зеленые. Можно идти и – не плакать, протаскивать мысли сквозь веретено, спускаясь под землю, вернуться обратно, считалочкой в такты «дано – не дано» - как странная сказка ненужности светлой, такой, что забыта под школьной скамьей, врезается в воздух – а прошлое лето забыто отныне. Прощанье твое смешит своей глупостью, колет под сердцем – и плачем ребенка все тянет назад… Идти и не плакать, спускаясь под землю. Как могут присниться такие глаза?…
до жалкого скрипа прокуренный образ, сжимает запястья, смеется навзрыд, зовет, чтоб тащили еще Кальвадоса – вот только он знает, ему до беды – два шага и все, и закончилась песня. зовите оркестр, пускай подпоет… а может, я рада? но вот где-то здесь мы оставили – нас. парадокс ли? пройдет…
чернеют. Мне снилось, что я перестала шептать Semper mia и видеть сквозь мглу – горящая искра вдруг вспыхнула алым, затронула струны, которые лгут. А я вымеряя ступени шагала – туда их пятнадцать, назад – на одну – то меньше, то больше… Удушье вокзала. Бездушные залы. Маршруты «ко дну» уже не спасают. мостами разбиты чужие дороги на общий закат. и теплые нотки в улыбке забытой… Как могут присниться такие глаза?
|
только что, ночь на 26-2-8 Барнаул |