Между нами железный стол. Решетки на окнах, стены тошнотворного цвета самой дешевой казенной краски, обшарпанный стул.

В его руках – тонкая длинная перьевая ручка.

Он – огонь.

То самое сумасшедшее пламя, вырывающееся из окон, пугающим треском деревьев, грохотом падающих балок и звоном выбиваемых жаром окон, костер посреди темного и холодного леса, единственный источник тепла и света, фанатичный блеск в глазах людей и горячая лава безумия в душах, грозящая перелиться через край.

Он – огонь, загнавший себя в рамки. В жесточайшие рамки, четко разграничившие его сущность. Основа, начало всех вещей, Гефест и Локи, создатель и убийца. Задуть его – исчезнут все иллюзии. Останется стол, стул и решетки на окнах. Взгляд бездны. И скрежет пера по железу.

В строгом черном костюме, высокий и худой, застегнутый на все пуговицы, сидящий прямо, не касаясь спинки стула. С глазами безумца и желаниями дьявола.

- У нас впереди осталось немного времени, солнце успеет догореть до конца, а земля еще совершит обороты. Границу не перейти, а стен не разрушить. Всадников не остановить, их кони уже бьют от нетерпения копытами, а собаки рвутся с цепей. Прометей прикован к барной стойке, он успел выпить за эти тысячелетия столько, чтобы забыть свое имя. Титан, он встретит всадников заснувшим на свалке, с когда-то красивым лицом, изуродованным до неузнаваемости, красно-сизым, опухшим, с прожилками лопнувших сосудов и заплывшими невидящими глазами. Он был лучшим из бросивших вызов.

Он проводит кончиком пера прямую линию и впервые за весь разговор смотрит куда-то в сторону. Он старый.

- Его не отличишь от тысяч других нищих, они уже не живые люди – они просто мешки из человеческой кожи, они не мыслят, они не существуют. Их осталось только разобрать по косточкам белых скелетов, разложить по грехам – унынию, чревоугодию, алчности, гордыне, по алфавиту латинских названий болезней, подшить в серые картонные папки Атропос и сдать в архив Кришне.

Герои не умирают в своих постелях.

Он говорит резко, роняя гулкие тяжелые камни слов, и по интонации не понять его чувств.

Я встаю, киваю через стекло, передо мной открываются железные двери и поднимаются решетки, я иду дальше, по серым коридорам с низкими потолками, по лестницам с узкими ступеньками.

Эта тюрьма – его воображение.

Он сильный. Но не сильнее придуманных стен.

Отсюда не выбраться даже огню, жестокому и беспринципному, бродяге и бунтарю, с рассказами о богах и демонах. С острой, очень острой перьевой ручкой.