* * *

Они подошли к загону, когда солнце уже было так высоко, как бывает в самую сильную жару. Перед ними разостлалась широкая, как огромное круглое блюдо, поляна, сплошь заросшая высокой сочной травой и цветами. Она была почти полностью лишена леса за исключением отдельных деревьев, растущих порознь друг от друга. Это были высоченные, в несколько обхватов дубы с мощными широкими кронами и густой темно-зеленой листвой. С одной стороны к поляне примыкало широкое чистое озеро с множеством, оставшихся еще с предыдущих лет, подходов к нему. Над озером летали потревоженные утки и цапли, и тучи стрекоз шумели крыльями над головами. В одном месте с берега в воду были устроены длинные мостки на сваях, а поодаль на суше кверху дном на бревнах лежала старенькая плоскодонная лодка. Здесь же находилось костровище со всеми необходимыми прибамбасами и остатки двух прошлогодних шалашей.

Уставшие телята напились из озера и, разбредшись, по поляне невдалеке, начали пастись. Никто не опасался, что они растеряются, так как были очень голодны и измотаны дорогой. Распряженная лошадь, тоже напившись, фыркала, махала хвостом и лягала копытами по оводам на своих боках поодаль, не смешиваясь со стадом.

Макар медленно обходил пастбище, внимательно приглядываясь к каждой мелочи. Загон был крепок и надежен, только в двух местах нужно было поправить прясло, да заменить пару сломанных жердей, за чем он тут же и послал в лес с топором Пашку. А Сашке вручил в руки отбитую и отточенную косу-литовку и заставил выкосить вокруг старого костровища большой пятак площади, где должен был разместиться их лагерь. Траву велел разбросать на просушку, она потом пойдет на сооружения шалаша и подстилку. Сам он под корнями развесистой березы нашел большой кусок гудрона, спрятанный им же в прошлом году и помятое со всех сторон ведро, предназначенное для его разогрева. Лодка с прошлого года сильно рассохлась, и ее нужно было хорошо проконопатить и просмолить. Чуть дальше из густого ивового куста он достал крепкие весла, проверил уключины, очистил их от ржавчины и смазал дегтем.

Теперь нужно было осмотреться в округе, и Макар, наказав ребятам разбирать вещи и позвав одну из собак, направился в лес. Вокруг той поляны, где они остановились, было еще несколько еланей, и все они соединялись между собой узкими проходами через лес, что было обычным для больших покосов. Трава стояла высокая и сочная, это отметил для себя старик и помечтал о том, какой бы сенокос здесь мог созреть к сезону. Дворов на двадцать можно было бы накосить сена при таком травостое на паях. А вот ведь травим сейчас скотиной на подножье молодую траву, не давая ей, подрасти, отцвести и обсемениться. По-хозяйски ли это? Наверное, не совсем. Ведь мест для пастбищ в округе было много других. Но он не вмешивался в колхозное планирование, а для личных подсобных хозяйств выделение колхозом этих площадей под откорм молодняка было просто благом для колхозников, и все были довольны.

Обходя елани, пастух внимательно осматривал тропинки и дорожки, кое-где он подрубал мелкий кустарник и подрост, подолгу изучал места бывших и еще невысохших луж, но нигде на грязи пока не встретил следов медведя ни свежих, ни старых. На этом он успокоился и заметно приободрившийся вернулся к озеру. Дел предстояло много.

До вечера они успели проконопатить лодку захваченной с собой из деревни паклей, наготовили на ближайшее время дров, а изготовление шалашей отложили на завтра. Дело это серьезное, ответственное, ведь как-никак дом на длительное время предстояло соорудить, а он должен быть надежным, крепким, уютным и самое главное – непромокаемым от дождя. Время дня шло на убыль, поэтому ночевать решили под открытым небом, как и накануне. Скот быстро насытился молодой сочной травой, и на склоне дня его запустили в уже отремонтированный загон. Телята быстро освоили его и стали ложиться на отдых. Солнце пошло на закат, и вечер повторился в точности, как и предыдущий, только без ухи, так как рыбы наловить, просто не успели. Макар снова чуть-чуть выпил, немного побалагурил о прошлой жизни и, завернувшись в телогрейку, скоро засопел. Уставшие дети еще немного помечтали о предстоящих рыбалках и, позевая, тоже улеглись. Еще не совсем смерклось, а они скоро уже спали, и было тихо над поляной и озером, только глухо временами побрякивало ботало на шее лошади, пасшейся невдалеке. Их трудовая пастушья страда нынешнего лета началась и будто бы из праздника стала переходить в будни.

* * *

На четвертые сутки их жизни в лесу, при обходе пастбищ на одном из переходов с поляны на поляну Макар вновь встретил отпечатки когтистой лапы медведя. И вновь его охватила тревога и вполне понятное предчувствие опасности. Появляющиеся то тут, то там мелкие следочки подтверждали догадку о том, что это та самая медведица со своим потомством. Что-то заставило зверя двигаться по следам стада и довольно близко приблизиться к нему. Старый охотник хорошо знал повадки медведей и понимал, что такое их поведение, как разорение муравейника среди лета и преследование скота при людях и собаках, явно неспроста. Что-то мешало медведице нормально питаться самой и кормить своих медвежат. Видимо она была чем-то серьезно больна. А с таким зверем шутки, как правило, очень плохи. Каких-нибудь пакостей от нее можно было ожидать в любой момент.

А как хорошо было в лагере эти дни! Стояла прекрасная солнечная погода, спокойно вели себя телята, рыба ловилась отменно, и даже комары как будто не очень надоедали. И вдруг, как туча нависла над всем этим и нарушила спокойствие. Тревога сквозила во всем, а предчувствие беды не покидало людей даже во сне. Собаки частенько посматривали в сторону леса и все реже отходили от людей, вели себя настороженно. Лошадь, пасущаяся ночью, часто всхрапывала и тихо беспричинно ржала. Звери были рядом и по всем признакам совсем не собирались куда-нибудь уходить. Как пастух, так и пастушата во всей этой натянутой атмосфере уже не чувствовали благодати лета и жили в предчувствии серьезных неприятностей. Все дела теперь делались с постоянной оглядкой, с настороженным вниманием на лесную чащу и совсем не приносили желанных радостей. Макар, хоть и отлучался из лагеря в лес для обхода пастбищ, но ненадолго и недалеко, ибо следы медведей попадались сразу же за полянами все ближе и ближе, и он старался скорее вернуться к стаду и быть рядом. Он скоро понял, что самые простые приемы для отпугивания зверей от лагеря, такие как крики и громкие хлопки кнутом, ни к чему не приводили. Они как будто совершенно не волновали дикое семейство. В конце концов, он смирился с создавшимся положением и решил просто ждать, наблюдая за медведями. В душе его творилось что-то очень сложное. К этим зверям старый охотник относился с большим уважением, он глубоко ценил их ум, силу и почему-то считал их добрыми созданиями, представляя их защитниками более слабых зверушек. В то же время ответственность за домашних животных, которых ему доверили, совершенно не позволяла относиться к медведям со снисхождением или любопытством. Будь другое время или другой случай уж позабавился бы с ними Макар, но не сейчас. Было бы лучше, если бы они все-таки ушли от греха подальше. Ведь если они вдруг начнут менять свое мирное отношение к людям и скоту, то придется что-то предпринимать, причем эти меры могут быть очень суровыми. А старому охотнику совсем этого не хотелось.

* * *

Еще через четыре дня медведица задрала-таки молодую телочку. И это случилось тихо и рядом с лагерем, по всей вероятности, ранним утром. Телочка видимо еще с вечера отбилась от общего стада и оказалась одна в лесу, в загоне ее отсутствие как-то не заметили. Медведица одним ударом лапы перешибла ей хребет, а затем долго тащила через заросли дальше в глубину леса. След, который она оставила после себя, еще издали увидел Макар, когда утром, как всегда, обходил окрестности пастбища. Случилось то, чего он так боялся и чего, в общем-то, ожидал, но все же надеялся на лучшее. По жуткому волоку, он прошел до места, где зверь схоронил добычу, еще нетронутую. Она была частью завалена землей и дерном, а частью закрыта кустами мелкого лесного подроста. Пастух понял, что время ожидания кончилось, что произошло то, чего он меньше всего хотел. Лицо его стало мрачным, но не суровым. Мысли в голове рождались сами собой быстро, однако они не были лихорадочными, а ясными, взвешенными. Хоть и опытен был Макар, как охотник, но и он был удивлен, как тихо обстряпала свое дело хищница. Убив рядом со стадом молодую скотинку, она даже внимание собак не привлекла. Значит, очень хитра и опытна старуха.

Макар знал, что медведица несколько дней не подойдет к добыче. Этот зверь не любит свежатину и всегда дает мясу вылежаться, заняться душком, а уж потом приступает к трапезе. Так что есть немного времени, чтобы что-то придумать. Он быстро вернулся в лагерь, разбудил ребятишек и, отправляясь за лошадью, бросил им на ходу:

—У Натальи Терехиной медведь телку задавил. Решите сами, кто в деревню поедет. Я сейчас лошадь приведу.

На детей известие произвело шок. Они долго стояли с раскрытыми ртами, моргая заспанными глазами и размазывая по лицу битых комаров. Опомнившись, они быстро сбегали к озеру умыться и по пути решили, что ехать должен Пашка, так как Сашка ловчее управляется со скотиной, а тетка Наталья живет от Пашки через дом. Ему-то и предстояло сообщить хозяйке это неприятное известие.

Пока пастушата наскоро перекусывали, Макар напутствовал Пашку

:

— Поедешь верхом – вскачь не гони, лошадь не молодая. По дороге ворон не лови и нигде не останавливайся. Может быть, Наталья захочет забрать теленка, так пусть придет или приедет на лошади. Первым делом зайди к егерю, Лукоянычу. Пусть немедленно приходит сюда с ружьем. К моей Зинаиде зайди, тоже ружье с патронташем пусть передаст с тобой. И сегодня же, пусть к ночи, но возвращайся обратно. Зверь ненормальный, неизвестно что еще выкинет. Все! Езжай и поторапливайся, у материного подола не тормози. Помни – ждем тебя здесь.

Парень уехал, и Сашка тут же начал приставать к Макару, чтобы он показал ему место, где медведь задавил телку, на что старик не совсем строго, но внушительно объяснил, что тревожить обстановку возле падали не желательно пока не приехал егерь. Тот насупился и пошел разгораживать загон, чтобы выпустить на пастьбу скотину. Настроение было плохим, погода тоже стала вдруг портиться, подул ветер, на небо накатились тучки. Озеро взволновалось, а лес тревожно шумел. Мальчик молча наблюдал за разбредающимся стадом и с грустью представлял себе завершение только что так прекрасно начавшегося периода их летнего бытия. Ему почему-то казалось, что после этой трагедии хозяева в большинстве своем захотят вернуть молодняк по домам, и тогда – пропало лето. А ведь он с ползимы ждал этого времени, когда пастух Макар вдруг ни с того ни с сего предложил помогать ему летом подпаском.

Старик заметил перемены в настроении парня и поспешил утешить его, как взрослому объяснив, что такие случаи каждый год обычны, что потери скота за лето чуть ли не неизбежны. Народ ко всему этому привык и не будет лишний раз паниковать, а те, кому на сей раз не повезет, страховку от государства получит.

— А на зверя обижаться не надо, — напутствовал Макар. — Зверь ведь он тоже своей жизнью живет и своей головой соображает, что ничего особенно плохого он сегодня не сделал. Так природой ему написано, что он должен добыть себе пропитание, сам поесть и детей своих накормить. Он ведь не вор, не грабитель какой-нибудь, а охотник, добытчик. Он ведь трудился, когда эту телку выслеживал, скрадывал, потом тащил ее в лес, прятал, чтобы никто другой ее не спер, а детки его сытые были. К тому же нездорова медведица, нутром чую. Не стала бы она такой легкой добычи искать под носом у человека. Проблемы у нее.… Вот Лукояныч приедет – все тогда и решим.

Старик еще долго говорил, но скоро мысли его стали путаться, предложения и слова перестали вязаться друг с другом. Стало ясно, что урок гуманности закончился. Он замолчал, отошел на берег озера и глубоко задумался, глядя на посеревшую воду.

* * *

Егерь приехал поздно вечером в этот же день верхом на серой кобыле и в сопровождении рослой рыжей лайки с большим белым пятном на груди. Собака была сильна и упитана, она мало обращала внимание на взбрехивающих местных шавок и с чувством собственного достоинства сразу начала изучать территорию лагеря. Лукояныч был подпоясан местами зашитым суровыми нитками патронташем, на плече у него висела старенькая курковая «тулка», а за спиной болтался тоже видавший виды вещмешок, набитый чем-то мягким и нетяжелым.

Гость слез с лошади, отпустил ее пастись, а сам, разминая кости, подошел к пастуху с подпаском и поздоровался с обоими за руку. Он был еще не стар, неплохо вел свое домашнее хозяйство, да и казенную лошадь содержал не впроголодь. Службу исполнял исправно, но исключительно по своим обязанностям, за зарплату. Дело знал только в пределах установленных правил, поэтому хорошим охотником в округе он не считался.

Уже темнело, и все дела решили вершить завтра, а пока сели вокруг костра ужинать. Было пасмурно, но тихо, и комары как будто озверели. Чтобы как-то отбиться от них, вокруг разложили несколько дымарей. Егерь привез с собой бутылку водки и мужчины, сидя возле огня, понемногу выпивали, закусывали вареной рыбой и разговаривали. Макар, зная невеликие способности и характер Лукояныча, осторожно выпытывал его планы на будущий день. Но о том, что стрелять матку с детьми он ни при каких обстоятельствах стрелять не даст, предупредил сразу.

Ничего нового егерь предложить не мог, но одно из его предложений пастуху все же понравилось. В вещмешке Лукояныча было сложено много ветоши, которую он собирал каждый раз после чистки ружья. Когда-то давно он то ли в книжке прочитал, то ли слышал от кого, что использованные тряпки, пахнущие пороховым нагаром, как нельзя лучше отгоняют нежеланного зверя от жилья, огородов и конюшен. Поэтому и не выбрасывал их, когда чистил свой дробовик, а вот на деле еще никогда применять это средство не приходилось. Может, подействует на медведя и отпугнет его от соблазна и все обойдется малой кровью.

— Вот хорошо бы, — вздохнул Макар, — а то вся душа у меня изныла. Ведь как не охота губить мать с детьми. Не они к нам в деревню пришли, а мы приперлись к ним. Не звали они нас сюда, а мы притащились.

— Ну, ты Макар, как ребенок, честное слово — засмеялся захмелевший егерь. — Разве можно так рассуждать, если от зверя беда грозит. Ему ведь не расскажешь, не объяснишь, что он плохо поступает. Не понимает он человеческого языка. И задницу ему ремнем не напорешь в наказание. Так что действуй, защищай себя.

— Неправильно рассуждаешь, Лукояныч, — возразил старый охотник. — Если зверь не понимает человеческого языка, то ты, как создание Божье разумное, пойми его, зверя. На то тебе и мозги дадены, чтобы понять, что не со зла или вреда так ведет себя медведица. Ей есть надо и детей своих кормить. Ты же егерь, а не живодер какой-то.

Егерь немного помолчал, почесал затылок под кепкой и, в конце концов, произнес, ставя точку в разговоре:

— Да успокойся ты, старик, никто твою мамку с детятами стрелять не собирается. Отпугнем поглубже в лес – и конец делу.

Уже за полночь невдалеке по дороге всхрапнула и фыркнула лошадь, и вскоре из темноты, как всадник-призрак, появился Пашка. Друг встретил его, отвел и разнуздал лошадь, мимолетно спросив, не прислала ли чего вкусненького мать. Его доклад был коротким – Наталья попричитала немного, поголосила даже, да тут же успокоилась и побежала по соседям советоваться, как скорее получить страховку. Телку велела закопать прямо в лесу, чтобы не тащить на скотомогильник. Председатель вынес предложение вызвать из области бригаду охотников, чтобы отстрелять хищника, над чем народ про себя тихо посмеялся. Ведь каждый год такие случаи бывали, и никто не обращался к помощи профессиональных егерей. После разговора мальчики отошли в сторонку и в темноте стали, причавкивая, поедать домашние гостинцы, которые из своего вещмешка доставал Пашка.

Перед сном все вместе долго прислушивались, но в ночной тишине никто ничего подозрительного не находил. Спокойно вздыхала в загоне молодая скотина, собаки, свернувшись калачиками, улеглись возле затухающего костра, звенело ботало на одной из лошадей, а в чаще леса однообразно без перерыва верещал козодой.