А имя ему было - Хезед, что значит - Милосердие, и потому он стал глух.

Цветы Древа - человеческие жизни. Вот лопается сияющий шарик на правой ветви, рассыпается светящейся трухой. Кто-то только что…

***

Она ждала - сейчас он спросит: "Зачем? За что?" - но он понимал это и не собирался быть таким предсказуемым. Он вообще не любил быть предсказуемым. Это не означало, что он всегда совершал сумасбродные поступки. Но холодноватая отстранённость помогала ему спокойно реагировать на обидные вещи.

Своим спокойствием он был способен пробудить в обидчике стыд. Но, поскольку в данном случае обидчик - точнее, обидчица - знала его как облупленного (достаточно долго прожили вместе), она тоже не выказала никаких эмоций.

Так и сидели оба в тесной кухне напротив друг друга, не глядя друг другу в глаза и ощущая нелепость собственного молчания.

Потом Афанасий медленно и как бы нехотя потянулся за гитарой.

- Тишины хочу, - устало попросила Лиза.

- Тишины хочу, тишины… - процитировал Афанасий, едва усмехнувшись.

- И не надо стихов, пожалуйста.

- Прозы, прозы… Воды, простой воды…

- Пожалуйста, не дразни меня своими цитатами. Не человек, а… ходячее собрание цитат из классиков, - она смотрела в пол – тяжело было поднять взгляд.

- И пальцы за меня загибать будешь? - уже открыто усмехнулся Афанасий.

- При чём тут пальцы?! – чуть повысила голос Лиза, по-прежнему не глядя на него.

- А при том. Обиженным-то надо быть мне, а вместо этого злишься ты. Как двое из ларца, одинаковы с лица - уж всё взялась за меня делать. - Он дотянулся-таки до гитары, прислонённой к ножке кухонного стола. Кулак сомкнулся на немом грифе.

- Я всю жизнь всё за тебя делаю, - с нарастающим возмущением заговорила Лиза. Она уже не могла остановиться, хотя и понимала, насколько глупо выглядит. - Меценатов всяких разыскиваю я, помещения для концертов арендую я, костюмы сценические шью тоже я…

- … по моим эскизам, - вставил Афанасий.

- … Везде я! Всё время пляшу вокруг тебя. Ты не находишь, что это уже некрасиво? Могу я, в конце концов, подумать о себе? Хоть немного позаботиться о собственном отдыхе?

- Ну что ж, ты прекрасно… отдохнула, - он тенькнул по струне.

- Ты сам хорош… Ты постоянно пьёшь с друзьями, ходишь на какие-то богемные сборища и меня с собой не берёшь, словно я отверженная, словно я глупая обывательница, неспособная понять ваши пьяные философские беседы… - бормотала Лиза, накручивая на палец тёмные волосы. - А стоит мне отправиться на праздник к подруге и не сказать тебе об этом – сразу начинаются попрёки…

- Можно подумать, в этом дело. - Он стал наигрывать "Милая моя, солнышко лесное". – Можно подумать, в подруге дело или в празднике. Зачем ты притворяешься, будто думаешь, что я до сих пор ничего не знаю? Да ещё пытаешься представить дело так, будто я во всём виноват. Милая моя… ну посмотри же мне в глаза…

- Не называй меня милой… - она закрыла лицо руками..

Афанасий поиграл ещё немного, потом прихлопнул струны так, что дека загудела.

- Пойду-ка я, а то Андрей скоро вернётся, - сказал он. - Не хотелось бы его видеть сейчас. - Заметив, что она глядит на него сквозь пальцы, добавил: - Не ссорьтесь только, живите дружно.

- С чего ты взял, что я хочу с ним жить? - глухо спросила Лиза.

- Ну, то есть как - с чего… - Афанасий пожал плечами.

- Это ты, ты сам его привёл, ты! - крикнула она, уже не стыдясь слёз.

- Опять я виноват, - развёл руками Афанасий. - Пойду, не хочу усугублять положение.

Она ничего не ответила. Плечи её вздрагивали, и оборки на коротких рукавах клетчатой блузки вспархивали, как крылья бабочки.

Он упаковал гитару в футляр, задвинул ногой под кровать, накинул куртку на плечи и хлопнул дверью. На улице холодный ветер мгновенно проник под рубашку, раздул полы. Весна была ещё ранняя, сотни ручьёв бежали по асфальту, но снег не успел почернеть, и от него шла волнами влажная свежесть.

Путь на остановку преградила огромная лужа, которую нельзя было обойти ни по палисаднику (обнажившаяся земля раскисла в чёрную грязь), ни по проезжей части (машины запросто могли обрызгать бурой жижей). Поистине, это была царица среди луж. В её огромном голубом глазу лениво проплывали облака.

Через лужу лежал путь, отмеченный пунктиром брошенных досок, многоточиями кирпичей и редкими иероглифами грязных отмелей. Афанасий, немного помедлив, решился на штурм этого невнятного весеннего текста, тем более, что нашёлся какой-то смельчак с противоположной стороны, также вступивший на зыбкую дорожку.

Ждать, пока тот, встречный, пройдёт через лужу, чтобы не столкнуться с ним, было бы слишком долго, и Афанасий выбирал самые изощрённые способы преодоления водной преграды, любезно стараясь разминуться с "потусторонним". Однако, видимо, усилия пропали даром: после невероятных прыжков, щепетильных поисков наименее грязных участков и потрясающих трюков балансирования оба сошлись на середине узкой длинной доски, в самом центре, над синей глубиной весеннего моря.

- Так и думал, что встречу тебя, - сказал Андрей.

- Я тоже предполагал, - сказал Афанасий и улыбнулся. - Мы словно те два козла из сказки, которые сошлись на мосту и не захотели уступать друг другу дорогу.

- Ну, точно, похоже, - засмеялся Андрей.

- Хотя козёл здесь только один - продолжал улыбаться Афанасий.

- Тот, кому наставили рога, - съязвил Андрей, развивая тему, и сразу понял, что сказал лишнее. Доска испуганно всхлипнула; Афанасий шагнул к нему, глядя сверху вниз - Андрей был намного меньше ростом и при свете дня выглядел довольно жалко в своей старой куртке, которую носил ещё год назад, когда только поселился у Ренов.

- Что ты навис надо мной? - тявкнул Андрей, остро нацелившись носом в лицо Афанасия. - Думаешь, что имеешь право столкнуть меня в грязь? Как бы не так. В случившемся виноват ты и только ты.

- Лиза тоже так считает, - согласился Афанасий и спокойно продолжил, дополняя: - Виноват я в том, что приютил тебя в прошлом году, когда ты оказался в нашем городе, путешествуя автостопом. Мальчик сбежал из дому - несчастный, непонятый, талантливый… и глупый, потому что нарвался на грабителей, которые обчистили его и высадили на обочине. И какая удача, что мальчик попытался заработать денег, играя на скрипке в переходе, и его заметил бард, уже обретавший тогда известность..

- Да, да! Благодетель! - скривившись, перебил Андрей. - Взял к себе в дом, выпустил с собой на сцену! Хороший составился дуэт, нечего сказать. Ты мне поначалу даже недоплачивал моей доли за концерты - на том якобы основании, что я всё проедаю. А то, что мне надо хотя бы одеться нормально, чтобы бомжем не выглядеть…

- Так ты, значит, за это мне отомстил? - медленно спросил Афанасий. - Ты спал с моей женой, мстя за то, что я недоплатил тебе денег? Типа, натурой взял? По-твоему, Лиза - проститутка?!

- Говорю же, во всём виноват ты! - первым не сдержавшись, заорал Андрей. - Думай обо мне, что хочешь! Я спал с ней потому, что хотел с ней спать! А она со мной - потому что ей было скучно! Ты её забросил совсем, всё время развлекался с друзьями, а она чахла!

- Я ей не изменял! Я только пил! - взорвался, наконец, и Афанасий. - А она - просто от скуки, мне в отместку, в нашем доме, на нашей постели, с моим лучшим другом!..

- Да какой я тебе лучший друг! Собачка на привязи, для забавы! - выплюнул Андрей.

Афанасий отстранился от него, глядя широко раскрытыми глазами.

- Да, верно, какой же ты мне друг, - проговорил он. - Вот уж правду говорят: ни одно добро не остаётся безнаказанным.

- Тоже мне святой страстотерпец! Да плевал я на ваше добро! Вы с Лизкой всегда смотрели на меня, как на приживальщика, как на грязь!! - Андрей вскинул подбородок, с ненавистью сверкая глазами.

Афанасий осторожно взял его за шиворот, приподнял так, что подошвы Андрея оторвались от доски, и поставил прямо в хлюпающую чёрную жижу.

- Ну так кесарю - кесарево, - прокомментировал он свой поступок.

Андрей, погрузившись по щиколотку в лужу, даже не шевельнулся, закаменев в своём презрении.

- Через два часа - у меня на даче, - вдруг выпалил Афанасий, глядя на эту статую. Решение, родившееся в голове не так давно, окончательно завладело его разумом. - Дуэль. Стреляться будем.

- Сядешь, - сквозь зубы сказал Андрей.

- Почему это - сяду? Может, ты попадёшь удачно, - скривился Афанасий, сам спрыгнул с доски и пошёл прочь, разгоняя ногами мутные волны.

***

Замок был сбит двумя ударами лома. "Простит ли меня Вовыч? Надеюсь, что всё-таки простит", - подумал Афанасий, входя в дачный домик соседа. Он сразу направился в угол, где стояло старое кресло, отодвинул мебель в сторону и поддел ломом дужку замка на люке подпола. Со скрипом замок был выдран. Из открытого подпола пахнуло сухой древесной стружкой. Афанасий прыгнул вниз и нашарил в темноте брезентовый чехол.

- Я постараюсь вернуть это назад, - сказал он вслух, развязав чехол и уставившись на ствол, блеснувший тусклой рыбиной. Затем положил чехол возле края люка и, подпрыгнув, выбрался из подпола.

Когда возле калитки раздался шорох велосипедных шин, Афанасий вышел на крыльцо своей дачи и сощурился, снимая с плеча ружьё.

- У соседа твоего дверь нараспашку, - заметил Андрей, небрежно кидая велосипед в грязь. Велосипед был Лизин.

- Я взял его ружьё, - сказал Афанасий. - Знал, что у него в подполе лежит

- В подполе же сыро. И потом, он разве не боялся, что сопрут?

- У него сухо. Крепкий фундамент, вода не просачивается даже весной, - объяснил Афанасий. - А ружьё сначала дома было, а потом у Вовыча сыновья стали подрастать - близнецы-сорванцы, он тут от них и ствол, и патроны прячет.

- Дачники выстрел услышат - сбегутся, - сказал Андрей.

- Кому сбегаться-то? Никто ещё даже не сажает ничего, снег не сошёл, - возразил Афанасий, взвешивая в руках двустволку.

- Ты прямо с крыльца, что ли, в меня стрелять собираешься? - съехидничал Андрей. Расстегнул старую куртку и сунул руки в карманы брюк.

- Зачем? Я спущусь, конечно. Да и жребий надо кинуть, - Рен достал монетку, - кому первому стрелять.

- Я в армии не служил, - с презрением вымолвил Андрей. - И не охотился. Я вообще только в тире стрелял, в петушков и в картонных буржуев, где остались ещё.

- Орёл или решка? - спросил Афанасий.

- Орёл, разумеется, - сказал Андрей, следя, как взлетает в воздух сверкнувшая серебром монетка.

Рубль упал на грязную землю единицей вверх. Андрей тихо зашипел сквозь зубы.

- Надо ещё раз бросить, - жалея его, сказал Афанасий.

Андрей вздёрнул плечи, всем своим видом давая понять: делай как хочешь, всё равно эта затея - ерунда и глупая шутка.

- Теперь что?

- Ну, решка, - сказал Андрей.

- Орёл, - сообщил Афанасий, глядя на чешуйку серебра в грязи.

- Тьфу! Дай я брошу, - Андрей погремел в карманах, нашёл пять копеек, - моя решка…

Пять копеек упали орлом.

Афанасий спустился с крыльца, подошёл к Андрею вплотную:

- Надо отвернуться друг от друга и пройти пять шагов…

- Пяться сам назад, я не сдвинусь с места, - скривил губы Андрей.

Афанасий отсчитал десять шагов, обернулся и вскинул ружьё к плечу. Мушка подрагивала, наезжая то на левое плечо Андрея, то спускаясь к солнечному сплетению, то нацеливаясь в центр бледной физиономии.

Андрей сжимал и разжимал кулаки, ветер растеребил его чёрную чёлку, но парень не поправлял её, и пряди цеплялись за нос, мешали ему смотреть. Наконец он тряхнул головой, озлясь, и закричал:

- Да не стрельнешь ты! Не стрельнешь!

Мушка дрогнула, уставясь прямо в злой серый глаз.

- Не стрельнешь! - по лицу Андрея разлилась смертельная бледность, усмешка кривилась, и подёргивалась в левом углу рта тёмная морщинка, как паучья лапка.

Афанасий выстрелил. Гром прокатился по палисаднику. Андрей согнулся, схватился за локоть:

- А-а-а, собака, прямо в сустав! - закричал он с мукой, валясь на землю. Афанасий отбросил ружьё и кинулся к нему, содрал с воющего Андрея куртку.

- Плевать, жить будешь. Это бекасиная дробь, мелкая. Тебя ещё и пуховик защитил. - Он поморщился, закатывая рукав рубашки раненого. - Крови, конечно, хватает…

- Боль адская, - провыл Андрей, его глаза застлало страдание и ненависть. - Ах ты, жалостливый, не патронами зарядил - дробью бекасиной, не убить меня решил, а инвалидом сделать на всю оставшуюся жизнь…

- Да что ты несёшь? Её простым ножом выковыривают, - раздражился Афанасий. - Хочешь знать? Я не любитель тиров. Я вообще сегодня в первый раз стрелял из ружья.

- Как, а с Вовычем ты разве не охотился? - заскрежетал зубами Андрей.

- Я только бродил с ним, но ни разу не стрелял, - ответил Афанасий, перевязывая рану Андрея своим носовым платком. - Ну, видел много раз, как он заряжает. И всё.

- Поверить не могу. Нет, не верю, - пробормотал Андрей. Постепенно его удивление снова уступило место ненависти. - Вот из-за такого неумехи, как ты, я останусь калекой на всю жизнь. Сустав повреждён - на скрипке не смогу играть, и стану бомжем.

- Зачем такие мрачные перспективы. Жизнь-то продолжается, - хмыкнул Афанасий. - Смотри-ка, почти вся дробь мимо пролетела. Ты везунчик.

- Не я везунчик, а ты мазила, - выплюнул Андрей. - Надо было в глаз целить, чтобы насмерть.

Афанасий промолчал, поджав губы. Поднялся и пошёл к забору, где валялся велосипед.

- Линяешь, да? - заорал вслед Андрей. - А мне тут подыхать?

Афанасий, ничего не отвечая, нажал на педаль. Велосипедные шины с шорохом повели черту по грязи.

- Собака! - заорал Андрей.

Афанасий поехал очень быстро, словно крик толкал его в спину.

До шоссе было не так уж далеко. Доехав до поворота, он спрыгнул с велосипеда и встал, голосуя.

Ждать пришлось недолго, вскоре затормозил грузовик. Водитель весело высунулся из кабины:

- Ба, не каждый день тут голосуют звёзды местного разлива! Подбросить до города, Крапивник?

- Не меня, - нервно сказал Афанасий. - Тут надо доставить одного в больницу. А то скорая через три часа сюда доберётся. Да ещё застрять может в грязи.

- А что стряслось-то? - мужчина выпрыгнул на асфальт.

- Я стрелял в человека.

У водителя вытянулось лицо.

- Можете вызвать милицию, если хотите. Я убегать не буду, - сказал Афанасий.

- Какая милиция, Афоня, - растерянно ответил водитель. - Показывай, где этот твой…

- На даче у меня, пошли, - сказал Афанасий, пропустив мимо ушей "Афоню" - не до того было.

Через некоторое время Андрея увезли (челюсть водителя грузовика отвисла ещё сильнее, когда он увидел, что "подстреленный" - партнёр Рена, выступавший с ним на концертах, сам скрипач Варин). Афанасий остался на даче - прежде чем возвращаться в город, ему надо было ненадолго остаться в одиночестве, чтобы подумать. Или, скорее - чтобы некоторое время ни о чём не думать.

Вместо того, чтобы подняться на крыльцо, он обогнул дом и, раздвигая сырые колючие кусты малины, подобрался к задней двери. Дёрнул - засела в земле, заросла. Раскопал щепкой у основания, ещё раз дёрнул - с трудом поддалась. Внутри было темновато, и дом, словно прямоугольной пулей навылет, был пробит двумя дверными проёмами - в них сияло синее весеннее небо.

Половицы поскрипывали. Рен подумал, что оставил валяться ружьё во дворе, и что стволы наверняка забьются грязью. Он поискал в ящичке со всяким хламом, стоящем в углу, какую-нибудь тряпку, годную для чистки, но вместо этого нашёл пачку жёлтых стикеров, невесть как здесь оказавшуюся. Ах, ну конечно, их привозила Лиза, любившая и в городской квартире налеплять стикеры везде и всюду, пытаясь не забыть множество вещей, записанных на них (и всё равно забывала).

Афанасий оторвал один стикер, написал на нём найденной в том же ящике ручкой:

"Я сюда вернусь".

И налепил на дверцу шкафа.

Кстати, что в этом шкафу? Помнится, его везли сюда по частям и уже здесь собрали. А шкаф так и не пригодился. Там, кажется, висит только плащ с Хэллоуина, однажды была вечеринка за городом…

Он увидел слабый отблеск зеркала, отворяя дверцу, и тут же что-то холодное уткнулось ему в шею, слева и сзади. Впечаталось ледяным кольцом…

Андрей?.. каким-то образом сбежал от водителя… вернулся… нашёл во дворе ружьё?

Нет, невозможно. Ведь у него рука не действует. К тому же, шею холодило одно кольцо, а у Вовыча двустволка…

Афанасий, не двигаясь, покосился на зеркало. В глубине, за спиной, угадывалась тёмная фигура. Непроницаемую черноту силуэта разбивала лишь крохотная злая искра. Сигарета? Нет, гораздо выше и левее…

- Ну, здравствуй, - сказал Афанасий, внезапно всё осознав. Городская легенда, разумеется, не осталась для него неизвестной. - Что, неужели моя весна превратилась в осень?

- Всякая весна в чём-то осень, - ответили ему.

Вспышка… последняя светящаяся пыльца…