Я рубил дерево. Дерево, дерево. Я рубил дерево. Дерево, дерево. Ты смотрела на меня со странным выражением на лице. Что я мог противопоставить, когда только топор был в поле моего зрения? Только топор и дерево. Дерево, дерево. Я рубил, вздрагивала крона. Летели щепки, сочился сок. Плакало дерево. Дерево, дерево. На крыше соседствующего здания стоял человек; он смотрел вниз, прямо на меня и дерево. Дерево, дерево. Он смотрел вниз, но не видел ничего. Его взгляд был направлен не вовне, а внутрь; он с ожесточением изучал свои ощущения, как бы надеясь увидеть что-то новое. Что-то, отличимое от беспросветности и бессмысленности существования в том времени и пространстве, в котором его угораздило оказаться. Надежда была глупа: ничего нового не было в нем. И вот, он вздохнул, смахнул слезу со щеки. Почесал шею – и ухнул в пропасть улицы. Чтобы лежать еще долго-долго, находясь под наблюдением уличных зевак. А я рубил дерево. Дерево, дерево. Я рубил дерево. Дерево, дерево. Ты просила меня остановиться. Я останавливался и смотрел на тебя. Как белеют, подобно снегу, костяшки твоих пальцев. Как слегка поджимается напряженный уголок губ. Я смотрел, как ты пинаешь ногой ствол – и продолжал рубить дерево. Дерево, дерево. Человек, изогнутый коромыслом на асфальте, издавал монотонный вой. Зеваки, окружившие его, морщились и говорили: «Помогите же ему! Сделайте же что-нибудь!» Один из них, зевака, пошел дальше по своим делам. Он шел, и чувствовал себя негодяем. Он был обычным человеком; как часто выходит именно так! Обычный человек, обычный, не делает что-то, что надо сделать. Не дает мелочи нищему. Не поднимает на ноги пьяного. Не помогает калеке. Не вызывается донести тяжелый чемодан женщине. Не делает этого – и идет дальше; его грызут злые мысли, отвращение к себе, но он не остановится. Он не может остановиться: это неправильно. Он уже сделал выбор. Шел зевака, стоял на светофоре, снова шел, заходил в подъезд, в квартиру, радостно открывал холодильник и доставал из него любимый напиток – молоко; наливал в стакан, подносил к губам и снова думал про себя плохие вещи. И не приносило молоко радости. А я рубил дерево. Дерево, дерево. Я рубил дерево. Дерево, дерево. Ты с грустью, как-то безнадежно смотрела на меня. Ты схватилась за ствол, обняла его, как самого любимого, самого надежного мужчину. Ты обнялась с деревом, когда оно затрещало и начало крениться. Ты пыталась удержаться за ствол. Ты пыталась удержать его от падения. Но ты не могла ничего: дерево падало, увлекая за собой тебя, скрывшуюся в кроне. Неужели такова цена свободы? Что есть она – свобода? Человек, свободный упасть – попадает под осуждение окружающих. Человек, свободный уйти – под осуждение себя самого. Человек, взявшийся за топор – убивает дерево. Человек, взявшийся за дерево – обречен. Свобода абсолютно безвыходна. |