Когда я ее узнал… Нет, не так. Раньше… Когда я ее увидел впервые… Она стояла, освещенная… освященная огнями и ее волосы светились нимбом вокруг головы. Мне было лет шесть. Родители подошли к сцене и сунули мне в руки огромный колючий букет, который я должен был передать ей. Я стоял и смотрел снизу вверх. Она присела, протянула ко мне руки. Лицо было в блестящих каплях, грим под ними растекался. Это было страшно. Я заплакал и убежал. Эта сцена долго еще снилась мне, и я с криком просыпался.
Спустя много лет я снова пришел в театр… Вообще, я не люблю театры. И еще меньше люблю актеров. Вы когда-нибудь общались с актерами в жизни? Они непредсказуемы и обожают цитировать. А когда не цитируют, все равно кажется, что играют сцену из спектакля. Поэтому я никогда не общался с актерами. Но надо было пустить пыль в глаза одной дамочке. Надо было устроить какое-нибудь светское мероприятие. Она, видите ли, презирала рестораны и прокуренные клубы. Ей, видите ли, нужна была «пища для души»! Поэтому я уже неделю спал на концертах, балетах и т.д. С другой стороны, хоть выспаться удавалось после ночных дежурств. В этот раз она потащила меня в театр. В тот самый. На сцене разворачивалось действо. Я сделал глубокомысленное лицо и ушел в сладкую дрему. Когда ночью приходится бодрствовать, учишься спать с открытыми глазами и с умным лицом. Нет ничего неприятней зрелища, когда взрослый человек, прикорнув к окошку где-нибудь в общественном транспорте, начинает пускать слюни… Разбудили меня крики: «Доктора!». Я с надеждой подумал, что, может, это по пьесе так надо… Нет… Никогда не любил этот театр… Кого-то куда-то несли. Зрители разбегались. «Ну, я врач», - «Идемте, идемте скорей, ей плохо». Потащили через сцену, сквозь кулисы, пахнущие пылью, темными коридорами. Я никак не мог отделаться от остатков сна. Хорошего такого, теплого… Она лежала на кушетке, окруженная… нет, вблизи они выглядели просто монстрами, с размазанным по лицу толстым слоем грима, с двумя парами бровей. - Расступитесь, дайте пройти, - прикрикнул я. – И вообще покиньте помещение! Она лежала на кушетке. Та самая, с нимбом. Сглотнув ком, я подошел ближе. Сердце, а что ж еще.
Я навещал ее несколько раз в больнице. Она оказалась забавной. Всегда была подкрашена, улыбалась, насколько могла. Называла меня мальчиком. И все спрашивала, когда может вернуться к репетициям. У них там какой-то спектакль готовили к выходу, какой-то жутко важный для нее. Она говорила, что ждала его всю жизнь. И все же я решился: - Милая, Вера Андреевна, да ведь вам не только в ближайшее время выходить на сцену нельзя. Вам лучше на пушечный выстрел к ней не подходить вообще никогда. Вы больны, очень. Каждая секунда на сцене – минус день вашей жизни. Вы меня понимаете? Она сидела, опустив голову, маленькая… старенькая… Ее плечи вздрагивали. Сердце сжалось от боли, когда я увидел ее такой. - Ну, что ж вы плачете, Вера Андреевна. Ну, что ж мне, врать вам надо было? Я же врач, я не могу. Она подняла на меня серые холодные, как сталь, глаза и захохотала уже в голос. - Не учите меня жить, мальчик! – она так и сказала «жить», через «и». – Я старая мудрая… кляча. И лучше вас знаю, что мне жизнь продлит, а что ее сократит! Быстро выписывайте меня! Сегодня же! Марш! Я выскочил за дверь, как мальчишка. А она хохотала мне вслед.
Через несколько дней я, как болван, ждал ее с цветами. Она приняла их, потрепала меня по щеке. - Знаете, а я вас помню! -Да? – мне было ужасно стыдно. – И что же вы помните? - Скажите-ка сами, - и смеется. Разыграла. А я и впрямь подумал, что она вспомнила ту историю из детства.
Не знаю, зачем я изо дня в день таскался в театр… Смотрел ее спектакли, дарил цветы, провожал домой. Я стал глуп, как школьник, который носится со своей первой любовью, как с писаной торбой. Я начал краснеть от ее взгляда. А она смеялась. Просто смеялась, и все. Как-то я попытался поговорить с ней о ее здоровье. Но она отрезала: «Когда мне понадобится врач, я пойду в районную поликлинику. Там вы будете царь и Бог. А пока вы на моей территории, так что подчиняйтесь моим правилам. Поэтому быстро напоите меня кофе с коньяком! Марш!» И я продолжал ждать ее после спектаклей, поить запретным кофе, и ругать себя за мягкотелость... До того самого дня.
Было часов двенадцать, полночь, когда я услышал, точней, ощутил, что в мою дверь скребутся. Не стучат, а именно скребутся. Срывая с себя тонкую паутину сна, я натянул штаны и прошлепал в коридор. За дверью стояла она. - Холодно, - она промокла и дрожала. - Проходите, - я быстро снял с нее мокрый плащ, проводил в комнату, поставил на плиту чайник. Вскоре, уже совершенно спокойная, она попивала чай и рассказывала какие-то побасенки из актерской жизни. - И все-таки… Зачем вы пришли? Она стала серьезной. - Я пришла попросить вас… Не мешайте мне… Вы знаете, я скоро уйду… Не говорите ничего! У меня скоро премьера… Поэтому я очень прошу вас, что бы не происходило со мной, - просто не мешайте. - Вера Андреевна, но я не единственный врач… - Вы единственный, кого я могу послушаться… Я стара… Я не хочу доживать свои дни, как овощ. Понимаете? - Вы не… - Ах, оставьте комплименты для сверстниц. Давайте говорить, как взрослые люди. Вы сейчас влюблены – это прекрасно. Но преходяще. Я просто вас прошу – не вмешиваться. Она встала. Я безвольно потащился за ней в коридор, помог надеть плащ и открыл двери. Сквозняк сразу пронзил меня насквозь. - Ну, вот и хорошо. Вы – умница. Она легонько поцеловала меня в лоб. Холодным…ледяным поцелуем. - Вы не согрелись… - И вряд ли уже согреюсь, - бросила она через плечо и захлопнула дверь.
Я сдержал свое обещание. Я исчез. Залег на дно. Взял отпуск и пил. Тупо пил, глядя в серое тяжелое небо за окном. И следил за анонсами спектаклей. К премьере я уже был, как огурец. Побрился. Надел костюм. Пригласил мою интеллигентку на спектакль. Несмотря на затаенную обиду, она согласилась – было трудно достать билет. Я сидел в первом ряду и злорадно надеялся, что она увидит меня – в костюме и с молодой дамой по правую руку. Иногда мне даже казалось, что ее монологи обращены прямо ко мне… У вас так бывало? Вы смотрите на актера, а он смотрит на вас, и вы уверены, что все, что он делает – только для вас. Обман… Они большие обманщики, эти актеры. Пьеса окончилась. Она сдержанно поклонилась и исчезла за кулисами. На бис не вышла. Я понял, что все очень плохо, хотел пройти к ней в гримерную, но меня не пустили. Я возмущался, я кричал: «Это же я». Но она никого не хотела видеть, особенно меня.
Ночью меня вызвали к ней. Я впервые оказался у нее дома. Огромная комната, залитая светом. И она – маленькая, как ребенок, лежит на старой массивной кушетке. Я наклонился к ее спокойному лицу. Ее дыхание не коснулось меня. - Надо вызвать скорую, - сказал я. – Пусть констатируют смерть. На улице было темно… Фонарь со скрипом качался… Туда- сюда, туда- сюда… Разве я мог сказать им, что она умерла еще прошлой ночью? Разве такое возможно? И я сбежал. |
Библиотека // Объявления
