Ирка отправила нас гулять. Вызвонила меня, оторвала от дел и стребовала моего немедленного явления, «иначе сама приеду». Пригрозила так, по-свойски. Я приехал, принял «из рук в руки» прыгающую от радости Софью («Дядя Саша! Дядя Саша!»), и мы пошли. Некоторое время она щебетала какую-то милую детскую чушь, а потом неожиданно замолчала и о чем-то задумалась. Я решил ее не отвлекать.

Мы пересекли перекресток и углубились в лес. Я закурил. Софья что-то недовольно пробурчала под нос. Меня всегда забавляло это ее бурчание. Я посмотрел на нее сверху вниз, и переспросил:

– Чего?

Она повернула ко мне лицо и пояснила:

– Ты все куришь и куришь!

– Ну, да, так и есть, – решил не спорить я. Софья снова уставилась на свои руки. Проследив ее взгляд, я увидел, что она зажала в пальцах кузнечика и неторопливо, по одной, отрывает ему лапки.

– Софья! – воскликнул я. – Прекрати сейчас же!

Хотелось ударить ее по рукам, но я подавил порыв. Вместо этого я взял ее ладони и вытряхнул из них мертвое уже насекомое.

– Зачем ты это делаешь?

– А что, нельзя? – Софья шмыгнула носом. Голос ее дрожал.

– Нельзя, – я решил быть строгим. – Нельзя без нужды убивать. Даже насекомых.

– А тебе можно? – с вызовом спросила она.

– И мне нельзя, – слегка растерявшись от неожиданного вопроса, ответил я.

– А ты только что растоптал жука! – уличила она меня. – Насмерть!

– Как так? – хотел было посопротивляться я, но передумал. – Софья, я же не хотел этого делать. Случайно вышло. Я ж не заметил.

– А случайно – можно, да?

– И случайно нельзя. Но случайно – это не всегда зависит от нас. А вот так, – я изобразил пальцами Сонины действия, – это совсем не случайно. И это плохо, потому что жестоко.

– А случайно – не жестоко?

Я остановился. Софья тоже. Она смотрела на меня мокрыми глазами. Бросив сигарету на тропинку и размяв ее ногой, я присел на корточки.

– Ты должна понять, Софья, – попытался объяснить я. – Убийство – это всегда плохо, и не важно, во благо оно, или во вред, случайное или специальное. Но специальное убийство мы можем предотвратить просто не совершая его. Случайное происходит независимо от нас... Если б мы могли предотвращать и его, было бы очень хорошо.

– То есть убитый тобой жук – он случайно? – Софья решила добиться максимальной точности.

– Ну, да, – ответил я.

– А я тоже случайно! – неожиданно звонко воскликнула она и заплакала. Я прижал ее к себе и гладил по волосам. А потом она сказала:

– Какой же ты дурак.

Вот такая у меня искренняя племяшка.

Как объяснить семилетней девочке разницу? Говорят, дети жестоки, потому что еще не имеют представления о милосердии. Взрослые говорят. Те самые взрослые, которые полагают, будто знают, как надо жить и убивать.

***

Мороженого не было нигде. Обойдя все киоски, магазины, ларьки и павильоны, мы так и не нашли ничего даже издалека напоминающего оное. Но Софью это, похоже, совсем не расстроило. Выходя из очередного магазина, она обернулась и громко сказала:

– Хочу банан!

Мы купили четыре банана (Софья решила, что много – не мало), и сели на лавочке у магазина.

– А ведь бананы – тоже живые существа! – выдала Софья, жуя.

Разговор пару дней назад сильно подействовал на нее. Она все уши Ирке прожужжала на эту тему.

Ирка позвонила мне вчера вечером, и попросила не разговаривать больше с племянницей на тему жизни и смерти. Хотя она понимала, что любознательная Софья, в итоге, добьется своего, если вдруг ей взбредет что-то в голову. Вся в мамку.

– Ну... Да, были когда-то, – осторожно ответил я.

– То есть теперь они мертвые, – сделала резонный вывод Софья.

– Ты прямо государственный ум, – попытался отшутиться я.

– Нет, ты скажи. Мертвые? – настаивала Софья.

Этот ее слегка нездоровый напор всегда шокировал Иркиных знакомых. Бывало, придет кто-нибудь к ним в гости, а девочка как скажет что-нибудь – и все немеют.

– Все, что угодно можно назвать мертвым.

Софья смотрела на меня одним глазом, как будто пыталась изобразить птицу. Банан завис в воздухе.

– И меня?

– Нет, тебя нельзя, – да, не умею я общаться с людьми. Особенно с племянницей.

– Но ты сказал, все что угодно.

– Все, что угодно, – опять попытался отшутиться я. – Но это мне не угодно.

– Ты издеваешься надо мной! – воскликнула Софья и надулась. Мы посидели молча. Она продолжила поедать банан. – Дядя Саша, – не выдержав молчания, сказала она. – А как так – вот был банан живой, а теперь мертвый, и я его ем. Это ж значит, кто-то и меня съест?

– Нет, тебя никто не съест.

– Почему? Я же его ем.

– Но ведь ты-то – не банан.

Она задумалась. В этот момент я четко осознал, что завтра Ирка меня просто четвертует. Интересно, как она объяснит дочке взаимоотношения в пищевой цепи?

– То есть людей никто не ест? – продолжила допрос Софья.

– Никто, – уверенно ответил я.

– Даже люди?

– Даже люди.

– Даже индейцы?

– Какие индейцы? – я растерялся.

– Ну такие, которые в джунглях.

– Даже они.

– Врешь! – уличила меня Софья. – Едят!

Она опять надулась. До самого возвращения ее в Иркины руки мы не разговаривали больше о поедании людей. Зато мороженое нашли. Эх, Софья... Ты такая настойчивая, что мне даже страшно представить, как больно тебе будет, когда ты вырастешь, и поймешь... Поймешь, что тебя медленно, но совершенно безвыходно пожирает система.