Ты видел деву на скале

В одежде белой над волнами,

Когда, бушуя в бурной мгле,

Играло море с берегами?

Мне это стихотворение никогда не нравилось, хотя я знала его наизусть с детства – запомнилось само, как и многое другое, но казалось совершенно бессмысленным: что это за «дева»? Русалка? Наяда? Тогда почему она в одежде? Обычная, земная женщина? Но что она делает на скале, да ещё тогда,

Когда свет молний озарял

Её всечасно блеском алым,

А ветер бился и летал

С её летучим покрывалом?

У русалки нет покрывала, а обычные женщины в такую погоду сидят дома, а не над волнами.

Что же это? Придуманный Пушкиным образ, его собственное олицетворение бури? Эротическая фантазия, навеянная грозой? Но фантазия у нормального человека существует всё-таки отдельно от реальности. В каждый данный миг можно видеть либо «деву», либо небо и море, и уж никак не сравнивать одно с другим. А у Пушкина и дева, и буря существуют вместе в одном мире, и мир этот, похоже, всё-таки реален… Да разве не может реальная дева в белой одежде разочек оказаться «на скале» в подходящий момент? И быть именно такой, что

Прекрасно море в бурной мгле,

И небо в блесках без лазури;

Но, верь мне, дева на скале

Прекрасней волн, небес и бури.

Нет, тут что-то не то… Эта строфа написана в другом времени – не прошедшем, а неопределенно-настоящем. Дева не сидела на скале когда-то и не сидит сейчас, она всегда появляется там во время грозы, затмевая небо и море… Её надо только уметь увидеть. Вопросы первых двух строф именно об этом: видишь ли ты то, что вижу я?

…Дева-на-скале, совершенно мною забытая, вдруг всплыла, качаясь на строчках, в Ираклионе, на Крите, когда небольшие крепенькие волны, белея пенными гривками под тёмным небом, скрытно разгонялись в щелях между камнями старой, ещё византийской части двухкилометрового мола – и неожиданно высоко взлетали в последнем прыжке, кое-где перемахивая широкую дамбу. Взлетающие гребни волн светились – то ли от фонарей на набережной, то ли от полуспрятанной луны…

Вот там-то, на этих камнях, и сидела Дева, озаряемая не молниями, а взлетающими волнами.. И покрывало её, правда, было белым.

С тех пор стихотворение о деве на скале не кажется мне бессмысленным: я точно знаю, кого видел Пушкин. Мне совсем не интересно, в каком мире живёт Дева – реальном или нет. Но бывает она не только на море, но и в горах, например (помните «Держательницу мира» Рериха?).

…А в новой части Ираклионского мола камни и бетонные блоки сложены иначе, там нет разгоняющих волны щелей – и Дева не сидит там никогда.