В гробовом таинственном театре
Неземные на столах лежали.
Их лечил профессор Мориатри
От желанья жить и от печали...
Борис Поплавский, "Звёздный яд"
|
Мне снились тонкие угрюмые облака, кипарисы, похожие на марсианские горы… Это было явным симптомом болезни; глядя на вершины деревьев, качающиеся под жёстким холодным ветром, я понимал, что давно уже знал о своём недуге, но знание это было заслонено угасающей надеждой на собственное возрождение.
Болезнь моя звалась - осень.
Эти серые сны затягивают; во время кошмаров хочешь проснуться и не можешь, а когда видишь серый сон, то и не хочешь просыпаться.
Тем не менее, меня разбудили насильно. Разлепляя веки, я поднял голову от подушки и уставился мутным взглядом на своё отражение в полированной спинке кровати. Под подушкой раздавались звуки, напоминающие воркование голубей, искажённое гулкостью чердачных перекрытий, - однообразное, пугающее мычание.
Я наконец нашарил в постели вибрирующий сотовый телефон, вынул его из-под подушки, с ненавистью взглянул на глупенький голубенький экран. Кто это? Ну, конечно же… Кто ещё может звонить в пять утра?
- Аллё. Злое утро, - голос мой звучал хрипловато, приглушённо сквозь серость сна, ещё теснившегося у кровати.
- Илья, - в моё ухо ворвался встревоженный девичий писк. Я поморщился. - Илья, мне срочно нужна твоя помощь!
- Раиса, в пять утра тебе откажутся помогать даже Чип и Дейл, - я был намерен побыстрее свернуть разговор и проспать ещё часов до одиннадцати.
- Илья, Стефан пропал!
- Что? Опять? - сон как рукой сняло.
- Именно! Вчера в универ не пришёл… Дома тоже не был… Дозвониться не могу. Поищи, ты же бывал в его любимых местах!
- Да у него этих мест по всему городу знаешь сколько? - рявкнул я, придерживая телефон плечом и прыгая на одной ноге, в то время как другую пытался засунуть в штанину.
- Но я прошу тебя, я уже совсем извелась!..
- Ты безбожно разбудила меня, - я набросил на плечи любимую рубашку в красно-чёрную клетку, - и ещё хочешь, чтобы я нёсся искать твоего Стефана неизвестно где? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?
- Да его, его мне принеси! Привези или приведи, как вариант! Ну Илья, ведь больше никто не сумеет найти его…
- Ладно-ладно! Я ещё подумаю! Часа два… с подушкой посоветуюсь! И нечего мне названивать! - выкрикнув заключительную фразу, я нажал на сброс и, не убирая пальца, выключил телефон совсем. Вихрем кинулся в прихожую, напялил ботинки на босу ногу и долго чертыхался, запирая старый упрямый замок. Лестница пошла гулкой дрожью, грохнула дверь подъезда.
Пусть Раиса не думает, что я по первому её зову бросаюсь на помощь. Нечего привыкать к хорошему, а то и на шею сядет. Пускай поизводится ещё, попереживает. А Стефана действительно отыскать необходимо. Особенно если мои догадки подтверждаются и…
возможно, он тоже…
…если верить сну, то искать его надо рядом с пирамидальными тополями…
Я промчался по проходу между пыльных гаражей, нырнул под изогнутый корявый ствол клёна, сбегая вниз по пригорку; свернул в переулок, стиснутый синими заборчиками и через какое-то время остановился как вкопанный, глотая воздух ртом.
Передо мной раскинулся огромный пустырь, над которым лениво проплывали тонкие сентябрьские облака, совсем такие же, как в моём сером сне. Пустырь окаймляла редкая цепочка тополей, тревожно дрожащих серебристыми изнанками листьев.
…Так близко…
…совсем рядом с моим домом…
Я увидел вдалеке тёмную фигуру. Не на пустыре - на заасфальтированном участке по соседству, рядом со школой гимнастики. Человек был в куртке с капюшоном, но, даже не видя приметной светлой шевелюры, я всё равно узнал Стефана. Он стоял, высокий и прямой, среди кипящей листвы тополей, а у его ног лежала сломанная тень, бледная от рассветного неба.
- Стефан! - крикнул я. Он обернулся; я подходил ближе и ближе, а он всё смотрел на меня вполоборота, словно не решил ещё - поприветствовать меня или сбежать. Что-то странное пряталось на дне его глаз - серо-зелёных, прозрачных и беспокойных, как осеннее море.
- Меня Раиса подняла, - эти слова звучали глупо, я уже почти утвердился в своих догадках. - Она тебя ищет второй день. А ты болтаешься едва ли не под окнами моего дома… Мог бы и зайти, я бы тебя не выдал… им… - я нёс чушь, со страхом угадывая в нём то самое, несчастливое, ту самую тоску, что подстерегала лучших из нас.
Смуглое лицо его было спокойно; он знал, что я знаю, и не видел причин для объяснений. Вместо того, чтобы отвечать на пустые вопросы, Стефан взялся за капюшон и тихо вымолвил:
- Скажи… зачем мы живём?
Прочь скользнула серая ткань, вырвались на свободу непокорные светлые вихры, обнажилась шея, и я увидел на ней пятна загустевающей крови.
- Что с тобой? Что ты с собой сделал? - вскрикнул я, протягивая руку; он не успел отстраниться, и мои пальцы мазнули по его шее, стирая кровь с краёв раны - резаной раны странной формы.
- Этот знак похож на перевёрнутый пацифик, - только и смог выдавить я, глядя на кровавые полосы.
- Это знак Врача, - спокойно, будто сообщая о самом обычном деле, сказал Стефан. - Я встретил его вчера утром, на остановке.
- Я не верю в городские легенды! - с отчаянием отмахнулся я. В кармане нашёлся платок; я достал его и протянул Стефану. Тот взял его и прижал к ране.
- У него действительно нет левого глаза, - сказал Стефан. - Там только металл и кресты проводов, вросших в кожу лица. Он сказал, что я болен, что пометит меня, чтобы я ждал…
- Почему ты не убежал?!
- Я убежал, - Стефан опустил взгляд. - Я бежал от него, но вскоре почувствовал боль - это на шее проступала его метка. Теперь его слуга легко найдёт меня… по запаху крови.
- Ты болен, - я обнял его; он замер, тихий. Сказал над ухом:
- Он хочет излечить меня от осени.
- И ты ему веришь?
- А что остаётся? - он стал отстраняться. - Так ты не ответил на мой вопрос…
- Стефан! - раздался женский крик. Мы обернулись: рыжая, тёплая, подбегала к нам девушка, рот её кривился, слёзы дрожали на щеках.
- Я тебя нашла! - выдохнула она, вцепляясь в моего друга.
- Вообще-то - это я его нашёл, - указал ей я.
- А ты! - Раиса гневно обернулась. - Тебе лишь бы мне перечить! Почему ты сразу не сказал, что идёшь искать его?! Я помчалась поднимать тебя с постели и наткнулась на вас, мирно беседующих на пустыре!! А я дергаюсь, нервничаю, до тебя не дозвониться, ты, ты!!..
- Раиса, надо отвести его ко мне домой. У него кровь, - я страшно не любил "нервы" и постарался переключить её внимание.
- О Боже! - заохала она. - Где тебя угораздило? Я так и знала! Ты связался с какой-то сектой! - выкрикнула она, тряся Стефана за шиворот; он не сдержался и фыркнул.
- Ещё и хихикает! - гневу Раисы не было предела. - Что смешного я сказала? А где ты еще мог заполучить такую рану? Кровь, боже, у тебя кровь! Что за тряпка на ране, платок? Ужасно! - Она стала рыться в карманах и сумочке, пытаясь отыскать что-то стерильное, может, бумажные платочки. Нашла. - Вот, держи, держи! Господи, да что же это за ужас! Что за секта? Они пытали тебя? Или у них такой мерзкий обряд посвящения?
- Пойдём же, рану промыть надо, - поторопил я.
- Нет уж! - она вскинула голову. - Нужно сразу в больницу, не мешкая ни минуты! Я боюсь за него!... Мало ли, что там с ним сделали? Как он тут оказался, раненый... Почему не вернулся домой?! Какие пустые глаза... как будто его держали под гипнозом... О ужас!! Я боюсь за его психическое здоровье!!
- Психическое психическим, а рана…
- Прощай! Нам нужно спешить!! - Раиса суетливо зашагала прочь, таща Стефана как на буксире. Тот прижимал к шее платочки и оглядывался.
- Дура, - сказал я, глядя, как подпрыгивает Раисина сумка, переброшенная ею через плечо.
Стефан, пройдя метров пять, крикнул:
- Илья, но ты всё-таки подумай… Подумай над тем, что я спросил…
В этот момент солнце показалось над крышами домов, резануло холодным золотом, и пустырь с тополями словно воспарил, залитый светом. Двое уходили от меня, а я был болен, как и мой друг, но не рассчитывал на спасение - не верил.
***
Врач был городской легендой, его породил сплин. Долгие осенние дожди навевают скорбь и тьму; тогда-то он и появляется в нашем городе. Дорога извивается, как угорь, по её тёмной скользкой спине едет белый фургон Врача; или он сам идёт в буднично спешащей толпе.
Столкнёшься с ним - взметнётся угольного цвета плащ, припорошённый светом взгляд обратится к тебе. Правый глаз - серый, сияющий, левый спрятан за спутанными прядями длинных волос.
Не таись - беги, если увидишь, и он отступает, когда ты испуган, когда ты здоров, когда цветёт в тебе жадная жизнь.
Но если ты уже познал печаль - настанет момент, когда он настигнет тебя; всколыхнутся тёмные пряди, в которых видна и седина, и болотная прозелень, и ты встретишь мёртвый, железный взгляд его левого глаза. Вспышка - и ты помечен.
Берегись теперь, хотя вряд ли избегнешь своей судьбы. Бойся лунных ночей, чердаков, верхних этажей, чёрных деревьев. У Врача есть слуга - животное, похожее на кота, клякса тёмного света. Этот зверь идёт по твоему следу, кровавому следу; он слышит запах твоей крови, запах заразы, что в ней.
Стефана нашли мёртвым через полтора месяца. Он вышел на крыльцо клиники покурить и не вернулся. Просто исчез: не пересекал территорию, не выходил за ворота. Исчез. Труп был найден в подворотне, очень далеко от больничного городка - где-то в районе вокзала, там, где теснятся старые двухэтажки. Возможно, Стефан приехал туда на трамвае.
Диагнозом поставили разрыв сердца. Шрам на шее в форме перевёрнутого пацифика у трупа почему-то отсутствовал. Зато на лице застыла странная улыбка. Тёмное дело.
Я присутствовал на похоронах, но на девять дней прийти к его родителям и Раисе не смог. Да и не хотелось смотреть, как опять будут пить и плакать, старательно увлажняя себя изнутри и снаружи. Я сам ощущал себя высохшим руслом реки: creek - очень правильное слово, похожее на "крик". Один крик, проглоченный и задавленный, стоял колом в горле, пронзал меня насквозь. Мне было трудно согнуться, ссутулиться в эти дни: крик выпрямлял меня, заставлял смотреть поверх голов и крыш в осеннее небо, ясное, яркое, слепящее.
Я решил прийти вместо поминок собственно на могилу. Бедное, старое было это кладбище: некрашеные оградки - кроватки, право, похоже на эти кроватки с железными прутьями, тюрьмы для младенцев; памятники - как печки-буржуйки, очень редко камни, мрамора почти нет.
Ограда Стефановой могилы была большая: раньше здесь успели похоронить его отца и бабушку. Свежий холмик был окружён яркими венками, напомнившими почему-то пасхальные куличи.
Подходя, я увидел, что один из венков отброшен в сторону, и прямо на земле - прямо на могиле! - сидит рыжий человек, спиной ко мне, лицом к памятнику. Как на диване. Тогда я не успел ничего подумать, во мне всколыхнулась ненависть. Мне показалось - это не кто-то, пришедший помянуть усопшего, а чужак: он так цинично, нагло расселся на могиле - безо всякого уважения. Я перемахнул через ограду и схватил его за плечо, скрежеща зубами, встряхнул так, что разлетелись длинные рыжие пряди:
- Ты кто такой?
Он обернулся и удивлённо смотрел на меня; я, взъерошенный, с отросшей клочковатой шевелюрой, в старом чёрном плаще напоминал, наверное, ведьму или растрёпанную ворону. Моё взбешённое лицо отразилось в его тёмных зрачках. Он мигнул и спросил:
- Так ты… видишь меня?
Я осёкся, поскольку в следующий же миг мои пальцы, сжимавшие его плечо, скогтили пустоту. Ошеломлённый, я обернулся, ища, куда он отскочил. Его не было рядом; взгляд тщетно блуждал по бледному пейзажу, и вдруг - рыжий возник снова, он был где-то на границе обозреваемого пространства - справа в углу, сидел и болтал ногами на оградке; я замер, боясь, что, если повернусь к нему, он вновь исчезнет, скосил глаза как только мог.
- Эта могила пуста, - сказал рыжий, засовывая руки в рукава фланелевой рубашки голубого цвета. - Да, так же, как и моя. Поэтому не вижу причины, почему бы мне не сидеть на этой, прости, грядке.
Ноги мои подломились, я рухнул на эту самую "грядку", с которой минуту назад согнал непрошеного гостя.
- Я болен… болен…
Подняв голову, я упёрся взглядом прямо в видение. Рыжий юноша не исчезал; более того, он начинал казаться знакомым…
- Я знаю тебя, - медленно, с усилием выдавил я. - Тебя звали… Афанасий Рен… И тебя убили два года назад.
- После выхода нового альбома, - кивнул Рен. - Выстрелом в шею. - Он оттянул воротник и показал мне заросший рубец - метку Врача.
Я хорошо помнил, какой переполох тогда поднялся. Скандальная хроника, опубликованные фотографии места преступления… Ещё бы - убили восходящую рок-звезду, одного из немногих людей, которыми мог бы гордиться наш захудаленький городок… Афанасий Владимирович Рен - или Афанасий Wren, таким был его сценический псевдоним. А wren - это крапивник, маленькая птичка с красным пятном на груди.
Я никогда не слушал Рена, но пару песен из последнего альбома запомнил - Раиса всё время крутила их после его гибели и даже плакала. Голос Wren'а рождал странные мысли, он пел о море и ветре, о солнце и тьме; на самом деле это были песни о болезни, уже овладевавшей нашими душами… Наверное, потому я сразу и не признал его. Так странно было встретить живого Рена в то время, как ему было положено лежать в земле, в то время как уже успел снисходительно пожалеть о потере музыканта, чуждого тебе, но немаловажного для городского престижа…
- Врач вылечил тебя? - задал я главный вопрос.
- Он только указывает путь к исцелению, - сказал Рен. - Исцелиться должен ты сам.
- Каков же путь? - жадно допытывался я.
Он улыбнулся. Легко снялся с оградки, подошёл ко мне - я поднялся ему навстречу - и, положив руку мне на шею, справа, промолвил:
- Подумай над тем вопросом, что задал тебе твой друг… Найдёшь ответ - найдёшь и путь.
- Но этот вопрос не могут решить мудрецы с начала времён! - с ощущением полного бессилия выкрикнул я - и почувствовал боль. Рен отнимал руку от моей кожи: алые цветы раскрывались на его ладони.
- Когда будешь готов - за тобой придут.
Метка жгла мою шею и заливала кровью чёрную ткань плаща; воротник становился тяжёлым, грязно-заскорузлым от крови. Я остался один; я скорчился в оградке-кроватке, широко открытыми глазами глядя на медальон надгробия: фигура Стефана изменила положение, он лукаво, не по-загробному, смотрел на меня, прижимая палец к губам. Я ненавидел его сейчас за то, что мне приходится давать самый бессмысленный и очевидный ответ:
- Стефан… я понял, какова разгадка.
Листья понеслись через кладбище, словно сны.
- Мы живём, чтобы умереть.
Нельзя было угадать, и поэтому я угадал: всё исчезло, тьма поглотила меня. И хоть я ничего уже не видел, но чувствовал: не было конца, нет и не будет конца этой осени, отнимающей мою свободу. |
Библиотека // Объявления
