1

Немножко пахнет Грецией. Нет гида.
Мускат представит каждую из Поль –
Они растут из шеи южной гидры,
Прекрасной корабельной красотой.
Снимает хворь соль-хвоя-икебана,
Влезая в детский мученик-стишок.
Шуршат, скрывая потроха, рапаны,
И море мерно пьют на посошок.
На берегу чернеют «примитивы» -
Отрыгивает пена флору дна.
Скрипит, остыв, песок, уже постылый,
И кажется, пытается стонать,
Раздавленный тоннажем бёдер, сисек,
Пустой посуды, шелухи, бычков…
Строчат посланья голые радистки,
Заезженные злостью мужичков.
Куда-то мчатся кепки и банданы,
Стремится в сказку самолёт-матрац…
Мерещится: за пятым океаном
Хрипит на мачте бедный розенкранц,
Но слепят волны, давят, плещут волны –
Какой там петтинг берегу! – СМ!
Темнеет глина: одинокий голем
С сырым блокнотом, полным пошлых сцен,
Усиленно вжимается в песок,
Сливаясь с прахом своих детских строк.

2

Мошки-невидимки, жгучие москиты
в сто сирен сверчат.
Мы пока что живы, это только титры,
это только старт.
В горло чёрной твари подготовь пиастры,
горе-Герострат, -
сам и превратишься
в корабельной бухте,
в корабельной кухне
в корабельный чад.

Море ещё мерно, Мора ищет север,
меряй градус, жуй.
Можно только юзом, нужно только раком –
человечий реверс, золотой июль.
Завтра станем в угол, завтра – в мокрый уголь,
завтра - бури гул…
Не поможет: «Мама, мы перевернёмся?»
Не помогут стёкла-талисманы-кольца,
подведёт феншуй.

Но пока что – вечер пожирает солнце, мятые стаканы,
в звёздочках ярлык...
Ветер лижет тело, влажными губами
трогает язык.
Тело просит соли, тело просит юга,
тянется – «возьми!»
Здесь – не серпентарий,
здесь – не бал салунный,
горе-не орлы.

Утром – панарамит, день – непланомерен, вечер небу тычет
носовой платок.
Нам бы – лёгкий ливень, нам бы – мягкий херес,
позже – кипяток...
Смыть чужие пальцы, ржавчину из трюма,
кануть в степи до
полдня через вечность,
полдня через эру…
…Холодов премьера.
Пропускай глоток…

3

Оut of sex, out of them, out –
зрелищно так – скачешь от «ооох» до «ах!»
в городе, где прилично без меры «акать»
и совсем неприлично удить на наживку «брак»
бродишь, цыплячьим загаром, как дура, кичась,
раковин нерабочих на руку – китч, -
город прищурился деланно-саркастично,
даже бранит – разухабистый чаек клич…

Акать- не плакать, ввязаться – не навязаться,
спеться- не спиться, попятиться – не пропасть…
город не делает черепных трепанаций,
город по-южному горд, отвлечён, зубаст.

Жмёт болевые – дразнит метеосводками,
дразнит красотками, клёшами и яичницей.
Город, который водой и костями «сотканный»,
не принимает, если беззуба хищница.

Вот-ты-блин! – зажимай себе веки, раньше чем
спрашивать: « перевернёмся – выживем?»,
кашляй и сплёвывай мысли в помои в чашечке
и не пытайся даже смотреть обижено…
Радуйся, если аут – не за борт, даже не
между причалом и центром, когда паромщики
празднуют шторм, словно штурм, корабельной сажею,
празднуют свой законный уход в подпольщики.

Ах же, какая дурочка! – на Приморском-то
всё же законы юга, а ты – как в шахматах
(правда, и там проиграла б!)
- что ходишь с соскою?
Снова – пустышка? И щёки, конечно, - алые?

Детям - в лоскутиках, а грудничкам – набросками
Отпуска платьице с чёрным – «во благо» - out of…