Кристально прозрачный воздух. Прохладный ветерок. Красивое свежее утро. Яркое солнце освещает толпу народа по обе стороны дороги, огражденной деревянными заставами. Тишину улицы нарушают лишь тихие разговоры скованной, несмелой толпы, шелест листьев клена, редкое щебетание птиц и немногие другие звуки все еще толком не проснувшегося в субботнее утро города. В центре толпы по одну сторону дороги располагается развалившийся от скуки долгого ожидания духовой оркестр. По другую сторону - кучка представителей местной власти.

Это небольшой городок – провинция большой империи. В этом году сего дня именно тут должен состояться ежегодный съезд ее глав. И в этот час в этом самом месте все они должны мимолетом появиться пред своим народом, промчавшись в своих черных бронированных автомобилях, лениво высунув нос из-за приоткрытого окна и снисходительно помахав рукой в пустоту толпы. Но самая важная персона на съезде - глава над всеми главами этой империи. Проще – наш диктатор.

На крышах домов местами сидят снайперы в своих оборудованных гнездах, издалека походящие на стервятников, предчувствующих смерть. Каждый стервятник внимательно пасет через оптический прицел группу толпы, отведенную ему начальником безопасности. Из-за высокой важности персон, которые собираются промелькнуть, они находятся тут в немалом количестве и настроены более чем решительно. Приказ освобождал их устранять источник любой угрозы жизни охраняемых персон при малейшем подозрении.

Сторонний наблюдатель был бы удивлен, поражен, возмущен. Но для нас это стало частью повседневности. Оглянувшись назад, каждый из нас поймет - что-то вокруг сильно изменилось. В какой-то момент человеческая жизнь потеряла в цене. Никто точно не знает, как и когда это произошло, но все вынуждены принять факт, что наши жизни уже давно находятся не в наших руках. Что смысл наших жизней известен не нам. И если снять розовые очки и раскрыть глаза на все, что происходит над нами, мы прозреваем, но это бессмысленно, потому что хочется зажмуриться еще сильнее. Тяжело осознавать то, о чем догадывался давно, но всеми силами пытался не видеть. Например, то, что человеческая жизнь стоит не многим больше пули, которая ее оборвет.

Люди стоят и ждут, чтобы порадоваться, когда мимо проедут диктатор и его свита. Нельзя сказать, что они все хотят быть тут сейчас. Нельзя быть уверенным ни в чем, когда знаешь цену своей жизни. Нельзя расслабиться и спокойно, полной грудью вдохнуть свежий утренний воздух, когда знаешь, что за каждое неверное движение, которое может означать угрозу диктатору, снайпер нажимает на курок и не промахивается.

Но как минимум один человек выделяется из серой толпы. Выделяется своей сравнительно яркой одеждой, пьяненькой походкой и широкой улыбкой во все зубы. Слегка подвыпивший, он один из немногих чувствует себя комфортно и радуется этому утру, которое пьянит не меньше выпитого пива. Наверное, его можно назвать человеком своего времени. Представителем зарождающихся под влиянием окружающей среды наполненных цинизма лояльных фаталистов. Он, как всегда, доволен жизнью и собой.

Увидев дорогу сквозь толпу, он поспешил в первый ряд, нагло расталкивая сгущающийся народ. Без извинений и церемоний, не выпуская банки пива из рук, он все-таки пробивается к самому барьеру у дороги, по пути успев украсть у кого-то пачку сигарет.

Ужасно хочется курить, но ясно, что за спрятанной во внутреннем кармане куртки пачкой он не полезет, ибо с точки зрения снайпера это вполне обычное действие выглядит иначе. Ни на секунду не отказавшись от идеи покурить, он обратился с просьбой к стоящему справа.

- Не курю - ответил стоящий справа.

- А у вас будет закурить? - он продолжил стрелять.

- Угу - угукнул один из них, но, только потянувшись за пачкой, осекся и, кинув короткий взгляд на крышу дома напротив, буркнул -

- Потом...

"Черт!", подумалось провокатору, "А это даже интересно. Будет жесткая шутка". И спросил еще у кого-то, но тот отмахнулся, потому что неподалеку послышались возгласы приветствия и толпа начала понемногу оживляться. Показались черные джипы охраны.

Шутник тоже оживился и снова спросил покурить. Там не курили.

Мимо уже поехала колонна пока сравнительно мелких представителей власти. Толпа несмело вскрикивала и радовалась, а он нервничал. Продвинувшись чуть влево, шутник продолжил поиски. Наткнувшись на какого-то особенно радостного гражданина, задевающего всех вокруг, он уже было захотел со злости начать драку, но из-под распахнувшейся куртки неуклюжего промелькнула пачка сигарет.

- Закурить есть? - поинтересовался он, изобразив жест двумя пальцами у губ, означавший "Закурить есть?".

- На здоровье - сострил и ухмыльнулся гражданин, потянувшись за пачкой.

Лицо шутника расплылось в зловещей ухмылке. Жертва неосторожным, потенциально опасным жестом нырнула рукой под куртку и начала шарить по карману. Вдалеке послышался хлопок, голова человека со звуком разбивающейся дыни резко дернулась назад, и его тело упало в толпу. Через секунду в толпе послышался визг. "Моя рубашка!" - вскрикнул стоящий за жертвой шутника. Оркестр заиграл громче. Толпа медленно расступилась, и труп унесли возникшие полицейские. Люди сопроводили их взглядами, мыслями и перешепотом: "Сам виноват", "Зачем он так сделал?" и "Дуракам туда и дорога". А один из толпы кричал: "Моя рубашка! Черт его побери!".

Провокатор стоял над смазанным пятном крови на тротуаре и поражался своей находчивости. Он гораздо более доволен собой, чем пятью минутами ранее. Это красивое, солнечное утро. Это его день. И без того приподнятое настроение близится к восторгу. Он будет рассказывать все друзьям, и все они вместе будут ржать над этим наивным дураком.

Громыхает оркестр. Хочется петь. Переведя взгляд на дорогу с колонной машин, он вскинул руки вверх и начал приветствовать своих правителей. Оркестр уже надрывается - приближается машина диктатора.

Прекрасное настроение рванулось наружу и ему захотелось поприветствовать своего диктатора. И до ужаса захотелось закурить. Ему так и не удалось стрельнуть сигарету. "У меня же есть. Я же вытянул у кого-то пачку". Удивившись еще раз своей находчивости, он привычным движением руки потянулся во внутренний карман. На лице растянулась улыбка, он вскинул голову вверх к крышам домов навстречу неумолимо приближающейся смерти, которая постигнет его голову раньше устрашающей мысли о самой большой и самой последней глупости в его бессмысленной, испускающей последние песчинки своих песочных часов, жизни.

Доля секунды.

Конец.