Каждый ребенок нужен кому-то.
|
Ероль, будущая невеста Тропкина, каковой уже успевал приспевать по мировому и становиться все более маститым, наблюдала, как кто-то ей еще не известный прячется в листве дерева, множащегося напротив корпуса детского лагеря и ее только на этот месяц окон. Будь она хоть на краюшек носа терпимой к поставленным в лагерях дисциплинам, Ермоль бы с праздником и внутренним покоем тут же передала бы ее именно туда, а так, Ероль была отряжена одурачивать, первый летний месяц, отдыхая в гостинице не особенно удобной, но зато рядом с морем, которое выходило или оканчивалось, упираясь или высаживаясь на каменистый пляж с плитами и ржавыми остатками некогдашннего пирса. Ермоль была женщина отважная. Которая, уже привыкла последние пару лет добавлять к возрасту Ероль еще парочку лет для мира.
Тут либо я, либо она ему интересны. Подумала Ероль, закрыла окно и стала собираться на улицу, потопшую в краснокожем полудне замершую и пахнущую спелой шелковицей. Ероль подошла к дереву в притык и стала высматривать уже более знакомую ей фигуру. Одна фигурная босая нога перешла на другую ветку, а вторая осталась на месте. Ероль подумала, об отсутствии ветра, который мог бы раздвинуть ветки и ей бы стало более понятно, что да как. Ручка калитки крякнула и Ероль, обернувшаяся девочка шести лет, с острой досадою заметила как удлиненная девушка- горничная- Царико, (названная так потому, что ее мать любила корицу, более чем ее отца) принявшая деньгу от Ермоль, за то что она будет иной раз кормить да спасать Ероль, выглянула на улицу и стала шарить по ней глазами в поисках ее же.. Горничная внимательно посмотрела по сторонам , также уперлась глазами в дерево. Просмотрела улицу и медленно по-обеденному скрылась. Листы дерева зашуршали и кто-то начал спускаться вниз слишком быстро для того чтоб успевать рассмотреть технику сползания. Оказавшийся внизу, обперся плечом о ствол и перестал шевелиться. Ероль отшагнула назад. - она мне не к чему. У нее некрасвые ноги. Да и спит она всегда головой к двери. - значит это за мной ты наблюдал? Молодой человек достал из карманов шлепки, обулся и стал топать, чтоб стрясти с себя деревьевый мусор. Из его уха вылетела желтая бабочка и полетела в сторону моря. - пошли походим? - пошли. Ответила Ероль. В нутрии Ероль звонили два телефона. Она не поднимала не синюю не зеленую трубку, так как знала, что там скажут. В одной спросят, ее же голосом « а чего ты пошла с незнакомцем?» а в другой начнется какой-то пьяный разговор чужой женщины в черном. Ероль еще не ходила этой стороной. И она казалась ей совершенно интересней, чем другие, хожанные и не хожанные. По обеим ее сторонам бежали зеленые павлины и смеялись как дети. Ероль казалось, что она тоже совсем еще маленькая. Большая дворняга завидя их из далека зевнула и скалачевшись уснула, начиная с хвоста, когда они подошли к ней и прошли дальше. - меня зовут Ероль. А тебя как зовут? - мы можем зайти вон в то здание. Там полно школьных тетрадей. Можно залесть через окно и выбрать подходящее сочетание. Школа находилась закрыта в каникулах. Новый знакомый Ероль помог ей забраться в класс первой и сам заскочил в окно словно лягушка. Один из павлинов остановился, чтоб, если что дать знать. В классе не было штор, и белые стены с портретами обозначившихся ладили помещение предельно светлым. Еще пока безымянный, подошел к шкафу и дергнул дверцу, оказавшуюся закрытой. - Ероль, высунься в окно и спроси у кого ни будь ключ. Ероль выглянула и увидела, что рядом проходит поживший мужичек. Нетесаный и пыльный. -сколько ему лет? - я думаю ему где-то за пятьдесят. - у него есть ведро? У мужчины впрямь было ведро. Только Ероль его не заметила с первого раза. - у вас случайно нет ключа от шкафчика? Рассмеялась Ероль. Прохожий остановился, поставил ведро на землю. Павлин засунул туда голову и начал громко хлебать соленую воду. - пока Павлик пьет, я мог бы рассказать тебе что-то. Сказал тот, кто спрятал Ероль от Царико медленно подходя, все ближе и усаживаясь напротив. - расскажи про него? Ероль села на парту и крепко уперлась руками. - я бы не стал много говорить о таком человеке. Хотя, тебе наверное интересно, раз ты спросила. Однажды он высунул голову из под земли, рядом с диким дубом и заплакал. Ему на голову к тому же угодил спелый как кулак боксера жолудь. Он думал, что быть ему хотя бы сьестным грибом. А он оказался поганкой. Маленькая девочка, конечно же младше тебя, шла в тот раз рядом и сорвала его. Я пожелал бы ему другую участь. Она положила его в сумочку, принесла в город и посадила рядом с домом своей старшей сестры. Когда он был маленьким мальчиком, никто не добавлял ему лет, как тебе добавляют с охотой. Все только отнимали. - так он поганка? Его родители сильно плакали от этого? Павлик допил до самого дна, и уперся клювом в камянистое дно. Поганка, высыпал мокрую цветную гальку и вскоре нашел там ключик от шкафчика. Тетрадей оказалось действительно много. Ероль схватила первую стопку слева и побежала к столу учителя. Выбирающий себе имя, предложил раздать тетради ученикам, и тогда, чья тетрадь не раздастся, будет считаться его. Тогда Ероль сказала, что тут нет учеников. Поганка заглянул в окно и улыбнулся. Он, готов был выполнять поручения и дальше. Но про него уже все забыли. Тогда Ероль придумала найти такую тетрадь, в которой меньше всего записей. Но при этом всем, тетрадь не должна принадлежать прогульщику, неряхе либо лодырю. И они принялись искать, сравнивать, проверять. Оказалось, меньше всего записал контрольных робот мальчик званный Борис Сон. - только я наверное объединю. Бориссон. Целиком, наверное, будет красивей. - Бориссон. Нормально. Тебе еще повезло. - теперь нужна именация. Она тут не сделается. Нужно выходить. Тем более что стало слишком душно. Солнце, толстопузый рыжий тюлень, медленно словно на масляной сковороде сползало все ниже, и теперь этот тюлень, внимательно, но не осторожно смотрел в окна класса, тем самым сгоняя туда нескольких зеленых мух. Бориссон и Ероль выпрыгнули с окна. Бориссон успел приземлиться первей и словить Ероль на руки. - а как должна происходить именнация? - мы напишем письмо и кинем его в море. Просто и не ново. В письме попросим, чтоб мне, тот, кто нужен, присвоил это имя и тогда мы напьемся и будем всю ночь танцевать на крыше твоей гостинице. - а что будет, если мне нельзя пить? Торопилась Ероль, чтобы не отставать от загоревшего и подвижного Бориссона. - почему это так? - обычно это из-за того, что мне нет определенного возраста. - если ты выйдешь завтра в то же время, что и сегодня. Ероль ничего не сказала. Павлины, обогнав их, завернули за угол, угол спускающийся медленно по дикому к морю. Ни Ероль ни Бориссон не желали к морю, потому они завернули в другую сторону. Иногда днем можно увидеть луну. Ероль еще никогда не думала, что такое может произойти на самом дели. Ей легче было поверить, во что ни будь другое, намного даже дивнее. Кто-то шептал ей на ухо разные глупости, которые ей уже который раз слышать было не интересно. Бориссон пропал, как только солнце замгновенело над морем и некоторые птицы, сочинившие веночки танцевали на пирсе, уходящем далеко. Даже если Ероль надумает уснуть прямо на этом заброшенном кресле, она все равно проснется у себя в номере. Так она поняла с разговоров, ведущихся у нее в ушах. Утром море было такое холодное, что Ероль почувствовала это глядя на него из окна. На дереве растущем напротив, никого не было. Только пара бабочек крепко обнимающихся чтоб не улететь вместе с поднявшимся ветром. «Тугое небо, что означает тугой хвостик» тихо сказала Ероль глядя на тяжелое серое небо. Царико позвала завтракать. - Ероль, ты всегда так плохо ешь? - ага. - и мама так разрешает есть? - мама приходит домой в десять. Уходит в семь. Я сама ем. Царико села рядом и положила на стол худую руку, похожую на ветку ивы. - что и ты сама целый день? - ну да. Если что, то отца у меня никогда не было. И он даже не знает, что и меня у него никогда не было. А бабушка? Тоже нет. грустно? нет. жизненно. Царико посмотрела на часы и видно расстроиась. - у меня большая семья. - это не главное. Главное это муж. У Царико не было еще не разу мужа, и она расстроилась еще больше чем от часов, встала и начала прибирать посуду. На что Ероль поняла, что ей пора из-за стола. Ветер поднимал пыль и легкий цветной мусор. Кружил и растаскивал по всему городу как сумасшедший, решивший, что все это его. Чья то корова, запятнанная и худая, отвязалась и безсоветно бегала по глухим улицам, напарываясь на урны и столбы. Ероль боялась коров не больше чем незнакомых мужчин. Таких, например, как тот, что шел за ней, следом подвернувши с тупиковой улицы. Ероль подумала про то, что если бы корова шла сзади нее она бы ничего не предприняла лишнего, потому что не знает нрав этого животного, и в случаи с задним человеком, лучше всего также не суматошиться а идти по прежнему. Несколько человек вывернувших впереди, заняли всю дорогу плавно несся с собой кусок высокого резного забора. Ветер очень мешал им, толкая их и забор назад. Если корова вдруг решит вывернуть на эту улицу, никто не успеет развернуть забор так быстро чтоб ее спасти. Промчалось в голове у девочки. Да и ей самой теперь сложно пойти быстрее, если вдруг ей это вздумается или отвернуться и пойти обратно. Заборщики шли все медленней и останавливались совсем часто, чтоб отдохнуть. А мужчина казалось, уже дышал ей прямо в ухо. Еще Ероль сдавалось, что дождь ждет их прямо за следующим углом. И когда они подойдут к нему, он нападет на них и тогда она легко сможет толкнуть его и вырваться с этого окружения. Дождь, он не может быть настроен к кому-то лично и еще по-мойму, он совершенно без памяти. За углом стоял поганка. Его ведро было пустое, а лицо недужное. Ероль не стала его пихать или тем, что более толкать его ведро. Заспешивши забежать за угол, ей удалось не чуточку не посмотреть назад и вскоре, не остановиться и врезаться в дождь, широко расправивший руки и идущий задом. Ероль плюнула в его лужу, рассмеялась и ели успела заскочить в последнюю дверь маршрутного автобуса обещавшего, отвезшего ее совсем рядом к гостинице. По дороге, в окне пролетали дикие утки и все остальное тоже пролетало, мокрое и блеклое. Названия домов и указания верного пути, зонты и флаги, несколько собак на задних лапах и бегущие беспризорники стреляющие по колесам легковых авто непонятным оружием. Кто-то спрашивал у Ероль, как ему доехать к какому то названию, о котором она ничего никогда не слышала и потому, даже не поворачивалась чтоб ответить . Когда двери разъехались на знакомой ей остановке, она выбежала и побежала вверх к высокой черноволосой Царико, целующейся под дождем с молодым парнем с голой спиной напротивевшейся к ерольскому окну. А потом резко увернулась от молнии и вбежала в помещение, задыхаясь от пыли стоящей в холе и от запахов кухни, где целый день варилась рыба. Чей-то маленький птенец седел на поддоннике, и обнаружив владетельницу, спрыгнул с него не известно куда. Ероль посмотрела вниз и увидела там только Бориссона курящего полуметровую сигару смотря на дождь. Ероль улыбнулась, рукой расчесала мокрые волосы от лба назад к затылку. Затем выпила залпом стакан холодной воды, разулась и стала ждать, чтоб Бориссон поднял голову и посмотрел на нее, попросил спуститься. Бориссон поднял голову тогда, когда докурил сигару, когда дождь ушел в море и кто-то громко захлопал в ладоши. - прыгай, я тебя словлю. Предложил Бориссон. Ероль отошла к самой дальней стене и разлетевшись спрыгнула с окна. Бориссон словил ее двумя руками как кто-то уже казалось, некогда ловил ее и поставил впереди. - а где павлины? Теперь ветер дул Ероль в спину, тем самым подгонял ее идти все быстрее и быстрее и быстрее и быстрее. Вскоре Ероль уже бежала по мокрым дорожкам разхлюпывая разные лужи попадая ими в ноги по всей длине и ярко синему платью! Когда на пути ложился помешник, Ероль перескакивала через него словно кто-то брал ее подмышки и проносил слегка задержавши в воздухе. Корова тоже бежала за ней востря рога вперед. Она выкатилась из старого подъезда и поскакала вслед за Ероль и Бориссоном, громко смеющимся и забегающим вперед. Втроем они пробежали порт, и несколько широких переулков чтоб взрослеющая на глазах Ероль могла заметить, про то что она совершенно не запыхивается и не мокреет, как обычно. Добежавши до заросшего парка, Бориссон дергнул ее за руку и они утопились в плотной зеленистости. Гнилая скамейка, мокрая и пачкающая платье Ероль одной своей лапой проваливалась в топкую землю. Бориссон подсевший под сочным деревом, вытащил из кармана бумагу и написал углем свое имя. - странно, что я выросла, а платье у меня осталось мне не жать….. - когда я видел тебя в предпоследний раз, на тебе было точно такое же платье. - если я скажу что мы только один раз и виделись, это ведь будет глупость. Правда? - Сколько же мне тогда было лет? - столько же сколько мне сейчас. - странно, почему ты тогда тоже не стал как я ребенком снова? Ероль смутно вспоминала какие-то вещи, какие-то цвета, какого то такого же Бориссона и себя тоже. ей стало немного ясней все понятно. - хорошо, что у меня руки не такие выросли как у Царико. Боялась, глядя на них, что у меня могут вырости таки же. Если бы пошел дождь, в парке все равно было бы одинаково. Только если бы вышло ярчайшей летнее солнце, только тогда бы, некоторые лучи, пробравшись сквозь колючие и скользкие потолки, немного просветлили наземные кусты и травки. - видишь, как выходит… а ты не верила что мы встретимся. Ероль становилось холодно и мысли в голове как будто бы застряли по какой-то узкой дроге и не могли больше двигаться посему гудели как слоны. - а ты ведь остался, как и был. Это плохо. Очень плохо. Я помню, что раньше ты менялся каждый день, и я не успевала тебя запоминать. Вот видишь как. Ероль сползла на землю и подсунулась рядом к Бориссону. Если бы это был кто другой, она обязательно бы замерзла от сырости и земли под ней. Он взял ее руку и положил ее себе на плечо. Оно оказалось холодным, как и все другое в парке.
Обеденный перерыв настолько короток, что, кажется, его нарочно подстригают. Возможно после этих событий, Ероль навсегда перестанет верить в обеденные перерывы. Ведь они такие кроткие и слишком сладкие. Теперь в обед, она могла легко перескакивать через забор и звонить в любой дверной звонок в любой колокольчик. А после обеда, снова коротеть и малеться. С мутной головой, кататься на катерах и смотреть на берег изнутри без особого увлечения. И можно подумать о чем – то грустном, о чем-то дурном. Особенно в том случаи, если к тебе подсаживается, близко сзади неизвестный мужчина и начинает говорить таким голосом, что невозможно страшно оборачиваться. - прохладное лето. - да. Действительно прохладное. - и ты Ероль, возможно будешь помнить его еще холодней. Старая женщина, сидящая впереди с глазами старухи и детским чепчиком начинает говорить сама с собой, и Ероль кажеться, что все это касается ее не меньше чем кого-то другого. На верхней палубе седели два цветка. Они еще не распускались и были очень зеленые, бутонные. Ероль была рада, что они не поганки. И что теперь она знает про то, что бывают еще и цветы. - а может ты вообще забудешь его как сон, детский дождевой сон. Женщина сидящая впереди: - да. Действительно, может тебе лучше все забыть. Как я когда то, забыла где и когда родилась и теперь я вовсе перемешана. Где-то я стара а где-то молода. А память моя парит с грозовыми тучами, и я ищу что-то подобное ей. - все можно легко вспомнить. Женщина с глазами старухи : - я лучше поплыву. Поплыву далеко от берега и превращусь в пар, чтоб подняться высоко, высоко и отыскать ее, свою память. И смеяться, смеяться смеяться. Женщина встала на перилку, поправила чепец и прыгнула в море. Ероль видела, как она очень быстро уноситься к горизонту схвативши закатную дорожку за хвост. - многое теперь не может иметь смысла. И ты должна это понимать Ероль. Многое проходит, чтоб больше никогда не вернуться. И не стоит хотеть другого. Катер медленно пристал к берегу и Ероль первая выбежала с него, не оглядываясь, чтоб не в коем случаи не увидеть его, чей голос казался ей самым страшным из всех. Ероль седела с Бориссоном на пляже. Вода была холодная и никто не купался. Лишь только несколько индюшек, зашедших по пояс брызгали друг друга крыльями и громко визжали. Утром, Ероль почувствовала, будто кто-то ходил по ее комнате, когда она еще спала. Скорее всего, именно тот и положил к ее ногам альбом с фотокарточками, который Ероль рассматривала аж до обеда. Некоторые фотографии, вспоминалось, она фотографировала сама, некоторые Бориссон. Вот она прячется за пыльным домом, слегка выглядывая, всего лишь, чтоб обнаружиться в снимке. Бориссон стоит по калено в реке и пьет из стакана вино с удивлением касясь на круглые облака. Ероль бежит по проспекту, да-бы успеть догнать троллейбус, и ноги ее будто спешат намного резвее от всего другого, она смеется. Вот, она не успела, двери закрылись и она скривилась. Теперь же Бориссон ждет ее под окном. Или он тоже, бежит по городу с куском железной кровати. Ероль гладит собаку и плачет. Она ест огромный фрукт похожий скорее на черепаху чем на что-то другое, теплое. Ероль могла бы и не вспомнить этого альбома, послушавши мужчину с катера. Но все же, она решила вспомнить. Бориссон разговаривал о городе, в котором они жили раньше. И не любил его никогда. Об ихних улицах, некоторых переулках, закаутьях и домах. Большая черная рыба с хвостом как тополь подплыла так близко к берегу, что черпанула животом об дно. - ты знаешь эту рыбу? Поинтересовалась Ероль внимательно. Рыба сердечно смотрела на пару. Глаза у нее были минорные и глубоки черных волн. Нет. Бориссон совершенно не знал эту рыбу. Она и сама обманулась выплыв именно в этом месте. Рыба искала совсем других людей. Она огорченно пляснула плавником об камень и ушла обратно в море. Ероль стало очень грустно из-за того что рыба не нашла что сказать ей и Бориссону, что она вообще приплыла не к ним. - зато у нас есть павлины Ероль, шустрые, цветные павлины…… Ну, как же могут сравниться павлины с потаенной, незнакомкой рыбой, которая могла что-то знать или же что-то рассказать большее для Ероли, то, что кажется ей сейчас не возможным. И чем же она не подошла ей, чем больше подойдет другая девочка или девушка? если внимательно не следить за горизонтом, то можно было и не заметить как по нему слишком быстро несется маленький черный корабль не оставляя по себе не волны не пены. - а давай покатаемся? Бориссон схватил Ероль за руку, и они быстро побежали вверх по обрыву, путаясь в высокой траве и пропадая бардовыми туфлями в последождевых ямках. Кто-то хватал Ероль за свободную руку и дергал на себя. На верху стояла старая позабытая машина. Настолько одинокая, что и окон уже не было. Бориссон сел за руль, достал из под сиденья ключ и завел автомобиль. Он медленно покатился вперед. Женщина в разболтанном халате, вынырнувшая ни известно, откуда, громко кричала, чтоб они остановились и силилась догнать их неуклюже перебрасывая босые изцарапанные ноги. Ероль обернулась назад и увидела на заднем сидении двух нарядных павлинов в галстуках и со свадебным букетом. Все они неслись быстрее всех остальных. Перескакивая через заборы и дороги, людей и коров. Только и успевали разбегаться. Ероль начинала укачиваться, глаза ее медленно закрывались и шепот, слишком ночной, в ее левом ухе увалакивали заснуть. - бензин закончился! объявил маленький сидящий на капоте. Бориссон резко дернул руль на себя. Из-за чего он выдернулся наружу. Водитель откинулся назад, и машина забежала по голой стене, пятиэтажного дома прямо на крышу. Бориссон вышел через окно на крышу машины и вытатащил так-же и Ероль. - здесь можно потанцевать. Ты обещала мне потанцевать со мной. Один павлин. Поправил на шее бантик и слетел на этаж ниже, в балкон где могли бы включить громкую музыку.
- Сколько стоят эти крючки? Спрашивала Ероль у женщины в магазине рыболовного счастья. Продавец дочитала до конца абзаца, галачнула серым карандашом и вежливо оторвалась от книги. - цены разные. Ты кого хочешь словить? Обычно девочки хотят словить золотых рыбок, и мы предлагаем им сетку. Вот они разных цветов. Но мы ничего не гарантируем. - а что это за шапочки? - это шляпки на рыб-модниц. Кто-то ловится на червяка, кто-то на хлеб, а кто-то и ловиться на новую шляпку. Рыбы ведь такие разные. - а это все шляпки, которые есть? - поверь, что все они достаточно интересны. И могут, могут понравиться. Ероль нагнулась над витриной. Шляпы так и были замечательные. Розовая, синяя, красная, желтая с бусами, зеленая с перьями, серая с абажуром, красная с декоротивным лаковым яблочком, с шипами с надписями с крылышками и в горох. - мне нужна большая черная шляпа. Она должна быть простая и удобная. - у нас есть такая в самом конце, пройдис. Ероль перестала заглядно обсматривать модели и широко пошла к концу стойки. Женщина оказавшаяся уже там, указательным пальцем знаменовала на последний вариант. - это самая лучшая шляпа. Как вы думаете, она уловиться на нее? - ах бедная, я ничего не могу обещать. Я всего лишь продаю, а не ловлю и не клюю что тем более. Ероль вышла из магазина с большим бежевым свертком в котором почивала черная шляпа для большой черной рыбы, которую она хотела бы увидеть. Которая, никак не желала выплывать больше к берегу, к ждущей ее ежевечерно девочке в большой черной шляпе, заготовленной в подарок между всем прочим ей. Так всякий вечер стал проходить у Ероль на берегу как у местных чаек. Каждый раз Ероль наблюдала, как солнце пускает на воду хвост. А когда оно заныривалось пряча его с собой, женщина в чепчике никак не соглашалась его отпустить и держала его до последнего, и скрывалась вместе с ним далеко за море. Небо больше не дождило. И теперь его смело можно было называть голубым. Иногда к Ероль подсаживались разные люди. В разных одеждах. И Ероль на всю жизнь запомнит, что все они были с разных времен. Все они рассказывали ей о своей жизни, о море, и что с ним случалось когда они были так же юны как и Ероль. Иногда приходили два лохматых художика и рисовали чаеки охапки ракушек. - почему никто не рисует павлинов на море? -наверное потому, что павлины никогда не гуяют по пляжу просто так. - а вы всегда работали в магазине снастей? - конечно нет. Она облокатила подбородок на круглые колени, поджатые к груди. Раньше я была молодой девушкой и работала в кино. - а я и раньше, и в прошлый раз тоже была Еролью. Почему-то меня так второй раз подряд величают. -странно, имя то редкое. А кем ты в прошлый раз работала? - я не помню кем. Я мало что вообще-то. - мне кажется, когда люди вспоминают что-то, что было еще раньше, это какое-то задание. Ероль пожала плечами и легла на спину, чтоб закрыть глаза. А когда она их откроет, продавщицы удил уже не будет рядом.
Мальчик, которого Ероль совершенно не хотела замечать, так как был он с одной грядки с ней, к тому же не чуть не выше, несколько раз проходил мимо а в основном сидел с краю, подальше. Ероль замечала его так же ревностно, как и любого другого одногодку в мире. Скользящие чувство одновременной охоты и не охоты вдруг знакомиться, и прознать о чужой сути возраста. И что вконец ко всему таково, в обычной болтовне, тем что более совершенно в другом городе? Ероль надвинула шляпу на лоб и театральо посмотрела в сторону мальчишки в светлой одежде с черными прямимы не стриженными волосами. - ты тут живешь? мальчик сидел совершенно кажущийся Ероль не верным, спиной теперь к морю, а лицом прямо к ней, близко, что можно было пронюхать что пахнет он какими-то растениями. - последнее время я жду куда перейти. - сам что ли? Без никого? - да. Я все решаю всегда сам. Я жил раньше в песке, потом в камнях, но там не так совсем. - а настоящий дом? У тебя был настоящий дом с кем-то. - у меня была квартира. Однокомнатная. Но меня оттуда выставили. Ероль замолчала, она вдруг решила, что ей не так то и занятно слушать грустную историю ребенка берега. В любом случае, потом, по приезду домой она сможет выдумать еще унылее и трагичней. Но визави совершенно не отводил взгляда и казался слишким добряком. Ладно, подумала Ероль. - кто же тебя выгнал? - облако. Я принес его, совсем еще крохой в кепке. Оно было такое пустое внутри, голодное и прозрачное. - а что они едят облака? Ероль упала назад на локти и уронив туда еще шляпу внимательно засмотрела на небо чтоб найти хоть одно облачко. - они ничего не едят. Что ты? - ну… а ка же они тогда растут? Я мало ем, потому росту очень медленно. - а что же ты тогда такое ешь чтоб расти очень быстро? Как в бед. - как ты меня узнал? Я тебя не видела тогда. - ты всегда одинакова. - глупости. Сейчас я такая углаватая и худая, и еще не оформленная. Потом я буду намного красивей. - знаю. завидная невеста. Еролль улыбнулась. Но решила все же не об этом. - так что там то облако? - облако. Да, один раз я пришел с работы а оно раздулось так, что я никак не мог зайти в квартиру. Места там уже не было. - какой ужас. - так я там не живу… - а оно? Там оно до сих пор? - наверное нет. Думаю, ему скучно бы было там остаться. - ты сердишся на него? - нет. - а вообще на кого-то сердишься? - нет. - я тоже нет. У тебя какие-то особые причины чтоб не расти? Мальчик ничего не сказал. А Ероль подумала, что хорошо, что она выслушала его историю, потому как она и впрямь была любопытна. Иногда Ероль ловила себя за хвост и привязывала к нему зонтик. Это удобно, когда не хочется набивать руки лишним, что может пригодиться а может и нет. Она ощущала, что рука у Бориссона становиться синей, держась за нее пальцами. Если она и могла чувствовать цвета на ощупь, то только когда не думала ничего дурного. Бориссон задавал для нее странные вопросы и Ероль молчала от них. Потом, по долгу они бродили и взбирались высоко, опять, чтоб все было видно. Но только тогда, Ероль казалось что кто-то стоит внизу и откинувши назад голову смотрит на них в ожидании того, что Ероль может вдруг и упасть. Тогда она думала, словит ли тот ее, либо она расшибется. Чем выше они взбирались тем крепче Ветер толкал ее вечно так, что она шаталась, и когда ей приходилось слишком валко, Бориссон хватал ее и держал прочно. Ероль смотрела вниз и видела как большие черные машины самосжигаются под ядовитым солнцем и дым от них поднимался едкими парашютами к верху и заставлял закрывать глаза. Потом, она слышала, что они медленно спускаются вниз и Бориссон выпускает ее. Ероль открывает глаза и идет вперед. Поганка, катящийся рядом на болотной тачке ехидно считает каждый ее шаг и договоря до двадцати пяти с улыбкой изрекает, что вот теперь можно и обернуться. Ероль не слушает его. Она не оборачивается, чтоб не увидеть лишнего.
- Знаешь Ероль, я вот смотрю, и вижу, что ты не отдохнувшей выглядишь. Скорее наоборот, даже вроде бы и изхудела. Мало ешь. Царико присевшая как всегда в положении «на секундочку» обмазывала ерольский хлеб сливочным маслом. - жарко очень. - это еще не очень. В том году жарче было. Ероль молча попивала горячее какао передавая его с руки в руку. Царико завершила бутерброд, аккуратно положила его на бледное блюдце и хотела еще что-то сказать но, приступив вдруг перерешила и быстро свернулась в подсобку. В окно, что вырезалось в спину Ероль смотрел высокий мужчина, в легкой бежевой рубашке без верхних пуговиц, нырнувшая в черные штаны. В черной шляпке и маленьком платке на шеи. Ероль почувствовала его спиной как всегда. Царико не выходила и гостиница казалась еще более пустой чем всегда. Теперь этот колокольчик, что висел над дверью дернулся и этот звук, что мог бы быть и потише, заглушая шаги вошедшего взболомошили утреннюю пыль, витающую по холлу. Мужчина, прошел мимо Ероль и сел за столик не первый к ней. В каждой чашке есть свой рассвет и закат, если конечно дно у нее круглое. Когда смотришь внутрь это легко увидеть. Ероль внимательно следила как бежевое солнце, обтекаемое какао поднимается над утекаемым, оставившим после себя лишь сладкий нерастворившийся песок из-под которого показался черный разхватистый рыбий хвост. Который лишь раз вильнул и скрылся снова. Мужчина вольно запрокинулся на стуле и смотрел в одно из окон, которые с его стороны показывали лишь небо и некоторых странных птиц. А Ероль думала о рыбе. И лишь потому чтоб не смотреть и не думать о зашедшем недавно. Она положила ухо в пустую чашку и стала слушать. - а ты ведь боишься меня больше чем Бориссона. А ведь странно, а ведь потом, все измениться. И ты ж еще слишком мала чтоб решать, что вообще может быть страшнее. Ероль ждала услышать там рыбу, но никак не этот страшный голос. Она встала и стараясь идти как можно спокойней, прошла до лестнице шагающей на следующий этаж, и когда полностью скрылась с глаз возможных, сидящих на первом этаже пустилась в бег. По серому, темному коридору полному всего не видного. Ероль крепко держала ключик, чтоб вдруг не уронить его и не иметь кошмаров искать его в потемках, когда вокруг столько всего непредвиденного, чтоб быстрей взбежать в комнату, запереться в светлой насквозь оконной.
Ероль смотрела на пыльные пластиковые часы, весящие высоко на стене. Стрелка нерешительно дергались все вперед, и казалось, что она может почему-то заспинница. Ероль бы очень хотелось чтоб так и произошло. Несколько дней назад, она видела в них залетевшего жука, который забылся от времени, где вход или где выход и бился и ползал по всему циферблату. Теперь он превратился в маленького старичка, с серебристой бородой, стучащего своей палочкой по стеклу с недовольством и ворчанием. Ероль так и не удалось съездить к особенным горам в этих округах. Она смотрела на них из далека и они казались ей картинками. И если бы, стало быть, такое задание, нарисовать время, она бы обязательно нарисовала его горой. Как и ее месяц в этом городе. Как и все остальное, которое она знала оконченным. Вот сперва взбираешься на верхушку, и это половина срока, а потом полностью вторую половину катишься, все быстрее и быстрее… Ероль казалось, что она уже почти у подола той самой горы, которая вот-вот окончиться, и она на крайней кубарьной скорости боялась чтоб не приземлиться во что-то острое и колючее, горячее либо холодное очень. Последние дни, казались совершенно занаглели, и каждое утро Ероль видела как они безпечные и молодые, по одному, чистые и спокойные летят через город в море, и каждый из них был все быстрее и прозрачней. И про каждого и особенно про следующего она не желала думать и говорить про них Бориссону, который смотрел на нее все чаще и все чаще серебрился. Последние закаты были дотого красивые что Ероль не могла этого вынести и закрывала лицо черной подарочной шляпой. Несколько женщин, приходившие в эти дни смогли не сойти сума при видя всего что творилось над морем и снова стали как прежде. Несколько хороших детей, подходили совсем рядом с ней, чтоб познакмиться и одна блудная псина с восхитительными рисованными бровями уснула облокотившись об ее спину. - есть еще завтра и все. Я уеду. - я буду скучать за тобой. - я тоже. - а ведь когда ты приедешь снова, и если ты таки приедешь снова, ты изменившейся приедешь. Даже год для такого возраста целая история. - я могу писать тебе письма в магазин. - пиши, конечно, пиши. Продавщица обняла Ероль и поблагадарила за встречи и за то, что та помогла ей в чем-то, в чем она еще не может понять, в чем конкретно.
- Мы будем завтра прощаться? Как с продавщицей? Бориссон промолчал, а потом заговорил про что-то несовершенное и про то, что иногда все против чего-то одного. Ероль слушала его и не хотела запоминать всего этого. Она запоминала его лицо, руки, волосы, цвета и взгляд. И все это оставлялось и было теплым. Пирогами, завернутыми гостинцами в свежие шерстяные платки. И от этого ей становилось мягче. Последний вечер обнаружился так нечано и тяжело красно, даже бордово что Ероль взяла себя за щеки и шла к морю совершенно не удобными дорогами, спотыкаясь и валясь, роняя с головы черную шляпу и прокалывая ноги. Никто не толкал и не подавал ей руки. Никто даже не нашептывал ей речей. Держался штиль и даже чайки задумывали застывать над морем с воинственными лицами держа за крылья иногда маленьких воробьят каковые никак не могли обучиться полетам. Ероль едва ли терпела все это и ей казалось что если сейчас он, тот самый без пуговиц подойдет и сядет с ней рядом и возможно даже даст ей свою руку она возьмет ее крепко ведь больше некого. Солнце упало в море так быстро, как камень. Песок становился все холодней и черная рыба, последний в мире предатель, не взирая на бранный день месяца не нашла нужным выплать чтоб что-то сказать для Ероль. Если и было что-то грустнее на свете, Ероль казалось что это не возможно. Как не возможными казались теперь ночные облака, вуалившие некогда небо. И кто-то взял ее за руку и посадил в узкую серебряную лодку, медленно плывущую по песку вдоль берега, поднимаясь над ним чуть позже. А потом и выше фанарей и выше всех крыш. Ероль сняла шляпу и швырнула ее вниз. Мужчина с двумя белыми веслами стоял к ней спиной. и как бы хотелось, ей, чтоб был это совершенно не он а Бориссон. Вечером и Бориссон. Город казался таким маленьким и все горы, которые так ее интересовали, оказались простыми и скучными. Несколько девушк просились на борт, но капитан даже не глядел в их сторону и они улетали. Даже тот мальчик с облаком в квартире уныло полетел дальше. Ероль хотела спросить о черной рыбе, но ничего не спросила, как будто бы ответ она уже где-то слышала. Лодка была такая теплая, Ероль захотелось лечь на ее дно и не вставать больше чтоб не мерзнуть в ночных бумагах. А вокруг столько всего виднелось и внизу и вверху что Ероль не могла оторвать себя блестящую. Никто не дергал ее за руки никто не пытался вытащить ее из лодки, такой для нее. Они кружились, растворялись и снова находились, скорились и медлили, слишком падали, слишком взмывали. Мужчина ни разу не обернулся к Ероль и от этого ей было особенно спокойно. Они подлетели к самому горизонту и девочка смогла заглянуть и увидеть единственной первой солнце. В глубоком ущелье, совершенно не такое как она его себе представляла. Больное и уставшее, старое но очень красивое. Ероль закрыла руками рот и упала на дно лодки. Было уже утро и Ероль побежала к окну чтоб посмотреть на солнце. Оно было уже высоко но далеко до полуденной вахты, до верхушки горы с которой так весело можно скатиться, если следующая гора ожидается еще выше, еще цветней. Девочка чувствовала крайнюю усталость и слабость, как бывает у детей не спавших всю ночь. старичке в часах, теперь уже отрастил новые крылья и усы и сумел вырваться наружу сновым жуком и Ероль захлопала ему в холодные ладоши. Подоконник еще не успел нагреться, и она постелила на него банное полотенце. Это дерево, напротив, все эти дома и дорожка, все это казалось ей, она будет помнить всю жизнь и в любой момент сможет нарисовать, потом, когда даже вырастит. Кто-то сложил ее сумки и поставил их у входа. Ероль хотелось плакать. Он опять вспомнила Бориссона, и ей показалось, что все то время которое она про него не вспоминала накопилось, набралось гущи и теперь намного тяжелее и темнее. И она подумала, что лучше бы она равномерно вспоминала о нем. Чтоб не думать ничего окончательно тоскливого, она закрыла глаза и решила почувствовать свою маму. Как только ее глаза закрылись она бежала по пляжу рыдая от того, что Бориссон никак не может догнать ее. Она бежала все быстрее и песок совершенно не проваливался под ней. Черная шляпа, падающая сверху к ней на голову отяготила ее и она стала медленней. Бориссон потому и схватил ее и закружил над морем над камнями. Кто-то толкнул их и они вдвоем упали в воду. Бориссон целовал ее красные щеки и отгонял руками приставучих медуз. Синее платье становилось белым и кольца, разнообразные кольца появлялись на пальцах девушки. Они никак не могли выползти, хоть было совсем не глубоко, и берег был черезчур близок. Бориссон захлебывался и хрипло дышал, Ероль видела как он становиться все серей и прозрачней. - я прошу, тебя, ты же ведешь. - все когда-то подходит к концу. И все когда-то заканчивается. Все своеетечно. Ероль крепко прижала Бориссона к себе и закрыла ему лицо чтоб не запоминать его больше чем. Черная рыба подплыла к ним очень близко. Ероль увидела, как она смеется. - Ты ведь знаешь кто он… рыба одела на голову свою долгообещанную шляпу и выползла на берег. - сейчас, сейчас он твой сон. Ероль посмотрела на мужчину на рыбу на солнце, поцеловала Бориссона и встала на ноги. Бориссон тоже встал и все вокруг закружилось и зазвенело. - ты приснился мне? и теперь все. Бориссон молчал. Он взял ее за руку и почти улыбнулся. - ты мой сон…. - да. А ты всегда моя. Мы еще обязательно свидимся. Вот увидишь я что-то придумаю. Я обещаю. Как и ты.
Царико, ругала Ероль за то, что она чуть не проспала свой поезд, и что если бы не она, молодая грузинская девушка, ей пришлось бы ждать еще два дня до следующего рейса. Ероль взяла сумки и побежала вниз, а потом на другую улицу к вокзалу. Ей никто не помогал. На вокзале было крайне празднично. Пришедшие люди громко встречали Тропкина. Приехавшего тайком и по работе. | 
Администрация // Объявления
