарь, и ждали, когда глаза привыкнут к темноте – что бы заметить самый слабый источник света, если он где-то есть. Темнота полная. Ни какой щелки не светилось, и «труба» уходила в кромешную тьму. Пошли назад. Пройдя какое-то расстояние, опять погасили фонарь, так делали каждые 5-6 метров, пока впереди не забрезжил свет. Отчеркнули на стене углем черту, написали 16:45 и дату, в это время здесь виден свет. Хотелось написать «Здесь были Сережа и Боря». Спросил Борю, ему такое в голову не приходило. А мне почему то захотелось какого-то варварства.

Вскоре подошли к развилке. Несмотря на то, что свет попадал сюда, освещением это назвать было нельзя, и без фонаря мы не могли обойтись. Те, кто здесь ходил до нас тоже не могли без источников света – на потолке и стенах видна копоть факелов. Но вряд ли археолог и его проводники пользовались факелом. Стали искать, куда бы привязать веревку – идти вниз лучше, имея крепко привязанную веревку, по которой можно выбраться в случае чего. Не так-то просто на плотно уложенной брусчатке найти щель для колышка, про сплошные скальные стены нечего говорить. Пришлось расстаться с Бориным ножом, его удалось запихать в одну из щелей достаточно плотно, что бы привязать к нему веревку. Борин нож хорошо для этого подходил, в отличие от моего мусульманского пщяка с тонкой ручкой у Бори был реальный охотничий нож из зиловского клапана в зековском исполнении. Так как наклон был пологий, и висеть на нем вдвоем мы не собирались, нас прочность удовлетворила. Веревка больше нужна как путеводная нить, ну и придержаться, если надо, в сомнительном месте. Похоже, наши опасения были напрасны – немного пологого пола и начались ступеньки, вполне комфортные, горизонтальная плоскость более, чем в два раза превышала вертикальную, сантиметров 10, по ним можно было даже ехать. Тем не менее, спуск становился более крутым, лицо обдувал прохладный, влажный ветерок, показалось, что пахнет водой. Это чувство усиливалось еле слышным звуком журчащей воды. Свет из тоннеля перед развилкой померк после первого же поворота, и мы опять остались в полной темноте, в чем убедились, выключив на время фонарь. Такие же гладкие стены, ступени из брусчатки, но туннель поворачивал все время на право, мы уже находились примерно под тем туннелем, по которому прошли до этого, спускались по спирали. Поворот - и луч фонарика осветил длинный прямой туннель, оканчивающийся, видимо, комнатой, луч растворился в темноте. Толи оттого, что мы ощущали глубину, толи от этого мрака, который ждал нас впереди, нам стало не по себе, о чем мы с Борей тут же друг с другом поделились. И действительно настораживало отсутствие летучих мышей, они всегда населяют такие места в большом количестве. Вдруг здесь смертельный газ? Ни какой живности пока не попалось. Должны же быть хоть скорпионы. Все-таки решили пройти этот туннель. В конце нас ждал сюрприз – мы оказались на берегу довольно большого водоема, можно сказать, небольшого озера. Причем в нем было течение, это была подземная река! Она с бурунами, со звуком весеннего ручья выбивалась из под скалы и бесшумно исчезала под противоположной. Мы слышали этот звук, но и представить себе не могли такое! Противоположная скала была отвесной, пещера образовывала грот, над нами висели сталактиты. Но берег, на котором стояли мы, был ухожен и обжит. Край «набережной» заботливо выложен брусчаткой, метра на два над водой нависал деревянный топчан из толстых, с руку толщиной, стволов, скрепленных железными стяжками. А вот и жизнь – по стене промелькнула ящерица, скорее всего крупный геккон. Значит, есть и насекомые, иначе геккону здесь есть нечего. От воды тянуло прохладной влагой, на лицо ложилась мелкая водяная пыль. Странно, здесь должен грохот стоят, а довольно тихо, как на берегу горного ручья. Видимо сталактиты гасят акустику, или другая причина есть. Мы пошли по берегу, осматривая стены, и время от времени светили в воду, пытаясь увидеть дно. У берега сновали вездесущие гамбузии, должно быть, была здесь и другая, обычная для горных рек, рыба. А значит, эта река впадает в другие, внешние воды. В конце «набережной», как я мысленно назвал ухоженный берег этой подземной реки, прислонившись к стене грота сидел скелет человека, в чалме, чапане и сапогах. Вокруг него лежали нехитрые пожитки охотника в горах – оловянная миска, медный котелок, кумган, торбочка с какими-то припасами. Сидел он здесь давно.

Осмотрелись по сторонам – больше никого. Странно, по всему эти останки здесь очень давно, а не зверь, ни человек их не коснулся. В тусклом свете изрядно подсевшего фонаря мы внимательно разглядывали то, что осталось от этого человека. Судя по позе, в которой он сидел и по тому, как разложены пожитки, он умер своей смертью, спокойно отдыхая, привалившись спиной к скале. Конечно, всякое могло быть, допустим, он спокойно отдыхал, а кто-то в него выстрелил и он умер, не шелохнувшись, но вряд ли. На чапане и чалме не видно повреждений, несмотря на слой пыли, мы бы заметили. Все говорило за то, что смерть была внезапной и скорее всего, естественной - болезнь или старость, возможно укус змеи. Может, старик сам сюда умирать пришел, такое бывает. Останки находились здесь несколько лет, может, десятилетий, но для крепости это было совсем недавно. Рядом с покойным, прислоненное к скале, ружьё, старинное, но с такими горцы охотятся до сих пор, настоящий карамультук с шестигранным стволом, довольно ржавый. Попытался аккуратно, ножом, приоткрыть полу халата, может при нем есть какие документы – бесполезно, от малейшего прикосновения ткань рассыпается в труху. Боря взял карамультук и протер носовым платком от пыли, деревянные части сохранились неплохо, железо сильно поржавело, но как музейный экземпляр ружьё годилось вполне. Сухо щелкнул курок, выстрела не последовало, даже если оно было заряжено, порох давно отсырел, а пружина работала.

- Надо бы пояс посмотреть, горцы носят в поясе все, как в барсетке, может в нем есть какие нибудь документы, - сказал Боря. Но я только тронул за нож в кожаных ножнах, как он остался у меня в руках, а сам пояс рассыпался и с одного, и с другого бока что-то упало на землю. Посветил фонариком. Кобура! И в ней наган! – рассматривал я находку с немалым удивлением, наган был с полным барабаном. Да, наш покойник умер сам, и он был один. Друг или враг забрал бы оружие. Когда бы это не случилось, оружие в горах ни кто не бросал. И мы не бросили, взяли ружье, наган, нож и, не зная как правильно поступить с останками, – похоронить, как положено, или оставить как есть, пошли в лагерь. Продолжать изучение крепости расхотелось, как-то тягостно подействовала на нас эта находка.

Долго щурились, выйдя из тоннеля, глаза привыкли к полумраку. Когда мы вышли в большой зал, нам показалось в нем светло, как днем. Свет падал от входа, нам на встречу, и контрастные тени позволили по-другому рассмотреть полы – было видно, что в некоторых местах еще возможно не так давно стояли какие-то предметы, слой пыли в этих местах был явно тоньше и отпечатки имели правильную прямоугольную форму, скорее всего это были сундуки. Если это так, то стояли они довольно странно, один почти на середине, обычно сундуки стоят вдоль стен. Что бы не топтать, мы прошли по своим следам, почти след в след, и вышли к чинаре.

День клонился к закату. После довольно мрачного подземелья мир виделся радостным, солнечным и прекрасным. Даже наша грустная находка не могла перебить ощущение такого наполненного радостью бытия летнего вечера. До заката ещё было далеко. Мы сложили находки у чинары, набрали в кофейник воды и тщательно помыли руки с мылом, ополоснув после этого водным раствором йода, – может, наш странник умер от чумы. Этим же раствором промыли найденное ружье, нож и наган, после чего опалили в языках пламени костра. И положили на солнце. Ультрафиолет тоже дезинфицирует. Наган и нож были в хорошем состоянии, кожаные ножны и кобура неплохо защитили от ржавчины. Наган имел номер и изготовлен во Франции, это всё, что на нем было прочесть. Нож обычный в этих краях чустский кованный пщяк с толстой ручкой из рога крупного сайгака, довольно большой, больше моего и заметно шире. По всему охотник, но зачем ему наган? Что делал он у подземной реки? Кого ждал? На кого охотился? Или скрывался?

Я подошел к дувалу и оглядел окрестности. Все мирно, спокойно. Взял бинокль и внимательно осмотрел кишлак. Ничего. После этой ничем нам не угрожающей, но все-таки страшной находки стало тревожно. Захотелось убраться по добру по здорову отсюда.

Сделали треногу из хвороста, повесили над огнем котелок с мясом улара, переложили его соцветиями зеры и прошлогодней зерой, для запаха. Боря остался присматривать за костром, а я пошел под чинару, сел напротив Крепости и решил внимательно её осмотреть, с учетом того опыта, который мы приобрели внутри. Получилось, что кроме башен-минаретов, мы изнутри кроме центральной комнаты, в самой пристроенной части ни где не были, сразу углубились в пещерные туннели, сначала один, потом второй. А снаружи было понятно, что помещений в Крепости было много – окна бойницы в два уровня, и первый без окон – три условных «этажа». Видимо, те проемы, которые в стенах центрального «зала», вели на эти «этажи». Время ещё было сходить и осмотреть их, а вот желания не было. Разглядывал крепостную стену, окна в бинокль. В окнах темно, на стене ничего необычного не увидал. Пошел к ограждающему площадку дувалу, осмотрел в бинокль кишлак и окрестности. Никаких видимых изменений. Подошел Боря:

- Что с находками будем делать?

- Думаю, нам не надо никому говорить, что мы нашли Крепость, даже Лене. Про находки можно сказать в кишлаке нашли, в одном из домов. Но лучше и о них бы ни кто не знал, сам понимаешь.

- Поделим?

- Есть предложения?

- Давай продадим и деньги поделим.

- За наган скорее срок получим, чем деньги. Да и не хочу я наган продавать, давно сам хотел иметь такое.

- Дай мне карамультук, я за него в Ленинабаде реальные деньги получу, есть один антиквар подпольный, всякую старину за хорошие деньги покупает. А наган себе забери.

- Договорились, и нож возьму, получше моего и память все таки.

- Идет.

- Как думаешь, кто это?

- Из местных кто-то, охотник скорее всего.

- А наган зачем?

- Мы же не знаем, когда он здесь ходил, были и лихие времена.

- Не с басмаческих же времен он здесь лежит…

- Может, и с басмаческих.

- Но мы точно знаем, что кишлачные бывали в Крепости. Почему не взяли оружие, не похоронили, как положено? Не может быть, что бы его ни кто не нашел…

- Вокруг Крепости много всяких легенд, суеверные таджики могли просто побояться подойти к этому скелету, особенно если что-то знали о нем или его судьбе, страшное. Ты видел дальше по берегу, где он упирается в скалу, дверь?

- Нет. Я скелет рассматривал, даже и не осмотрелся толком, так увлекся этим покойником…

- Я думал, ты заметил. Там есть дверь.

- Жаль, ты мне сразу не сказал. Сейчас уже не хочется идти в Крепость.

- Давай завтра с утра, дверь приоткрыта, топорик бы все же не помешал… Может, скелет этот специально там посадили, что бы дальше ни кто не ходил?

- Ага, вооруженного до зубов, ему ещё только пулемета не хватает…

Из улара получилось почти по кружке крепкого душистого бульона и полный котелок вкусного мяса, кабанятина изрядно надоела. Съели всё. На такой сытый желудок думается плохо, зато жизнь веселее и спится хорошо. Боря смазал ружье свиным жиром и забинтовал бинтом. Законсервировав таким образом, он решил спрятать его где нибудь в усадьбе, и при случае вывезти в Ленинабад. Я просто тщательно завернул наган в шмотки и положил в рюкзак. Большой чустский нож пропалил ещё раз на костре, ножны сжег, кожа сопрела и не годилась совсем. Кобуру от нагана я сжег сразу. На черном кованом лезвии ножа желтели латунные полумесяц и пять звезд – фирменный знак чуста. До сих пор не знаю, как они наносят латунь или медь на кованую сталь. Последние годы рядом с клеймом гравируют год, когда сделан нож, но на старых ножах такого нет, самые старые я видел 60-х годов, похоже, этот нож старше.

Заварили крепкого чаю.

- Серега, а что мы будем делать дальше? Хранить в тайне путь в крепость, искать всякие древности, рано или поздно всплывет это, да и неизвестно, что мы тут найдем… Вот, допустим придут сюда менты, найдут наши следы и ещё несколько скелетов внутри, и так как никого, кроме нас здесь нет, на нас всех жмуриков и повесят…

- Ты на изменах и меня загоняешь – какие менты? Кто нам что может предъявить? Здесь и преступления никакого нет, человек своей смертью умер, к тому же сто лет назад. Вот с кем бы посоветоваться, как быть с этим скелетом, может его похоронить надо. Были бы документы какие, можно было бы родственников найти. Он, наверное, из этого кишлака был. Может, не пережил, что кишлак выселили?

- Да не, он намного дольше здесь находится. Умер за долго до выселения, почему и странно, что кишлачные его не похоронили, не может быть, что бы его ни кто не нашел. Тем более, если охотник не вернется с охоты, его другие охотники искать идут, и почти всегда находят, живого или мертвого. Здесь что-то не то.

- Если бы дервиш какой, с легендой мистической, что к нему даже подходить страшно, то при нем бы оружия не было.

- Это и странно, судя по всему, обычный охотник, а как заговоренный, столько лет здесь сидит, и ни кто не подошел. А может, действительно с этой стороны не ходил ни кто и к озеру не спускался? Может, этот ход закрыт был как-то? Может там и другие есть ходы, которые мы тоже не заметили? И этот до нас не видел ни кто…

- Теоретически может, но следы от стены или двери должны были остаться. Не может же быть, что бы кто-то разрушил стену, закрывающую проход, тщательно убрал все следы, а в пещеру не спустился. А если бы эта теоретическая стена сама рухнула, груда бы камней лежала у прохода. Про двери я вообще не говорю.

- Может, он сказал своим, кто знал путь, хочу умереть в пещере и остаться там, не трогайте меня. И ни кто не трогал, а потом уже все, кто ходил, знали, что нельзя трогать, и не трогали. Мы же тоже не тронули, только оружие забрали.

- И другие бы забрали – зачем покойнику оружие?

- Мы толком все там не осмотрели, если внимательно осмотреть, разгадка должна быть…

На том и порешили, с утра изучить пещеру с рекой.

Красивый горный закат догорал, все ярче проступали звезды. Чем темнее становилось небо, тем больше было звезд. Боря пошел отлить и стоя у дувала, позвал меня. Вставать не хотелось, пригрелся, но голос у Бори был тревожный. Подошел. Боря показывал в темноту, там далеко внизу, где был кишлак, светился огонек, как будто в самом центре кишлака кто-то поставил на подоконник лампу, или развел маленький костер. Мы ни разу ночью не смотрели на кишлак, может, он каждую ночь светиться.

- Что это, Боря?

- Не знаю, случайно заметил. Где-то рядом с домом, где мы карту взяли. Или в нем.

Взял бинокль – просто желтое пятно, переливающееся в темноте, похоже, все-таки костер.

- Есть идеи, кто бы это мог быть?

- Да кто угодно, мы даже не знаем, кто нас в кишлаке пугал, и с какой целью. Давай ход завалим?

- А если к нам из Крепости кто нибудь? Так хоть путь к отступлению свободен…

- Серега, какое отступление? Спускаться отсюда ночью, это лучше сразу в пропасть прыгнуть.

- И сюда в темноте никому не подняться, даже кто дорогу знает.

- А если этот шайтан ночью видит как днем?

- Зачем шайтану костер?

- Жарит кого нибудь…

Настроение поднялось – все-таки это не потусторонние силы, есть кто-то в кишлаке, вполне материальный, нуждающийся в тепле костра и свете. Это открытие нас успокоило. Несмотря на странную находку, уснули мы быстро и крепко. Ночью я несколько раз просыпался и ходил смотреть на кишлак – только под утро огонек в кишлаке исчез.

Утром мы с Борей, не умывшись, бросились искать в бинокль место, где горел костер. Ничего не нашли, таких мест отсюда было много, которые казались нам кострищами, но разглядеть что нибудь подробно не получалось. Ночной огонь можно было видеть и сквозь ветви деревьев.

Собрали рюкзаки и спрятали в дупло чинары, не хотелось остаться без вещей и вчерашних находок. Вскипятив чай и наскоро позавтракав, пошли в Крепость. Теперь впечатления были другими, все изменилось от нашей находки. Мы опять внимательно осмотрели «зал», прошли по своим следам, что бы не делать новых, и спустились к озеру. Наш скелет был на месте, ничего не изменилось. Но теперь нас занимал не он, а то, что вокруг. Мы действительно были очень не внимательны, многого не заметили, растерявшись от неожиданной находки. «Набережная» упиралась в стену метрах в 10 от скелета охотника, и это была не скала, а кладка, и в ней была дверь. И она была приоткрыта! Но самое интересное, что мы не заметили сразу – вокруг скелета когда-то была кладка. Камни, которыми была усыпана набережная, были когда-то стеной. То, что мы принимали за обычный камнепад, как в любой пещере, были камни от разрушенной стены, и, судя по всему, она отделяла ту часть, где сидел покойник, от тоннеля, по которому пришли мы. И если стена развалилась относительно недавно, а землетрясений здесь хватает, каждый год два-три до 5-6 баллов, то мертвый странник мог давно находиться в комнате, его бы ни кто не нашел. Кроме тех, кто пришел не по тоннелю, а через дверь в стене.

Правильно мы решили, или нет, но мы решили его похоронить, умершие должны быть похоронены, нехорошо человеку вот так сидеть, как вечный страж. О том, что бы перенести его не могло быть и речи, он бы просто рассыпался у нас в руках. Мы с Борей возвели вокруг него каменный мазар из камней бывшей стены, получилось очень прилично, и сразу видно, что это не груда камней, а мазар. Не хватало только дерева или ветки, на которую можно привязывать ленточки, но это мы решили оставить на потом. Закончив с мазаром, умылись в реке и продолжили путь. Борин фонарик подсел, светил тускло, и я подсвечивал ему «жучком», который тоже давал слабый свет, но все-таки.

Дверь отворилась почти бесшумно, при легком нажатии, как будто петли недавно смазали. Небольшая комната за дверью была проходной, в противоположной стене ещё одна дверь, вернее, дверной проем без створок. Что-то вроде караульной, вдоль левой стены топчан, покрытый остатками ковра, с какими-то лохмотьями на нем. В настенных нишах немудреная керамическая посуда – пиалы, ляган, кувшины. У топчана на полу медный или оловянный кумган, тяжелый. Воздух был свежий, ощущалось легкое движение воздуха, вентиляция была отличная. За второй дверью небольшой коридор и ступени, ведущие вверх. Проход довольно узкий, около метра шириной, а потолки довольно высокие, не меньше 3-х метров. Поднялись по лестнице и оказались в просторном помещении, примерно 15 кв.метров. Потолок здесь был ещё выше, метра 4, не меньше. Вдоль стен стояли сундуки, довольно старинные, но трудно сказать, насколько – такие сундуки используют в Азии тысячелетия! Вдоль противоположной от ступеней стены большой топчан, покрытий ковром, вернее тем, что раньше было ковром. На равном расстоянии в стенах, примерно в двух метрах от пола небольшие ниши, и в каждой медная «волшебная лампа Алладина», низкий кувшинчик с ручкой и длинным тонким носиком, куда вставлен фитиль, лампа, работающая по принципу лампады. Да, других источников света здесь не было. Хотели взять лампу в качестве дополнительного светильника, осмотрели все – если в них и было масло, давно высохло. Не сразу заметили в боковой стене справа дверной проем. Он ничем не отличался от симметрично расположенных в стенах ниш. Здесь каждая ниша могла быть замаскированной дверью. А двери могли быть ловушками или отводами, ведущими в никуда. Мы пока продвигались по пути наименьшего сопротивления, где видели ход, туда и шли. Большой соблазн открыть пару сундуков, и посмотреть, что внутри. Но мы решили пока не осмотрим всю Крепость, не тронем ничего. Времени у нас было мало – сегодняшний день, и, если понадобится, ночь – внутри пещеры никакой разницы не было, какое на верху время суток. Только со светом у нас было не важно, батарейки садились, а непрерывно жужжать «жучком» руки отвалятся. Осмотрели на последок ещё раз комнату, кроме стоящих вдоль стен сундуков заметили какие-то баулы под топчаном. Следов недавнего пребывания людей не обнаружили. За дверью нас ждала длинная прямоугольная комната, с нишами и двустворчатой дверью в противоположной стене. Дверь была закрыта на внушительную деревянную закладку, тесаный брус, вставленный в кованые скобы по краям в стене и в центре в створках. Мы с трудом вытащили брус, и створки поддались. Вошли в открывшийся проем и осмотрелись, - сомнений нет, мы в комнате – трубе. Это была одна из трех плотно закрытых дверей, правая из обнаруженных нами в первый день. Одну загадку мы разгадали, мы знаем, куда она ведет и что за ней находиться. Как попасть за остальные и что за ними находиться?

Решили вернуться через подземелье, как пришли – что бы запереть дверь изнутри, как она и была заперта, и ещё раз осмотреть помещения. Дверь еле закрыли, брус очень плотно входил в скобы. Последнее помещение, которое мы прошли, было пустым, даже в нишах ничего не было, но вдоль стен были следы стоявших там, может быть ещё недавно сундуков. Исследование комнаты на предмет обнаружения каких либо свидетельств пребывания наших современников ничего не дало. Или здесь никого давным-давно не было, или они хорошо позаботились о том, что бы не оставить следов.

Вернулись в комнату со светильниками, осмотрели сундуки, все они были закрыты на обычный засов и почти одинаковые. Осторожно открыли один – в нем лежали рукописные свитки и книги. Тяжелый кожаный переплет, похоже на пергамент, арабская вязь. Сохранились хорошо, но очень старые. Аккуратно сложили как было, закрыли сундук. В соседних сундуках тоже самое, по крайней мере, сверху, мы не перебирали, похоже, попали в библиотеку. В баулы под топчаном пытались заглянуть, но попытка вытащить баул кончилась тем, что кусок ткани остался у Бори в руках. Из образовавшейся дыры высыпалась какая-то крупа или песок. Взяли горсть в полиэтиленовый пакетик для последующего изучения. Из ближайшего к топчану сундука взяли две книги, одна в металлическом, вторая в солидном кожаном переплете. Рукописные, арабская вязь. Завернули книги в дастархан и спустились в нижнюю комнату. Дверь к подземной реке была плотно закрыта, но нас это не испугало, мы теперь знали, что выход есть. Видимо, дверь захлопнуло движением воздуха, когда мы открыли дверь вверху. Замок примитивный, Боря легко открыл дверь моим ножом.

В пещере у реки все было, как мы оставили. Тщательно осмотрели пещеру и дно вдоль берега, среди обломков сталактитов, веками падающих с потолка и устилавших дно реки попался длинный обломок. Сантиметров 30 у основания он сужался к толщине сантиметров 15 в метре от него и расстраивался на три острых сосульки, разной длинны и толщины, общей длинной метра полтора. Мы решили, что это вполне годится для мазара вместо ветки и даже более естественно для пещеры. У мусульман нельзя нарушать природную среду, человека хоронят в России в лесу, среди деревьев, в горах так в горах, в пустыне так в пустыне. Не нарушая ландшафта. Тщательно закрепили сталактит в центре мазара, но так, что бы встав на большой плоский камень, который мы подтащили специально, легко можно было привязать ленточку, и две мы сразу привязали. Теперь любой бы узнал в нашем сооружении мазар, и понял - здесь похоронен человек.

Осматривая пещеру, заметили, что своды, из под которого выбегал поток и под который уходил, обработаны человеком, на арках были следы отесанного камня и форма арок слишком правильная для случайно проточенных водой.

- Серега, они здесь с аквалангом случайно не плавали?

- Это вряд ли…

- А на кой они арки эти обрабатывали, подо что размер подгоняли?

- Под караваны слонов и верблюдов. Эта вода с ледников, зимой здесь сухо. Возможно, русло реки вообще искусственное, и зимой превращается в ещё один проход, который ведет неизвестно куда, туда, куда сейчас течет река.

- Если найти это место, зимой по нему можно в крепость придти…

- Наверное, так и было, по тому пути, по которому мы пришли, зимой не пройдешь. Не могли же они полгода в изоляции сидеть.

- Да, в горах много таких мест, где только летом можно пройти, но что бы только зимой – первый раз встречаю.

- Надо бы поискать, где она из под земли вырывается…

- Она может и под водой в реке в ущелье Чортаньги выходить, как родник. В октябре река в ручей превращается, все реки в горах питаются таяньем ледников. Похолодает, можно поискать…

- Надо исследовать ручьи по склону, в расщелинах есть водопады. А если ничего похожего, то один вниз по реке в удобном для наблюдения месте, а второй сюда с мешком теннисных шариков, и пускать по одному, через интервал, внизу по шарикам определим.

Нас заинтриговала возможность найти ещё одну, возможно, удобную дорогу в крепость. Оттого, что мы похоронили найденный нами скелет, стало как-то легче на душе. Сматывая веревку, поднялись наверх, вытащили Борин нож и вошли в центральную комнату пещеры. После сумрака пещеры в тусклом свете фонарей она казалась светлым залом. Клонящееся к закату солнце хорошо освещало это помещение через проем ворот. Ничего нового мы здесь не увидели и решили обследовать боковой проход.

Осторожно открыв дверь, вошли в проем справа от входа в зал. Это был длинный коридор, похоже, по всей длине Крепости, вдоль левой стены проемы дверей, шесть проемов, правая стена монолитная скала. Из каждого проема лился слабый свет. Свернули в первый проем – лестница, сверху льется свет. Поднялись по короткой, один виток спирали, лестнице, и оказались в довольно большой комнате с рядом узких окон-бойниц, через которые солнечные лучи разрисовали пол комнаты красивыми яркими полосками света. Комната пуста. Осмотрели комнату в поисках следов наших предшественников – ничего. Такими же были остальные шесть комнат, видимо, это казематы, из которых удобно оборонять Крепость. Возможно, в них жили воины, но это было так давно, что следов не осталось. В конце коридора обнаружили лестницу, ведущую вверх. Поднялись на следующий уровень, опять коридор, в обратную сторону. Теперь по правую три двери, по левую скала. В конце коридора стена, в стене арочное окно, виден свет. Двери закрыты плотно подогнанными створками, но щели есть и из них полоски света, комнаты за каждой дверью ярко освещены солнечными лучами. Подошли к окну в коридоре – оно выходило в круглый зал, из которого мы пришли. Сверху он производил совсем другое впечатление. Света из проема ворот хватало, яркие лучи полуденного солнца рассеивались в тоннеле и мягким светом освещали зал. Темнели только ниши в стенах и, от стоящих в нишах амфор и другой посуды, по стенам тянулись причудливые тени. Хищно темнел провал прохода внутрь горы. Напротив нас, в противоположной стене на таком же уровне было такое же окно, но света в нем не было, как будто за ним не было дверей. С наружной стороны подоконник окна продолжался широким каменным карнизом, из-за которого окно не видно снизу. На этом карнизе можно было спокойно стоять вдвоем, но мы не пробовали, а лежа на животе, рассматривали пол под нами. Крепость построена симметрично, под этим окном мы разглядели крышку люка, как и под противоположным, который мы обнаружили в первый день. Куда ведут эти люки? Под нами должна быть толща скалы и пещера с подземной рекой. Надо попробовать открыть один из люков.

Двери в комнаты без усилия не открылись, а ломать мы не стали. Спустились вниз, нашли крышку люка. Хорошо бы ломик иметь, попытки поддеть люк ножами ни к чему не привели, и мы решили повторить их с более подходящим инструментом. Второй люк мы так же открыть не смогли, ножи входили в щель, но усилие было недостаточным, скорее можно было нож сломать. Пошли в симметричный проем напротив того, в котором только что были. Здесь было темно, как будто окна бойницы заложены наглухо, но с площадки у Крепости мы видели, что это не так. Во всех проемах были плотно запертые двери, и ни одной светящийся лучик не пробивался сквозь них. Видимо между этими дверьми и окнами-бойницами существовали ещё помещения, или эти комнаты были забиты чем-то под потолок. Это было странно, и мы решили попасть в эти помещения через проемы бойниц по внешней крепостной стене.

Взобраться по выветренной в течении веков стене не составляло проблемы. Но так как бойницы были на уровне второго этажа обычного панельного дома, падать со стены на площадку, усеянную камнями, было достаточно опасно. Решили выбрать место подъема, расчистить площадку и постелить курпачу – подстраховаться. На это не ушло много времени. Первым, прижимаясь к стене, как ящерица, ловко перехватывая руки и переставляя ноги из трещины в трещину, поднялся Боря, я страховал его внизу. Борис добрался до проема, и заглянул в него. Ловко перемахнув через подоконник в узкий проем бойницы, отвязал конец веревки от пояса и махнул рукой:

- Давай!

Через пару минут я уже был в комнате. Вся противоположная от бойниц стена, в которой были двери, заставлена сундуками, какой-то склад. Как будто кто-то забаррикадировался в этой комнате и ушел, как мы пришли – через окно. Ради сохранности сундуков заставлять ими двери не было смысла, кто хотел, мог спокойно забраться через бойницы, как это сделали мы. Сундук, правда, в бойницу не пройдет, но их можно разобрать и вынести через дверь. Или открыть и вытащить содержимое. Что ни находка, то загадка, а главное – ни каких следов недавнего пребывания людей. Солнце хорошо освещало комнату через окна-бойницы, и мы тщательно её осмотрели.

- Боря, может мы не ту Крепость нашли?

- Как это не ту? Другой нет, я только об одной от бабаев слышал… Да и то многие наши не верят, что Крепость есть, что это не легенда.

- Но мы же случайно на Крепость наткнулись. Ну подумай, какой дурак будет лазить там, где мы с тобой лазили, когда Крепость увидели первый раз. Мы и добрались сюда только потому, что точно знали, что Крепость есть.

- Да с чего ты взял, что это не та Крепость?

- Никаких следов, Боря, никаких. А люди бывали в Крепости. Не могли же они специально следы заметать? Или после них здесь кто-то уборку генеральную провел?

- Думаешь, они в другой Крепости были? А мы случайно ещё какую-то нашли?

- А что ещё думать? Где-то же пропавший археолог вел свои раскопки? Можно вести раскопки, исследования, жить на объекте во время работы и следов не оставить? Да и зачем им было следы заметать? Ну, убрали мусор, и ладно, но здесь даже намека нет, что какая-то деятельность велась, или просто недавно люди были. И покойнику нашему сто лет в обед… И не нашел его никто кроме нас за эти годы. Что вообще не объяснимо, если кишлачные и археолог здесь работали.

- Мы же не всю Крепость обошли… Она намного больше, чем где мы побывали…

- Мы только два дня как здесь. А у них много времени было, неужели они не добрались бы сюда? Тем более, кишлачные, они здесь каждую трещинку бы облазили.

- И нашли бы все крепости, хоть бы их десять было.

- Вот это загадка, но может они знали об этой Крепости, но не ходили в неё, из-за суеверий каких нибудь. А ходили в другую, и археолога туда отвели…

- Да мы можем гадать об этом вечно, и так и не догадаться. Но надо ещё полазить по этому склону, может, действительно ещё одну найдем. Давай посмотрим, что в сундуках?

Это было не просто. Вытянуть нижние невозможно, достать верхний высоко. Сложены сундуки плотно, и за многие годы будто приросли друг к другу. Между верхними сундуками и потолком была щель сантиметров 20. Я присел, Боря встал мне на плечи, держась за сундуки, и когда я встал, оказался на уровне верхней крышки. Открыть не смог – к нам сундук стоял петлями, засов находился на другой стороне. Только петли сшибать, или делать козлы и разбирать завал. Только из чего? Священную чинару рубить? Или извести на это несколько чудом выживших здесь деревьев? Что бы убедиться, что в сундуках рухлядь какая нибудь. Да и ни инструмента, ни крепежа, уж лучше с инструментом придти да петли аккуратно выбить. Одну хорошую оструганную доску, и ломик, можно разобрать завал, спустить верхние по доске на пол. Или выбить петли, разгрузить сундук, а пустой уже снять, дальше пойдет. Решили оставить всё как есть, до более основательной экспедиции.

Спустились по очереди, сначала по веревке я, потом без веревки Боря, я страховал внизу. Веревка нам нужна была при спуске из колодца. Вечерело, но до сумерек ещё далеко. День был насыщенным, мы оба устали, и от физической усталости, и от впечатлений. Мы ещё успели бы спуститься в кишлак до темна, но хотелось есть и отдохнуть. Решили ночевать здесь, а утром спуститься, передохнуть в кишлаке и подняться в заповедник. Дня нам должно хватить, дорогу знаем, груз не тяжелый.

Часть снаряжения решили оставить в кишлаке, как я сделал прошлый раз. Здесь, в Крепости решили ничего не оставлять, и тщательно убрать за собой, как это, возможно, сделали наши предшественники. Забрали свои пожитки из тайника в дупле, старые чинары очень дуплистые, при желании можно было все оставить в ней. Умылись, поливая друг другу, ледяной водой хауса. Поставили котелок с остатками мяса на огонь и пошли собрать что нибудь под деревьями. Набрали с кустов прошлогодних ягод шиповника, горького миндаля. Под грецким орехом вся земля была усыпана прошлогодними плодами, но в пищу они уже не годились. Собрали зеры, соцветья зверобоя, молодых листьев подорожника и конского щавеля. Боря сказал, что юган тоже годиться в зеленый борщ, я не пробовал, но кустик югана аккуратно, что бы не обжечь руки, прихватили. Из всего нами собранного и остатков жаренной кабанятины получилась густая похлебка с пряным запахом и горьковатым вкусом. Вполне съедобная и довольно сытная. Из провизии ещё был чай, сгущенка, сахар и остатки смальца, из которого бы получились хорошие бутерброды на завтрак, но хлеба у нас уже не было. Растянувшись у догорающего костра, пили крепкий сладкий чай, наслаждаясь покоем расслабленного усталого тела. Догорал красивый летний закат, тишину только подчеркивал звон цикад, иногда с осыпи с шипением сползал камень, вскрикивала птица в кроне чинары. Легкий вечерний ветерок с вершины не нарушал всеобщего умиротворения, лишь баловался огоньками, вспыхивающими из догорающих головешек. Запах дымка смешивался с запахами разнотравья и рождал чувство уюта и обжитости, чувство дома.

- Хорошо, что здесь остались, - сказал Боря. – Как представлю, что сейчас где нибудь по осыпи бы полз с рюкзаком…

- Да, небольшая заминка в пути, и на склоне бы ночевать пришлось…

- С утра пораньше рванем?

- С рассветом встанем, обойдем площадку, все ли чисто, и тронемся. В Крепости, кроме следов в пыли, мы не насорили. Не подметать же её.

- Неужели действительно это другая крепость?

- Может быть, они обошли Крепость, в этих помещениях что-то взяли, что-то сложили в сундуки и забаррикадировали в этой комнате, куда мы залезли, что-то оставили. Возможно, скелет был за стеной и его не нашли. Стена, похоже, действительно не так давно рухнула. Закончили с этими помещениями, перешли в те, в которые мы пока не попали. Может, в пещере работали, когда воды не было, и завалило, сколько сильных толчков было за это время. Весной вода пошла и окончательно скрыла пребывание людей. Всякое может быть. Мы ведь кроме отпечатков ног на полу, тоже не оставили никаких следов. Пыль, когда слой толстый, плывет, как зыбучий песок. Глубокие следы, от сундуков, и то еле просматриваются, а наши отпечатки намного слабее, их скоро тоже видно не будет. Горы живые, дышат, вибрируют, трясет постоянно.

- Они могли и не в Крепости погибнуть. Возвращались, или сюда шли, раз – замлетрясение, оползнем накрыло, и всё. Горы.

- А где нашли археолога? Откуда известно, что он со скалы упал?

- Он в ущелье сорвался, его ещё живого принесли, с ним люди были. Он сам с ментами говорил, потом, в больнице умер, что-то с головой.

- Но все-таки есть ощущение, что Крепость не безжизненная. Кто-то за ней присматривает, не знаю, чем это объяснить. Сейчас здесь нет никого, но кажется, что иногда бывает. И кишлак тоже. Обычно жилище, оставленное людьми, заселяют животные. В Индии есть брошенные города в джунглях, населены всей фауной. У нас нет обезьян, но те же летучие мыши, змеи, даже барс здесь мог бы жить, кошки любят укрытия.

- Да, похоже, кто-то здесь присматривает за всем. Может быть, что ещё есть сооружения, которые кто-то считает Крепостью, или ещё крепость какая-то. На карте ведь крепость не нарисована, просто квадратик с палочками, мы решили это Крепость, а место не совсем то. А на этом месте, где мы сейчас, на карте нет ничего.

-Может карта неточная. На том месте, где на карте рисунок, отвесная скала.

- Или кажется, что просто скала. Может там скрытый ход в пещеру, а в пещере целый город под землей. А эта Крепость так, КПП. С колодцем вместо шлагбаума и вооруженным скелетом вместо стражи…

- Надо бы сюда капитально выбраться. Взять отпуск, я уже два года не был в отпуске, скажу, что в Ленинабад, а сам сюда. А ты подлиннее маршруты себе разработай, и будешь приходить на недельку, потом появишься в усадьбе на пару дней, и снова сюда.

- Да я могу в Ташкент уехать на месяц, материала накопилось море, и в Чаткальский заповедник по рыси командировка висит. Съезжу, дела за неделю сделаю и сюда. В крайнем случае, за свой счет недельку возьму.

- Надо на сентябрь – октябрь планировать, когда ледники уже не тают, а до снега ещё время есть.

- В Чаткал придется съездить раньше, а в Ташкент я материалы с оказией передам, и свой приезд на середину сентября запланирую.

- Скоро Люциан приедет, любитель по мазарам древним лазить. Его сюда не надо приводить. С ним и отправишь материалы.

- А он зачем сюда ездит?

- Он тоже раньше в заповедниках работал, Лена его давно знает, потом в центральный аппарат, в Ташкент перешел, надоела бродячая жизнь, - семья, дети. Но тяга осталась к горам, вот и рвется во все командировки, то сюда что-то привезет, научную документацию, то отсюда. Директор прошлый считал, что он присматривает за заповедниками, и стучит куда надо. Мне все равно, на меня стучать нечего, Лена дружит с ним. А новый директор его ещё не видел, но знает о нем. А по должности он м.н.с в какой-то лаборатории.

- Борь, ты уже два года в заповеднике, и почти столько же здесь на перевале дорогу строил. За это время много чего узнал, столько людей встретил. Расскажи, чем люди в этих горах живут, какие ещё мифы и легенды о здешних местах знаешь?

- Раньше, до строительства локатора на перевале Супа, здесь совсем средневековье было. Колхоз был, но в нем кроме наличия председателя и агронома никаких цивильных должностей, все кишлачные как жили столетиями, так и жили, да и сейчас так же живут. Пасут стада в горах, где земля есть, сажают овес, пшеницу, по склонам табак. Сейчас все картошку сажают, она здесь после войны появилась, и сразу стала основной культурой, очень хорошая картошка родиться, лучше российской, но семенную надо из России завозить, вырождается. Традиции исламские крепкие, все верующие мусульмане, в каждом кишлаке домулло, мечетей нет, молятся в домах, по праздником вместе собираются на праздничный намаз. Уразу держат.

- А дети? Школы есть?

- В Заамине, В Бахмале, в каждом райцентре есть школа-интернат, туда автобус из Супы, из Зар - Тепа детей на учебу возит, на выходные привозит, и наверное из этого выселенного кишлака так же возили. Местные не любят девочек учить, читать-писать научилась – хватит. Мальчики учатся до восьмого, а кто и до десятого класса. Многие потом в техникумы, в ПТУ, в институт поступают, в Джизак, в Ташкент. Сельская молодежь, без конкурса, лишь бы экзамен сдать. Самый трудный – русский язык, русских школ нет, плохо знают язык.

- Как они без магазина обходятся?

- У них нет потребности каждый день в магазин ходить. Чай, сахар, муку, масло, мыло, спички закупают в большом количестве, В каждом доме запас есть. Ну и если что кончилось, поговорка есть такая: «Базар не базар, сосед всегда базар». Взаимовыручка.

- Ну, эта поговорка и в городах работает. Хошар делают, когда жениться кто нибудь?

- Как везде. В горах в одиночку не прожить, и дом всем миром строят, и в любой нужде помогают друг другу, и нам. Здесь люди чистые, не испорченные, как в городах. Всегда здороваются с незнакомым человеком при встрече, если домой зайдешь, чай, лепешка, всегда приветливо встретят. Сами нищие, по городским понятиям, но всегда есть, чем гостя накормить, голодным не отпустят. Хорошие люди живут в горах, мне в города возвращаться не хочется…

- А как у них снабжение товарами, продуктами, медицина?

- Снабжение так же, как у нас в заповеднике, кто вниз едет, тот все и привозит. Машина колхозная, трактор, бабай на лошади, каждый, по мере возможности, что нибудь привезет. И к нам, в горы если кто едет, то не с пустыми руками. Машины колхозные часто куда нибудь едут, проблем нет. Отправят апушек человек пять, те там закупятся, если надо, переночуют у родни, везде родственники есть, и с оказией назад. В Супе с началом стройки проблем нет, грузовиков много ежедневно приезжает – уезжает, а в Зартепа автобус ходит раз в день, ПАЗик. Пока перевалы не занесет, дети зимой в интернате учатся, или дома родителям помогают и с домулло Коран учат.

- Как там автобус пробирается? Дороги даже на карте нет?

- По руслу реки идет, ты же знаешь, в горах это часто единственная дорога. Там, где по реке не проедешь, взрывники объезд делают. А лечатся они издревле народными способами, у них кукнар лекарство от всех болезней. Если что серьезное, вниз везут, в больницу.

- Да в мире 80% всех лекарств из опиума делают, так что здесь они не ошибаются.

- В Зартепа есть фельдшер, но все равно всех домулло лечит, у него книга Абу Али ибн Сино на фарси, он её читает.

- Они одежду сами шьют?

- Национальную сами, чапаны шьют, изоры, атлас покупают, тюбетейки сами вышивают, поэтому в каждом кишлаке можно наряду с традиционным ещё и свой, неповторимый орнамент встретить. Но и привозят снизу, в подарок, так что со всей Азии можно встретить и чапаны, и тюбетейки. В основном инструмент везут, топоры, косы, вилы и прочий, без чего в хозяйстве не обойтись. В Супу два раза в месяц автолавка приезжает, там всё есть, от гвоздей до шифера. Но здесь мало денег у людей, поэтому покупают самое необходимое. Лепешки сами пекут, у всех корова есть, а то и не одна, масло бьют, чака, курт делают, каймак. Насчет зелени сам видел, все выращивают, сады плодоносят, груши, яблоки, орех в каждом дворе. С мясом есть сложности, но они отрегулированы.

- А в чем сложность?

- Каждая семья обязана держать скот на мясо, бычка или баранов. Есть график, у них здесь типа общак такой, смотрят старики за порядком. Каждая семья по графику режет свою скотину, и старики делят мясо на весь кишлак. Потом следующие, и так круглый год все со свежим мясом. Но держат больше, чем положено для общего, и если праздник, туй какой нибудь, обрезание или свадьба, то этим уже сам хозяин распоряжается. Но всё равно, сколько для туя надо берут, остальное раздают, да и на туй всех приглашают. И нас часто зовут, или передают нам угощение. Если скотины нет, можно деньгами отдать, зарежут другую скотину. А на деньги что нибудь нужное для общины купят – масло хлопковое, или муку.

- А стадо общественное?

- Кто сам пасет, у кого баранов много и есть кому пасти. Но в основном пастухи пасут на пастбищах, а зимой каждый свою кормит. Для этого все лето сено косят. Дети по горам как горные козы, с осликами, хворост собирают и сено возят. Смотришь, копна ползет по склону – значит, под ней ослик и пацан какой нибудь 8-летний, иногда с сестренкой постарше. Или несколько детишек караван из 3-4-х осликов навьюченных ведут. Дети здесь очень серьёзные и ответственные, любое дело можно поручить.

- А мясо, которое с охоты? Мало у кого есть ружья и охотники в семье…

- Ружья почти в каждой семье есть, у кого и не одно. И пожилые мужчины все охотники, кому здоровье позволяет. Молодежь уже отошла от этого промысла. Но кто в город не собирается, те тоже охотятся со стариками. Меткий, удачливый охотник очень уважаемый человек. Бывает падеж скота, или мало кормов заготовили, остается кишлак без мяса, одна на охотников надежда, тогда их старики в горы отправляют за мясом, и все, что приносят – на общак. А в обычное время охотник сам своей добычей распоряжается.

- Ну а кто мак сажает, они как в общине участвуют?

- Да так же. Просто им деньгами выгоднее вносить, деньги у них есть. Это же такие же крестьяне, как те, кто пшеницу или картошку сажает. А чаще те же самые. Это опасное занятие, поэтому те занимаются, кому деньги нужны, - дети в городе учатся, сына надо женить и тп. А взять негде, приходится рисковать. Самим горцам денег много не надо, натуральное хозяйство почти.

- С местными жителями понятно, если биологическим языком выразится их ареал обитания в горах там, где можно выращивать что нибудь, косить траву, собирать хворост и дары природы, пасти скот. По этим скалам они лазить не будут, на такие праздные прогулки у них нет времени и желания. Охотники бывают повсюду, неужели не натыкались на эту Крепость время от времени?

- Охотники бестолку тоже по скалам лазить не будут. В этих скалах только улары, кеклики и то ниже, в траве живут. Да и улары здесь случайно попались, скорее всего. А где живут кики и архары, пути их сезонных переходов местные неплохо знают, и ходят туда, где с большей вероятностью можно добыть мясо. Архары и киики по любым скалам могут прыгать, но питаются они травой, и знают, где она есть. А здесь что им делать?

- А кроме местных и нас кто ещё в этих горах живет?

- На перевале Супа строители живут, ты это знаешь, построят локатор, будут жить его работники. Выше по дороге, в сторону Бахмала, недалеко, живет семья. Трактористы. Интересные люди. Огромный трактор «Чебоксары», муж, Юрий Павлович, тракторист, жена Даша поваром у него числится, пацан лет восемь, сын. У них вагончик, они расширяют дорогу и живут в вагончике. Сделают участок, цепляют вагончик, перетаскивают дальше и работают, так из года в год, только на зиму уезжают, когда перевалы закрываются. Я когда на стройке работал, часто у них бывал, общались. Сядем вечером у костра, пузырек если есть, совсем хорошо. Ему под полтинник, битый мужик, за жизнь много знает. Зову их в гости всё время, когда бываю, но они от своего трактора ни на шаг, а без семьи он не хочет. Как нибудь сходим к ним, познакомлю. Вот и все, постоянно здесь больше нет никого…

- А не постоянно?

- По нашей линии экспедиции бывают разные, геологи всегда к нам в заповедник заезжают, когда работают в здешних горах. Из других заповедников бывают ученые, даже из других республик. Наши тоже иногда ездят в командировки в другие заповедники. Местные власти пришлют иногда на экскурсию небольшую группу то друзей, то родственников, они посмотрят и сразу назад. Ночевать ни разу не остались, да и не общаются с нами почти. Но здесь и совсем странные люди бывают…

- Чем странные?

- Богомольцы какие-то мусульманские. В прошлом году задержали в Заамине дервиша какого-то, то ли стуканул кто на него, чем он внимание привлек, не знаю. Из самого Кабула пришел.

- А ты откуда знаешь?

- Я там в это время в обезьяннике сидел, когда его привели, в кафе по пьяни подрались между собой, нас и забрали. Менты между собой разговаривали, потом передали его в контору. А я его узнал, когда дорогу строили, я его видел здесь, в горах. Местные к нему с большим почтением относились, как к святому. Говорят, он в этих горах какое-то место искал, если побываешь в этом место, что-то происходит с тобой, сила необычайная вселяется в тебя, могущество какое-то.

- Нашел?

- Не знаю. Но такое место здесь не он один ищет. Люциан говорил, что есть легенды, что таких мест на Шелковом Пути несколько, и мусульмане считают, что в таком месте человека Аллах силой духа наполняет и прозрение дает, видение мира. Именно в таком месте Муххамеду был дан Коран. И в этих горах такое место есть, идут к нему чуть ли не из Индии, со всего мусульманского мира паломники здесь бывают. Люциан тоже пытался его найти, даже с одним дервишем разговаривал. Тот сказал, что такого постоянного места нет, иначе вокруг него уже город бы был. Оно появляется в этих горах где-то, может несколько дней существовать, а может и на следующий день исчезнуть.

- А как это место отличить? Может мы уже сто раз в таких местах бывали?

- Нет таких примет, или не говорят. Но если в такое место попадешь, сразу почувствуешь. Доммуло в Зартепе однажды в детстве в этом месте побывал, за всю жизнь никогда такого счастья не испытывал. До кишлака как на крыльях летел, и старики ему дома объяснили, что с ним произошло. Все аксакалы собрались. Пытались его в медресе отправить, но не получилось, в райкоме не дали добро, а без направления нельзя. В Самарканде при мечети жил и учился сам, у муллы.

- И что, он действительно необычный человек?

- Мудрый старик, к нему даже из Ташкента за советом приезжают…

- А почему он не показал этому афганскому дервишу место?

- А там, где его накрыло этим счастьем ничего не происходит с другими, переместилось видимо куда-то это святое пятно. И сам он там бывал после этого, ничего не почувствовал.

- Дал бы Халил Рахимович мотоцикл. Можно было бы и на Супу ездить, там познакомится с ребятами, и в Зартепу, с домулло пообщаться… Тракториста навестить твоего, гаи здесь нет, да я и просто могу посидеть, а ты с ним бухнешь.

- Может, даст. Надо ему основание какое нибудь придумать.

Время за разговором пролетело незаметно, костер догорел, на стремительно темнеющем небе показались первые звезды, над головой повис серебристый серп новой луны. Пошли к обрыву посмотреть на кишлак – огонька в кишлаке не было, может, рано ещё. Мы были так переполнены событиями последних дней, и усталость прошедшего дня давала себя знать, что решили не ждать. Только улеглись, я провалился в глубокий безмятежный сон, и проснулся только утром. Боря уже встал, но и он спал так же крепко всю ночь, и проснулся незадолго до меня. Был в эту ночь огонь в кишлаке или нет, мы не знаем.

Особо собираться нам нечего, мы вскипятили воды, из смальца, крепкой заварки, сдобрив это толченым куртом и солью, сделали подобие тибетского чая. Получилось почти по две кружки очень калорийного странного напитка, позавтракали. У нас ещё осталась банка сгущенки, чай, сахар, курт, мука и немного смальца, до заповедника дотянем. Обошли всю площадку, ещё раз тщательно осмотрели – всё чисто, кроме прогоревшего костра следов нашего пребывания не было. Мы залили кострище водой, такой закон, даже если вокруг нечему гореть, и тронулись в путь.

Из двух веревок собрали связку. Спускаться в черный провал колодца было страшновато, после стольких загадок, которые задала нам Крепость, появилось ощущение мистического. Мир вокруг нас населяли дивы, шайтаны и джины. Борю это чувство тоже просекло, мы понимали друг друга без слов. Первым шел Боря – я был в два раза тяжелее, и если он сорвется, у меня больше шансов его удержать. В пещере на дне колодца мы присели, дали глазам привыкнуть к полумраку и поползли вниз по трещине, по которой поднялись. Сама трещина имела такую конфигурацию, что ни со стороны ущелья, ни со стороны колодца свет виден не был, и только по движению воздуха было понятно, что где-то выход есть. Однако по времени мы уже должны были приблизиться к выходу настолько, что бы увидеть хотя бы слабый, свет. Мы не включали фонарь специально, что бы увидеть его, но света не было. Трещина расширялась, а должна сужаться, когда мы в неё заползли, она расширялась, и у колодца уже можно было стоять. Сомнений нет, мы заблудились, попали в другой рукав пещеры. Нас это не напугало, такое бывает в пещерах часто, особенно в незнакомых, и мы поползли назад, включив слабенький фонарь и подсвечивая «жучком». Будь у нас время, можно было бы проползти это ответвление до конца, и посмотреть, куда оно ведет. Но сейчас нам надо было выбираться, впереди трудный и не близкий путь, до темноты надо дойти до усадьбы. Довольно быстро мы доползли до разветвления пещеры и сориентировались, куда нам надо ползти. Смущало то, что развилка была на три прохода, но мы выбрали правильный, и уже через несколько минут впереди забрезжил рассеянный свет. Мы выключили фонари, проползли еще десяток метров в поисках удобного выхода и оказались над ущельем, откуда поднялись. Боря спустился по веревке, потом принял рюкзаки. Я перекинул веревку через выступ скалы и тоже спустился, Боря держал свой конец в натяг, и выбрал веревку, когда я отвязал её от себя. Идти дальше в связке необходимости не было, но время от времени мы страховали друг друга веревкой, перекидывая её через выступы скал. Спускаться всегда опаснее и тяжелее, когда идешь вверх, нужна хорошая дыхалка, когда вниз – железные ноги. Но по уже пройденному маршруту мы спустились без особых проблем. Забрали вещи, оставленные в тайнике. Передохнули на берегу реки, попивая с наслаждением ледяную воду с рафинадом вприкуску, разглядывали кишлак. Теперь он нам казался другим. Он был жилым, у него были хозяева. Никаких изменений мы не заметили.

Перешли речку, прыгая по камням. В домике, где мы ночевали, тоже ничего не изменилось, похоже, никто в него не заходил. Зажгли костерок в нашем импровизированном очаге, продымить дом и вскипятить воды. Оставили котелок над огнем и рюкзаки, взяли ружья и пошли поискать то место, где мы предполагали, что горел огонь. Не сговариваясь, сразу пошли к дому, где нашли карту. Опасности не чувствовалось, все дышало спокойствием и умиротворением. Зеленели сады, пестрело цветами разнотравье, жужжали пчелы, где-то в садах переливчато пересвистывались птицы. Все эти звуки создавали какую-то особую, звонкую тишину. Тишина подчеркивалась этим фоном и настораживала. Подойдя к дому, осмотрелись, прежде чем войти в калитку, - ничего. Следов костра во дворе не было, тандыр тоже давно ни кто не топил. В дом заходить почему-то не хотелось, обошли соседние дворы, не заходя в дома, следов костра не было. Решили не углубляться в поиски, нарвали зелени и огурцов. Вода уже кипела. Заварили чай. В холодной воде развели курт и накрошили зелень с огурцами, съели с подобием оладий, которые пожарили из жидкого теста на смальце. Был жаркий летний полдень, от самана стен веяло прохладой. Времени на обратный путь хватало, можно поспать часок, что мы и сделали, наскоро перекрыв дверь хворостом.

Мне снился сон – Крепость во времена величия Царя Мук. Просторные залы освещены ярким солнечным светом из многочисленных окон, богатый орнамент стен играет в переливах солнечных зайчиков, отражающихся от полированной меди расставленной в нишах стен посуды и зеркал. Полы застланы богатыми персидскими и меркетскими коврами. Огромные суровые стражи с кривыми саблями в богато инкрустированных ножнах ведут меня по просторному залу, в котором десятки людей, склонившись над небольшими пюпитрами, переписывают книги. Они макают фазаньи перья в глубокие чернильницы и, дописав страницу, посыпают её песком из торбочек, которые я уже видел. Эти люди молоды, но очень солидны, одеты в красивые бухарские халаты, на головах белоснежная чалма. Мы проходим залу и идем вглубь, и, пройдя по освещенным факелами переходам, я попадаю в хорошо освещенную масляными лампами комнату. Это библиотека, я здесь уже был. Вдоль стен сундуки, некоторые открыты, в них книги. В нишах стен стоят чернильницы, пучки фазаньих и павлиньих перьев, красивые кувшины и амфоры, торбочки с промокательным песком. На стене, у которой стоит топчан красивейший ковер с невиданным мною узором светло зеленых оттенков. На топчане, так же покрытом красивым ковром привычного персидского узора сидит белобородый старик в зеленой чалме и бухарском халате. Рядом с ним раскрытая книга, перед ним дастархан, с чайником, пиалами и блюда с восточными сладостями. Освещается комната многочисленными «лампами Алладина», которые расставлены в специальных нишах под потолком. В масло ламп, видимо, добавлены ароматы, в комнате приятно пахнет сандалом. Стражники подводят меня к топчану и кланяются старику. Старик кивает, и войны почтительно пятясь назад, уходят. Я тоже здороваюсь со стариком легким поклоном, прижав к сердцу правую руку. С нами остаются только два человека в белых индийских одеждах и тюрбанах, с короткими черкесскими саблями. Они стоят справа и слева от топчана в готовности выполнить любое приказание. Старик жестом приветливо приглашает меня присесть на топчан к дастархану. Я присаживаюсь на край топчана, один из слуг наливает чай в пиалу и с поклоном подает мне. Я принимаю пиалу так же с поклоном, прижав левую руку к сердцу в знак благодарности. Пробую чай, он очень вкусный и душистый. Старик что-то говорит, я слушаю его с большим почтением очень внимательно. Смысл слов ускользает от меня, но от голоса этого старца мне становиться легко на душе и так спокойно и хорошо, что я готов вечно сидеть и слушать старика. Наконец где-то в глубинах сознания проявляется смысл того, что говорит старик на незнакомом мне языке: «Ты здесь, что бы найти место силы!», - и я просыпаюсь.

Разбудил Борю, про сон говорить не стал, это был не обычный сон, и я ещё был под его впечатлением. Сон был настолько ярким, что я запомнил всё – рисунок орнамента стен, вкус чая и запах сандала, людей, которых встретил во сне, а главное, то, что сказал мне старик.

Немного проспали. Разлили по кружкам сгущенку, развели холодным чаем, пополдничали с остатками оладий, больше похожими на баурсаки. Всё, кроме трофеев, оружия, биноклей и курпачи, решили оставить в том же тандыре. Так и сделали, только завалили по надежней, не поленились притащить большие, тяжелые камни. Подумав, решил оставить здесь ружье «Байкал – 12». Оно ни где не числилось, тащить его в заповедник ни к чему, да и странно, ушли с двумя ружьями, пришли с тремя. Народ в горах наблюдательный, мало ли кто по дороге встретиться, зачем двоим три ружья? В горах люди лишнее не таскают. Смазал ружье смальцем, завернул в полотенце, нашел хорошее место под крышей домика, щель над саманом стены, никому и в голову не придет там что-то искать. Там же распихал патроны. Наган спрятал в рюкзак, в курпачу, взял у Бори винчестер, он тащил свой замотанный в тряпки карамультук. Теперь можно прийти сюда налегке, практически все необходимое здесь было.

Шли быстро, мы хорошо отдохнули и время поджимало. Однако поднялись из Карасая уже к вечеру, много времени занял подъем. Но до темна было ещё далеко, да и оставшийся путь можно пройти и после захода солнца. Мы напились у бочажка и немного передохнули. Усталость уже сказывалась, но близость дома придавала силы, и мы пришли в усадьбу, когда закат ещё догорал и месяц с первыми звездами только проявился на синеющем небе.

Конец 3 части. Продолжение следует.