Стрелки часов, шуршание ветра, поздний прохожий, тихие шины, радио... Тихо... Ноги под пледом, руки разбивают воздух в тихом поединке, взгляд обращен в бездну темноты... Они сидели рядышком, упираясь ступнями друг в друга. Молчали, думали, ждали. Она ему все рассказала, сохраняя в молчании только самые страшные грехи. Боже, как же стало ей легче... также, как стало тяжело. Она говорила долго, протяжно, делая пауза чаще, чем следовало. Курила. Теребила свои ноги, руки, щеки, волосы... волосы... пальцы, руки... Она непременно смотрела ему в глаза, искала понимания, поддержки, реакции. Она долго об этом думала, рассуждала, искала в памяти воспоминания... Ей нужно было быть уверенной... Он слушал тихо, однообразно, покорно. Он ловил каждое слово, не понимая значения. Он отсылал его в бездну, готовясь принять новое. Он понимал также, как и не понимал. Сигарета в пальцах. Она немного дрожит, пуская кривую, растворяющуюся в тишине вместе с ним. Он искал поддержки в следующем абзаце. Но его не было... Она рассказывала, долго, протяжно, делая пауза чаще, чем следовало. Она вспоминала заново, проживала каждое слово. Она все еще не верит, что ему это рассказывает. Она рисует картины будущего – как это будет: она одна, в одиночестве, в собственной глупости. Но рядом та, ради которой она способна... Она знает, что это правильно, ведь так она хочет. Ведь так безрассудна. Она уже хочет, чтоб это закончилось, хочет быстрее окунуться в темноту и стать спасенной. Она делала себя слабой, чтобы позднее стать сильной. Он искал поддержки в следующем абзаце. Этот слишком знаком, кажется он знал продолжение. Он уже давно думал об этом, анализировал. Он догадывался, убеждался, но не верил. Как можно, вот так, вдруг... Он винил себя, осуждал, карал... хотя не знал за что. Он боялся, но он готовился. Он желает ей счастья, потому что любит. Он конечно же скажет ей это, но только не сейчас, потом, пусть договорит. Она так безрассудна. Ведь она влюбилась, так, как только она умеет. Она думала, что сможет, так, как в фильмах. Станет уличной кошкой, ведь уже весна. Ей было так интересно стать Богиней и делать шалости. Но она не смогла, сломалась. Она ведь даже не догадывалась, что так все закончится... Вот оно, одиночество, когда тебя любят, а ты нет. Когда ты любишь, а тебя нет. Вот она, Рублева троица, наполненная грехом и сладким соблазном. Она конечно не скажет об этом, она возьмет этот грех на себя. Он только ее, больше ничей. Он, конечно скажет, что любит. Но не станет ее держать. Он возьмет эту муку на себя и будет любить ее. Он не будет препятствовать, он уйдет, станет войном. Он рисует картины будущего – как это будет: слабость, путь силы и одиночество. Он сохранит ее образ - будет греть душу, будет скрести, оставляя царапины. Ангел спасающий, кошка любимая, теплая, нежная. Я полюблю ее, ту... ради которой... Я возненавижу ту, ради которой... Она ведь даже не догадывалась, что так все закончится. Не знала, что придется все рушить, ломать, бить изнутри. Она любила их обоих, но могла только одного. Она пыталась любить их обоих, но смогла лишь одного. Она сделала свой выбор и была тверда. Пустота в мыслях, лишь одно – она тверда. Она не расскажет о той... ради которой... она скажет другое, общее. Оба лежали, как будто спали. Взгляд упирался в соседнюю стенку. Мысли бежали, стоя на месте. Стрелки часов, пение птиц, шуршание ветра... Я буду ждать, мы все равно будем вместе... Ты уйдешь, я останусь... с ней вместе. |