Представление

итак, смотрите,
мы начинаем
свое представление, мчащееся по лучшим театрам мира,
нам бы хотелось посвятить его
всем, кто еще продолжает двигаться,
или хотя бы их памяти.
для начала мы выпустим на сцену черного пса.
пусть он постоит в центре долго-долго
в ожидании либидо,
он, наверное, хочет твое мороженное,
слышишь? маленькая чернокожая девочка в первом ряду!
зачем ты носишь с собой все эти книги?
даже в книгах самых мудрых японских авторов
не найдешь синопсиса нашей пьесы.
и поэтому следующим на сцену выйдет
человек с татуировкой и восточными чертами лица,
как и положено, сядет, поджав ноги, с краю,
а следом за ним – капитан четырех ветров
с тушкой мертвого воробья,
этот будет прогуливаться от кулисы к кулисе,
курить трубку,
и за неимением попугая – сам кричать:
пиастры! пиастры!
и когда он произнесет это слово
в две тысячи сорок восьмой раз,
начнется нечто невообразимое:
на велосипеде прямо из зала выкатит
рыжий человек средних лет в старомодном костюме,
вытащит из кармана синюю коробочку
и метнет ее, словно бомбу, зрителям.
(надеюсь, к этому времени ты уже будешь в буфете).
коробочка откроется и из нее
выльется тишина за шиворот –
медными страхами и никелированными смутными воспоминаниями.
на секунду в глубине сцены покажется пегий ковбой
с дыркой в ладони, ухмыльнется хитро,
а капитан прокричит – занавес!
капитан – единственный говорящий персонаж.
стены расступятся, а на улице уже вечер, горят витрины.
отскучавшие зрители вернутся домой,
но не заснут и к утру застрелятся.
вот так-то! да! пусть убираются.
нечего нам мешать.

Раньше обычного

сегодня проснулся немного раньше обычного.
и знаешь ли, мне понравилось!
еще какое-то время пролежал в ожидании звонка –
не позвонили…
пришлось так.
люди задавали вопросы, получали ответы,
создавали отчеты, поглощали котлеты.
оказывается, и в это время суток
на улицах жизнь кипятится,
а я обычно сплю в этот час,
немногочисленный час сна,
недлинный час – он длится
приблизительно сорок пять,
прерываясь то кошмарами,
то порноконтентом.
абсента я не пил никогда,
говорят, после него наступает полный коллапс –
свертывание интуиции, схлопывание логического мышления:
кто бы мог подумать – если оскорбить охранника,
можно остаться без выпивки и без помещения,
влечение засыпает, влечение, отвлеченное
подсчетом наличности,
(в ближайшем банкомате купюры закончились),
хватает или на бутылку, или на такси,
но собственно здесь идти-то недалеко,
если сигарет на дорогу – достаточное количество.
приходишь к своей королеве и слышишь:
– напился…
– ваше величество!
просто замучила жажда жизни,
просто очень хотелось петь!
но увы – проскочил кондицию.
так бездарно закончилось утро,
а вот не нужно было сегодня просыпаться раньше обычного!

Демиург

мне снились синие тигры
и остановившиеся часы,
а потом утро взорвалось потной реальностью
будильника из старенькой нокии.
я захватил еще один замок
и закрыл окно.
я люблю закрывать окна,
пожалуй, даже больше, чем захватывать замки.
собственно, это все, что хотелось произнести утром,
еще прошлым утром,
надеюсь, что завтра будет другое.
и завтра было другое.
завтра был снег –
я теперь это вспомнил.
и какое-то облако выделялось на общем фоне,
напоминая скумбрию с грустным лицом,
удивленную мелкой сетью.
ты на меня не смотри так, скумбрия,
я не твой, я тебе не дамся!
в пустые ландшафты,
уставленные в беспорядке
саморазрушающимися новостройками,
ветхими казармами
и непреклонными погребами,
приходили персонажи
уголовного, трудового и гражданского кодексов,
начинали их обживать.
первопроходцы взлетных полос
шаркали задними лапами
или ерзали в беспокойстве на стуле,
по очереди –
стул был только один.
я внимательно рассмотрел их суетливый космос –
и закрыл окно.
выпил чаю,
захватил на дорожку замок
и ушел говорить в другое пространство.

На лекции

смотри.
смотри сюда.
слушай.
вот, что мне пришло в голову на лекции
по зарубежной литературе.
хотя подозреваю, что литература тут ни при чем.
старший брат посмотрит на тебя строго,
но это фигня –
старшая медсестра, страшная медсестра –
отправит тебя на лоботомию,
не спросив фамилию –
смит, макмерфи, николсон, кизи, блэйр.
дальше! идем дальше, вождь краснокожих!
обними олененка, прикинься шваброй,
потребляй овощи, делай вид,
если больше не можешь ничего – делай вид.
горан брегович, дэнни эльфман –
ты их узнаешь без всяких титров,
а знаешь, хорхе писал своих синих тигров,
не различая уже цветов, и значит –
можно расслабиться, чем ты хуже?
снимай очки. засыпай,
твоя киномания, твоя синефилия
уже привела тебя в угол.
надевай перчатки, трусы,
плюй в ведерко,
здесь и стой.
больше идти некуда,
больше нигде не врежут по роже не со зла…

Хорошо!

из разбитой тарелочки
я появился на свет,
из бестолкового блюдечка.
под знойное солнце вышел,
встал ногами,
ногами уперся в пыль
и крикнул: хорошо!
это первое слово, которое я выучил,
и сразу крикнул его,
не сказал, не шепнул, не пробормотал –
крикнул!
я выучил слово, не понимая его значения,
я не понимал, но знал –
хорошо!
а теперь вот под солнце вышел,
ногами уперся и вам кричу.
а вы пальцами в ушах ковыряете,
обрастаете шерстью,
виляете хвостами
и дела вам нет,
что кто-то еще стоит и кричит.
вы и сами так умеете.
я вас уверяю.


Про Илюшу

начиналась весна очень влажно:
воздух был такой сырой, что выросли жабры.
а потом солнце согрело, высушило –
жабры захлопали, задыхаться стал.
рыба, и сам от себя умираю.
от начищенных ботинок отваливается каблук,
щеки покрывают водоросли,
развеваются подводным течением.
кутерьма – отличная лексема,
в полной мере передает
незамысловатые, но скоропалительные события этой весны.
а теперь вот руки связаны,
и ноги связаны,
и клей под задницу налили,
и в рот чебурек засунули –
жуй да молчи, соколик!
молчу, только глазками по сторонам зыркаю
(забыли глазки завязать, забыли!)
да вспоминаю,
как илюша пешком по шпалам за счастьем ходил
и поезд его догнал.
теперь он в одной палате со мной обитает,
пузыри пускает да песни поет –
про каракатицу.
почему, говорю, илюша, про каракатицу?
а он пузыри пускает да песни поет.
эх, илюша, закончилась наша с тобой весна горемычно!

Без времени

от часов отвалился кусочек времени:
я его в соседней комнате положил,
ибо нечего мне тут, не позволю!
человек-пиво ножкой притопывал,
стишки читал,
я на него с прищуром хитро смотрел.
у котейки хвостик нечаянно обгорел –
или как там это было? вот мне бы так!
связь безлимитная кончилась –
наступило безвременье,
трудно часы считать, не у кого спросить –
который час, товарищ?
и кусочек времени в комнате соседней лежит на тахте,
повелевает –
аки падишах какой,
вокруг него гейши приплясывают в кокошниках.
тяжелы последствия глобализации!
мне кто-то об этом уже говорил, а я отмахнулся:
я, мол, много еще таких слов знаю:
менструация, мастурбация, инаугурация –
правда, не все на практике испытал,
но грустить ли об этом? какие наши годы, тезка!
головоломку разобрал, трубочку закурил, жопой кресло прижал –
куда теперь? сказали – сделал.
сыра ломоть достал из кармана –
и съел!
вот и весь суд мой недолгий…


Фанни и Александр

фанни и александр домой возвращаются.
о! это непростая дорога,
учитывая гнетущую неопределенность слова дом.
билеты относительно куплены,
деньги охуительно потрачены,
мама непростительно далеко.
фанни смотрит сквозь зарешеченное окно,
александр прячет под одеялом плюшевого медведя.
полночь. чердак. волшебство номер пять –
макс фон зюдов отказывается играть.
фанни и александр слушают дядюшку,
притча о человеке, который забыл.
могу я предложить тебе рюмку хереса?
где ты раньше был,
когда я в привокзальном буфете
под люстрой страдал…
эх, ну давай, пожалуй!
грамм восемьсот с меня будет довольно.
фанни и александр садятся в электричку,
стараясь не встречаться ни с кем глазами.
фанни и александр не верят взрослым и едут сами.
ус, закрученный вверх, и борода –
благодать!
какая замечательная вещь,
можно не иметь во владении бритву,
можно избавиться, так сказать, от последнего искушения.
кругом куклы на веревках болтаются –
немудрено заблудиться.
александр, иди на голос!
фанни, позови александра!
они с ним играть не садятся,
господин эдвард-сама-доброта – демонический семьянин,
у него в каждом рукаве – фабрика
по производству козырных тузов.
все идет к концу.
фанни и александр купили сэндвич в дорогу, а он им не пригодился.
они тоже ждали его весь фильм, но мертвец так и не появился.

В Европе

на счет десять ты оказываешься в европе.
на счет десять твое тело унесет в океан.
между этими событиями целая жизнь,
не такая жизнь, как вы подумали,
не такая жизнь.
итак, место действия, как уже было сказано, европа,
время действия – сразу после войны.
сила действия, как известно,
равна силе противодействия,
и поэтому можно не описывать само действие.
действие, приведшее к гибели.
уже хорошо –
значит, не напрасно, значит, все не зря.
самовывоз тела из догорающего берлина,
желтая стрела четко помнит пункт своего назначения
и высылает вперед подрывников.
спешите! абсолютно новый товар!
самозакапывающиеся гробы!
экономия сил, нервов и денег!
полностью готовы к употреблению!
в любое время и в любом месте!
время мы уже знаем и место знаем.
надень фуражку, на кого ты похож,
где твоя фуражка?
часовой механизм остановлен,
поезд благополучно минует мост,
эх, все зря, все напрасно…