Волей чужой ей на волю не выбраться,
Волей чужой ей не вылететь птицею:
Плен - пелена белоснежного платья.
Колки улыбки и скобы объятья,
Блекло полотнами брошены скатерти,
Кольца из золота, цепи из платины.
Суженый ныне ей чудится волком,
Гадким - подол, окантованный шелком.

Голос священника глухо трепещущий,
Льет колыбельную траурно-вещую…
Храм, купола позолочены красным…
Детские сказки бывают опасными,
Если вплестись в их болотные сети,
«Вера в младенчестве! Право - не дети!»
Куколка Вуду проколота спицею,
Небо глубокое будет лишь сниться ей.

Плата – печать полноты одиночества -
Кликать «любимого» именем-отчеством
И целовать человека бесполого.
Ноты сфальшивлены. Тянется волоком
Шлейф подвенечного белого платья,
Зал вдохновлен и по центру распятье,
Солнечный луч серебрится в елее,
Только вот туфельки к полу приклеены.

Волей чужой ей на волю не выбраться,
Волей чужой ей не вылететь птицею:
Ангелы лгали? То воля Величия?
Слышат ли ангелы вопли по-птичьи?
Видят ли ангелы взгляд за вуалью,
Липкие слезы и крылья спиралями?
Светел алтарь… Ей летать в подземелье-
«Благословенье» - покойник в постели.