Я буду мерить мили днями и десятками лет.
Кровоточащими ступнями, оставляя свой след.
И я бессилен, что-то сделать, что-нибудь изменить.
Мне ничего не остается, я буду жить.
«Я буду жить» — Дельфин
Вне рамок конкурса Творец ;)
|
Жаль. День опять уходит, оставляя меня на поруки пугающей ночи. Я знаю, сон не придёт, пока в голове хаотично нагромождаются абсурдные мысли. Недопитая бутылка мартини вызывает тошноту. Что мне делать? Истерически скалюсь. На живой здоровый смех уже не хватает сил. «Толерантность» … говорят, это слово должно быть вырезано на бейсбольной бите и это было бы крайним проявлением здравого смысла, если пришлось бы следовать ему как девизу. А если его штампом на противопехотные мины и оружие массового поражения — война прощай. Я же, человек нетерпимый, — особенно, если мозг, сварив нужный объем информации, спекся, но успел доложить, в какой луже сидит хозяин. Только полное незнание или затмение по причине нехватки серого вещества могли бы сделать меня уравновешенным и спокойным. Отсюда можно сделать вывод: чем спокойней человек, тем он дальше от чужих проблем. Совершенно далёкий. Сон все еще торгуется. Как же мне хочется упасть в его пьяную поволоку и забыться хотя бы на несколько часов. Мечты. Я мараю страницы дневника с 23 марта 2006 года. Делать записи меня заставил ряд странных событий, с которыми я намеревался разобраться и мало-помалу выяснить суть — хотя бы и таким банальным путем, поэтому решил фиксировать все происходящее, свои передвижения, звонки и прочее, что могло бы сложить из обрывков дня целостную картину. Например, в прошлую среду я пошел в офис на работу и дальше — провал в памяти. Спасибо, что хоть дневниковая запись, сделанная собственноручно поведала об этом. Где можно было провести последующих два дня? — не знаю, только консьержка недоумевала, когда постоялец докучливо расспрашивал её о своих передвижениях. Смотрела на меня, как на полного идиота и утвердительно кивала головой: «мол, да, как обычно, поднимался на лифте и выходил по делам, а собственно, к чему вопросы?». В понедельник я узнал от секретарши, что нахожусь в отпуске. Черт знает что. Сначала, конечно, возникли подозрения. Думал, глупый розыгрыш коллег, но, побывав в бухгалтерии и обнаружив в ведомости личную подпись, серьезно задумался. Когда же успел? Что я мог вообще думать по этому поводу? Нелегко расписаться в неожиданно нагрянувших психологических проблемах. «Руф-сдвиг» как-то не по мне. Да и не было никаких предпосылок, чтобы я причислил себя к лагерю шизоидов. Но, тем не менее, вокруг меня плотно сжималось кольцо, словно где-то работал враг закулисного сценария. И я должен был, хотя бы попытаться провести расследование. Итак, вернусь к событиям «ДО».
После крещенских морозов этого же года, я возвращался навеселе от приятеля Микки, (Мишки Никитина, которого на третьем курсе «политеха» прозвали Маусом, потому что в свободное от учёбы время, он натягивал на себя тяжелый костюм толстожопого диснеевского мыша и забавной мордой входил в доверие прохожим, мило заманивая их в кафе) и мне было до того безразлично все происходящее вокруг, что я не обратил внимания, как в спину кто-то дышит. Обернувшись, увидел худого человека. Силуэт его был субтильным, обтянутым в кашемировое пальто или драповое, он напоминал больше стропилу, на голове легкая смешная шляпа с полями (и это в то время, когда от снега в глазах режет, от мороза в жар кидает, а в помещении от избытка безупречной белизны появляются пляшущие точки). Вообще, как-то с недоверием отношусь к любителям шляп. Помнится, был на моей памяти один такой тип. Не снимал её даже во время плавания. Смею предположить, что и во время секса она ему была нужна исключительно для бестолкового шика. Впрочем, я заговорился. Незнакомец смотрел на меня и улыбался. Вроде молод. Лицо его было очень худым, еще и вязаный шарф обматывал его тонкую шею, точно веревка гвоздь, а руки, как и подобает, в такой страшный холод теплились в вязаных перчатках. Я рассматривал его на довольно близком ко мне расстоянии, не проявляя со своей стороны активности и в этот момент, он решился попросить закурить. У него были сигареты, но отсутствовала зажигалка, а я — напротив, прихватил пьезо Микки, но пока добрался до моста, где остановка, выкурил последнюю. Так что этот парень был, кстати, а точнее — стала кстати, его просьба воспользоваться моими услугами, а мне — его. Он был трезв, хоть лицо и раскраснелось от мороза. Возможно, я слишком преувеличивал значение церковного дня и полагал — как минимум одна треть населения должна быть в изрядно подвыпитом состоянии. Сейчас, я, конечно, понимаю, что забыл снять со счетов субъективной статистики — атеистов и граждан аналогичного толка, не верующих в праздники, бога, черта и самих себя и посему не пьющих горячительных напитков по таким дюже анахроническим, излишне идеализированным или политически выкормленным праздникам. Что касается до меня, то я тоже не верил в Бога и прочую ангелоподобную иррациональную живность, мало придавал значения здоровому образу жизни, а просто свято исполнял вековые обряды, традиции, все, что было дорого моим отцам и дедам. Совсем неплохо в морозный денек, именуемый крещенским вечерком, выпить рюмку водки, закусить соленым огурчиком и поговорить по душам со своими приятелями, если таковые имеются, ну, или на крайний случай, залечь на диван и расслабиться под аккорды любимой музыки. 12 апреля я нашёл на рабочем столе компьютера непонятный файл. Он назывался «мой блокнот». Совершенно точно помню — никаких электронных записей не делал. Да и вообще, я не имел привычку набирать текст в компьютере. Открыл его, прочитал. Текст разбивался на два дня 12 и 18 апреля, и каждый день был досконально зафиксирован. Этот некто писал, что ненавидит кретинов высокой моды, что являет собой великого ваятеля, намеревается доказать свое превосходство и, собственно, все дальнейшие заметки сводились к хуле известных в мире моды людей и провозглашении себя будущим королем подиума. Такая находка ввела меня в серьезный ступор. Я жил в квартире один, ключи никому не давал, а с неба запись не могла появиться. Оставалось только вспомнить: где я мог находиться в эти дни? И я вспомнил. Обмывал «бэху» Лазаря и если только…если только в похмельном состоянии мог накатать этот бред. Правда, ли? Впрочем, в тот момент я именно так объяснил себе странную запись и на этом успокоился. Возвращаюсь к морозной ночи 19 января. Тот паренек, что угостил меня парой «Мальборо», оказался до смешного разговорчивым. Долго пропагандировал превосходство человека разумного над человеком-машиной, лишенного даже намека на просветление души и, в общем-то, после затянувшейся беседы на прощание оставил визитку. Я её прочел, когда был полностью вменяемым, а было это в начале марта. «Клуб свободных людей». Интригующее название, не правда ли? Насколько свободных и, свободных от чего? Я позвонил по телефону указанному в визитке и милый женский сопрано пригласил меня в пятницу текущей недели. К слову, говоря, эта приятная дама, — а если быть более корректным, ее приятный голос — наотрез отказался распространяться о деятельности закрытого сообщества. Поначалу, я не был так серьезен и отбросил мысль о посещении клуба на более поздний срок. Однако в последующие дни своей никчемной жизни, в период, когда моя девушка собрала вещички и свалила за кордон, после длительного запоя, а впоследствии — выхода из него – я отчаялся и понял, что идти некуда. Тут и Микки уехал на север, и Лазаря окольцевала шустрая деревенская девка; события способствовали моему одиночеству, и мне нужно было искать выход из затянувшейся вокруг шеи удавки депрессии. Да, достал эту пластиковую карточку, повертел в руках и решительно настроил себя на поход в таинственный клуб. Терять нечего. Попробую обрести.
***
Он взглянул на размытое отражение. Мертвое стекло, будто останки аргентума, выеденного кислотой, пестрило множеством черных ран. Овальное зеркало, вместившее бюст, совсем испортилось — пора купить новое, в золотой оправе, чтобы в нем отражалось туловище полностью. Неплохо бы и на подиуме смастерить что-то необыкновенное, отличное от надоевших стандартов. Например, вращающийся диск. Да, он сделает это, и все модели будут пребывать в вечном движении, а для дикой необузданной красоты — только так. Его коллекция почти готова, не достает части деталей, завершив которые, он положит конец длительной и кропотливой работе. Столько сил он не выкладывал никогда и был уверен, что коллекция затмит все существующие. И не только новаторским стилем. О ней будут говорить беспрестанно. И никаких аналогов! Завтра пятница и она обязательно будет одна. Прекрасная, недоступная, поразившая его воображение изяществом форм с самой первой встречи. Ксении, как никакой другой девушке идет свадебный наряд. Красавица поневоле… Настоящий творец должен иметь просторную, хорошо обставленную со вкусом мастерскую. Но руки пока не доходят до дизайна помещения. Столько ушло времени на поиск моделей, на знакомство и создание ансамблей... Потом он выкрасит комнату в любимый терракотовый цвет и плавными оттенками охры и бордо от плинтусов к потолку превратит в красный. Задний план должен быть именно таким — вызывающе контрастным, тогда светлые тона костюмов засияют белизной. А если белый наряд показать на желтом фоне, цвет материи пожухнет, ничего кроме грязного бежа, глаза посетителей не увидят. Глаза устанут от общего оформления, и взор их будет устремлен только на его шедевры. У них будут открыты рты от удивления, с начала и до конца показа. Эти кретины сгорят от зависти и им ни останется ничего другого, как признать заслуги великого мастера. Он закажет глянцевые афиши со своим именем, коими будут обклеены центральные улицы. День высокой моды «от»... мужчина задумался. Что-то прошептал губами и прыснул со смеху. Потом закусил верхнюю губу и ушел в мыслительный процесс. Нет, не звучит. Нужен красивый псевдоним. Запоминающийся и величественный. Донателло. Да, именно так. Донателло! Он благосклонно провел тыльной стороной ладони по поверхности зеркала. Приблизив свои губы к губам отражения, мужчина вдруг закрыл глаза. Скользнув по стеклу влажным языком, имитируя страстный поцелуй, он почувствовал, как его захватил воображаемый гений в свои объятья.
**** Издалека она казалась светловолосой нимфой. Чуть ближе, услышав ее надрывный диалог с парнем, он немного расстроился. Девушка была напряжена в лице. Складка на лбу и вовсе превратила ангельское создание в воинствующую Минерву. Хлопнув дверцей машины, она демонстративно покинула территорию мира и, высекая искру гнева, намеревалась убраться прочь от незадачливого жениха, при чем, собиралась сделать это пешим ходом. — Я тебя провожу? — Убирайся! — Да пойми же, дурочка, у меня с ней ничего не было. — Хватит врать! Я все видела! Видела! Ты подонок! — Не кричи так. Видела то, что хотела видеть. Ты поняла все неправильно! — Ну, конечно! Неправильно! Она сидела на коленях, а ты стоял в полный рост — и что она уткнулась носом, в твою ширинку, я тоже придумала? — Светка просто зашила мне дырку и нитку перекусывала. — Ой, как трогательно! Надо же! Перекусила? Молодой человек нагнал беглянку и, обхватив сзади за плечи, попытался притянуть её вплотную. Он развернул ее к себе лицом, но девушка неожиданно наотмашь ударила его по щеке. Вынырнув из его объятий, она застучала каблуками по асфальту. — Да погоди же. Сама посуди, зачем мне нужно все это? Она просто заштопала мои брюки — не мог же я пойти на семинар в облитых кофе штанах. Почему не веришь моим словам? Ксюш, ты не права. — Отвали. Ха. Предсказуемо. Дырку штопала, а потом вдруг он не мог в запачканных кофе штанах выйти на свет божий. — Не цепляйся к словам. Давай, хотя бы довезу тебя до дома. Прекрати истерику. — Ты мне надоел, надоел. — Как ты пойдешь так поздно одна? Я реально переживаю. Слышала ведь, что за полгода пропало больше десяти девушек? — Ой. Не пугай. — Не пугаю. Вдруг она успокоилась и молча подошла к нему. Парень затих, и уже было, подумал, что дело идет к примирению, но девушка сняла с пальца золотое колечко и небрежно заткнула украшение в карман его брюк. — На вот, подари Марье-искуснице. — Дура. Почему бабы такие дуры? — Только и слышу в свой адрес о падении айкью. Кобель паршивый. — Я мужик, это ты можешь понять? Да! я занимался с ней сексом, но только потому, что тебя берег до свадьбы. Ты же у нас из семьи консерваторов, интим только «после». Довольна? — Пошел ты. Никакой свадьбы не будет! Он, видите ли, мужик. Меня вот не тянет на сторону, между прочим. Не надо выкручиваться, прикрываясь особенностями физиологии. Я знаю полно мужчин, которые не могут спать с чужими девками, потому что им противно. Потому что они любят. Потому что они… не на помойке нашли свой… — Ты женщина и рассуждаешь сообразно женской психологии. Нормальный мужик всегда смотрит на симпатичную тёлку — пардон — женщину, а вот если не смотрит, да еще воздерживается, я тебя уверяю: он импотент. — Твой мозг чуть ниже уровня паха, в этом все дело, ага. Ты не любишь меня, а иначе не смог бы так… — Зато у тебя мозг куриный. Секс на стороне не отменяет любви: как это нельзя понять? — Правда? Как же я рада, что с нами это произошло уже сейчас. Не придется жалеть в будущем. — Куда пошла? Вернись! — Я все сказала. Езжай к своей «скорой помощи». Вдруг хмурые складки на лбу молодого человека исчезли, и теперь его лицо анонсировало довольно ехидную улыбку. Включив в арсенал словесной борьбы провокационные фразы, он был уверен, что сделает подруге больно или на крайний случай, заставит её успокоиться. Если мирные переговоры затягиваются, и ты чувствуешь приближающийся крах, необходимо начинать атаку. Не вполне мудро, но психологически верный прием. Хотя бы напоследок будет утешение представить ненавистную сторону в угнетенном состоянии. — А может, ты вовсе не девственница? Ах, ну, конечно. Ты затеяла весь этот скандал только потому, что наши отношения стали приближаться к заветному моменту. Точно! Тебя кто-то трахает. Ну-ну. — Фу, как ты противен. Думаешь только о банальном сексе и развлечениях. Знаешь, кто из мужиков бегает по бабам? Тот, кто не уверен в своих способностях. Им нужны победы и стоны. Они хотят слышать трофейную фразу: «боже, мне так с тобой было хорошо, как никогда и ни с кем… и вставить свое банальное: «так детка, так, хорошо». Комплексы это. А я, слава Богу, глупой не была, и страдать по случаю потери мартовского кота не собираюсь. Так что, между нами ничего быть не может. Мы разные. Прощай. — Ну, и давай, вали, Ассоль хренова. Да что ты о себе возомнила? Святая дева? Я своим друзьям скажу, что бросил тебя. Поняла? Я скажу, что ты переспала с гарнизоном. Дура. Еще целочку из себя гнула. С этими словами он нервно махнул рукой ей вслед и, забравшись в машину, завел мотор. Через пару секунд, автомобиль, скрипнув тормозами, развернулся и, оставляя на асфальте следы протекторов, скрылся за углом здания. — Сволочь. Ненавижу. Ксения села на лавочку в парке и тихо заплакала. На улице и в самом деле было очень темно и холодно. Она осмотрелась по сторонам и прислушалась. Сверчки сходили с ума, уподобляя пение трагическим звукам органа. Казалось, где-то совсем близко шумит высокая трава: хищно прогибается, стелется по земле от тяжести груза, того, кто приближается к лавочке. И вот-вот, этот некто протяжно шепнет: «Ксюшшшша…». Надо было устроить скандал рядом с домом… Зачем здесь? Медленно подкравшееся чувство страха начинало свою коварную игру. Десятки звуков перекликались друг с другом, посмеиваясь над глупышкой. Ксения вздрогнула от треска ветки на дереве и явно ощутила удары перепуганного сердца. Словно эти частые, сжимающие грудную клетку удары, растворили в себе остальные шумы. Нет, она больше не будет сидеть среди темени. Вдалеке виднелись витрины магазинов и неоновый свет огоньков. Надо туда. Ближе к людям. Ближе к дороге. Ксения встала и, сняв с себя босоножки, побежала босиком к долгожданному свету.
**** На чем я остановился? Клуб, слава Богу, оказался элитарным, что меня очень удивило. Если бы, к примеру, я попал в вонючий подвал или секту импровизированного толка с обветшалыми стенами в помещении, скажу честно: не задумываясь, развернулся бы и убрался восвояси. Это потрясающее чувство добровольного сомнамбулизма умеет пудрить мозги всем нам. Даже осознавая нелепость хода мыслей, я предпочитал попасть к сектантам или другим мошенникам в более комфортабельное место их дислокации. Ну что ж, все в мире имеет свою цену… Да, входная дверь у них была такой мощной, будто бы внутри размещался инвестиционный рынок или банк. Тяжелая металлическая дверь с хмурым глазком, встретила меня не очень приветливо. Обнаружив сбоку кнопку домофона, я позвонил. Через долгих пять минут дверь открылась, как ворота замка и меня встретил приветливый взгляд того самого, худого парня. Он протянул мне руку и вежливо пригласил войти в помещение. Мы прошли через длинный коридор, и вышли в зал, где было довольно пусто и очень прохладно. Мне даже показалось, что помещение давно не топят. Вообще, обстановка на первый взгляд нелепая. Как-то в голову не могло прийти, чем в этом помещении можно заняться. Ну, представьте себе, что стены снизу до потолка обложены черными сверкающими плитами. Пол как в крематории кафельный. Ни стульев, ни столов тебе и вообще пустота. А паренек, заметив мой удивленный взгляд, поспешил сообщить: — Здесь проходят аутотренинги. Несколько необычная планировка, верно? Но так было задумано мастером. Пройдемте далее, я вас познакомлю с нашими членами клуба. — Я думал, можно на «ты». — Что-то угнал. Действительно. Кстати, ты готов пройти посвящение? — Должен пройти испытание на горящих углях и прыгнуть в омут с головой? — Юморист. Все гораздо проще. Познакомишься с «нашими» и там маленький ритуал буквально минут на пять. — Не вопрос. Лица людей сидящих, на длинной, вдоль стены скамейке, были какими-то озабоченными и неживыми. Такое впечатление, что им вкололи дурманящий раствор. Зрачки стеклянные, как у поклонников «белого китайца», на меня ноль внимания — впрочем, и на этого тощего, будто нас не было, будто они зомби. Надеюсь, меня не заставят пить кровь из общего кубка и выкуривать папиросу, набитую сушеными лапками ядовитого паука. — Принимайте новобранца, братья. Странные люди словно ожили. Они были похожи на пауков, сидевших в засаде паутины сутками и терпеливо глазеющих окулярами многочисленных глаз на то, как жертва бьется в предсмертных конвульсиях. Это был тот самый момент, когда пробуждается заветная жажда вкусить чужую плоть. Я до сих пор храню в ладонях рук их холодное прикосновение. Мне еще помнятся их глухие голоса и деланные улыбки. …Времени прошло предостаточно. Я успел выслушать историю жизни почти каждого, — а их было восемь человек — и под общим напором, выложить собственную проблему. Конечно, после колоритных монологов, сопряженных трагедиями и драмами, моя история несчастной любви показалась им банальной и до боли смешной. Эти черти смеялись, остервенело и не натурально. И самым противоестественным мне показалась собственная реакция. Я не желал уходить. Они играли в братьев-психологов, давая мне советы, как жить в безумном мире насилия и суеты, но за их спинами, словно был натянут таинственный экран. Мне казалось, что, выказав свое терпение, я буду допущен к скрытым знаниям, к чему-то сокровенному и ужасающе восторженному, в зале погаснет свет и прозрачный экран заиграет кадрами фильма. Как-то расслабившись, я блуждал глазами по территории их заведения и совсем не ожидал, что почувствую удар по голове. Меня неожиданно повалили на пол, обездвижили туловище, сев своими телами на руки и ноги, раздели до пояса и … боль. Не помню, чтобы когда-либо в жизни из моей глотки вырывались такие разъяренные зверские крики как сейчас. Я орал до хрипоты, до потери чувств. Воистину так стонет скотина под раскаленным железом. Очнулся в сквере. Судя по заиндевелым пальцам рук и зная свой организм, могу совершенно точно сказать, что если не околел, значит недолго тут. Возвращаясь, домой, я начинал вспоминать сумасшедшую выходку братьев и чувствовал, как ныло предплечье. Наверное, эти уроды поставили мне тавро. Сжав зубы, словно ошалелый, я несся по затоптанному снегу и мечтал о холодной струе воды. А потом, уже почти дойдя до подъезда дома, мне пришло в голову оголить плечо, расстегнув куртку нараспашку, спустив рукав до локтя. Набрав в кулак горсть рыхлого снега, я прижал кристаллы холода к ноющей ране и в таком виде вошел внутрь. Консьержка спустила очки на переносицу, открыла рот и задвигала губами. Она показалась рыбой, выброшенной на берег и жадно глотающей воздух. Мои органы чувств, слушали только меня самого. Добравшись до квартиры, вроде успокоился. Боль притихла. Но не покидала усталость, словно из меня выжали соки. Подставив бок под зеркальный блеск, я обнаружил вместо распухшей от пузырей раны чистое место. Никакого клейма не было. Они создали иллюзию ожога, и я поверил. В общем, разумно объяснить поведение «свободных людей» мне не удалось, и это обстоятельство порождало внутри меня некий азарт, любопытство червем точило разум, а желание снова пойти в клуб и разобраться с уставом и реальными целями чокнутых братьев уступало инстинктам. Ровно через неделю, когда я набрался смелости пойти в клуб, меня ждала неудача. Не знаю почему, но дверь не распахнулась, и трубку телефона никто не взял. Это уже была вторая иллюзия. Я начинал сомневаться: был ли вообще в этом месте, если мне пришло в голову страдать от мифической раны. Сон? или не прошел посвящение, завалив экзамен? В любом случае, во мне жили перемены. Клуб закрылся, а я ушел в себя. В последнюю пятницу апреля, когда на улице еще было довольно прохладно, у подъезда встретил девчушку в кипельно белом платье с кружевами и оборками, поверх которой была накинута легкая кофточка. На голове чуть распущенный бант. Лицо перепачкано. Чумазая обезьянка — ни больше, ни меньше. Мать ее сильно просчиталась, натянув на чадо белое платье, да ещё в такое время года. Если конечно, эта девчушка не юная статистка рекламного ролика «Тайд». Тогда, вполне возможно, сейчас, меня собьёт с ног тот лохматый баламутный тип и, ткнув мне в грудь пачкой стирального порошка, истошно закричит: «А теперь, мы идем к вам!». Я передёрнулся. Девочка преградила вход в подъезд, словно чего-то ожидала от меня. Я даже как-то растерялся. — Дядя Леша, здравствуйте. А вы меня сегодня угостите конфеткой? Малышка с чумазым лицом вопрошающе поглядывала на меня. Я ее видел впервые. Она улыбалась, да так проникновенно, что меня аж зазнобило. — Какую конфету? — Сладкую. — Да, да, конечно, сладкую… А когда я ее давал, давно? — В начале недели. — И сколько раз я угощал тебя? Девочка открыла ладошку, словно собралась ловить с неба дождинки и, загибая на ней другой рукой пальчики, ответила: — Четыре раза. — А почему ты одна на улице? Где родители? Скажи честно дяде: тебя взрослые попросили сказать это? А? Девчонка насупилась и надула щеки как мышь на крупу. Мне пришлось сравняться с ней ростом, присев на корточки. В глазах ребенка вспыхнул гнев. — Нет, ты сегодня злой, — вскрикнула она, и скуксив личико, убежала. Я развернулся и вошел в подъезд. Дурдом. Я ее знать не знал. Когда закончится весь этот спектакль, и если я не утеряю остатки разума — клянусь, обязательно перейду к боевым действиям. Кому-то смешно. Только не мне. Голова гудела. Во рту пересохло. Выпил холодного чая на кухне и прямиком к компьютеру. Новый файл! Да откуда? елки палки! Внутри коротко: «Эта милая девочка так аппетитно сосет леденец. Чувствую у нее неплохой потенциал на будущее. Жаль, совсем кроха. В моей коллекции только взрослые девушки. Разве только…Что-то можно придумать». Теперь, я не сомневался. Никаких галлюцинаций и временных помешательств разума. Я не лунатик, не псих. И не писал эту чушь! Точно! Меня жестко разводят. А быть в роли подопытного кролика, перспектива малоприятная. Розыгрыш, это очевидно. Но кем задуман весь этот балаган? Поразмыслив, я взбесился. Тогда почему в бухгалтерии моя подпись? Подделка высокого качества? Попытался дозвониться до Микки, но он уже неделю не брал трубку. Лазарь тоже — то на именинах, то на крестинах, а теперь, на деревне, у тещи в гостях. Вот она жизнь женатого человека. Вот кому нужно в клуб свободных людей. Я улыбнулся, а в зеркале увидел вымученный оскал пациента, затравленного галаперидолом. Поделиться не с кем. Пробовал в Интернет-чате пообщаться с людьми и слышал только одно: принимал ли я наркотики? был ли в страшном запое? и не нахожусь ли на учете в бедламе? Мда. Но это не значит, что вот так придется сидеть, сложа руки. А ведь в клубе одним из принципов провозглашался принцип — «помоги себе сам». Самый лучший и надежный душеприказчик человека — он сам. Что ж, не успела начатая мысль оформиться в приличный домысел, в комнате послышался звонок телефона. Звонили с работы. Стас Маркесов, прежде чем начать разговор, сладко закатывался в трубку. Может, он перепутал номер? Набравшись терпения, я дождался, когда его намерение издавать звуки облагородиться человеческой речью. И дождался. — Слушай, Лёх, ты чего уволился? Ты объясни: чего вдруг? Все это начинало походить на жестоко спланированную атаку. Я — и вдруг уволился?! Еще недавно я теплился на иллюзорных югах, растрачивая мифические отпускные, а теперь, еще и увольнение. Круто: ничего не скажешь. — Я тебе говорил? — Да брось, вся контора знает. — Вы там охренели? И когда я написал заявление, а? — За неделю до окончания отпуска. — Замечательно. Может, хватит издеваться? Кто у вас там заводила? Признавайся! — Лех, ты чего? Мы сами не понимаем, зачем вдруг тебе… — А кто займет мое место? — Не понял. — Брось. Кто сядет в мое кресло управляющего? — Шеф хотел Марика назначить, но… все мнения сошлись на моей кандидатуре. — Так. Что-то начинает проясняться. Скажи честно: это ты меня решил подставить? Чего уж сразу не в дурдом или на зону? — Сам же уволился. Иди, глянь на бумаги. Если кто кого и разводит так это - ты, играя роль несведущего. Меньше бухай. Проспись. Протрезвеешь, звякни. Я приготовил тираду шикарно экспрессивных выражений, но этот …слов не нахожу. Этот урод бросил трубку. Неужели Стас, каким-то образом замешан? Черкнув в дневнике новое событие, я все же решил удостовериться, я - ли писал заявление? и тут же пулей вылетел на улицу.
**** Ксения, вгляделась в темноту, где была еще несколько минут назад, а затем устало перевела дух. Нагнувшись, чтобы застегнуть ремешки лаковых босоножек, девушка увидела, как из открытого окна машины на нее смотрит водитель. Мужчина лет тридцати пяти. Его лицо показалось очень светлым, и когда она услышала бархатный баритон, то не смогла отказаться от его предложения подвезти ее до дома. Она села на переднее сиденье, и машина рванулась вперед…
… Девушка очнулась от боли. Рот был заклеен скотчем, а руки и ноги привязаны. Она лежала на дощатом столе нагая, и не могла пошевелить конечностями. Ксения с трудом повернула шею вбок и увидела стоящего у чугунного котла водителя «ауди». Он, не обращая на нее внимания, помешивал толстой палкой кипящее содержимое. Котел был установлен на четырех конфорках газовой плиты. Мужчина не переставал орудовать палкой, а котел чавкал и хлюпал варевом и поднимал над собой клубы пара. Чуть пониже, на расстоянии между плитой и столом, где она возлежала, стояла деревянная форма в виде человеческого тела. Ксения замычала и от сковавшего ее ужаса потеряла сознание.
**** Какой поразительный изгиб линии у новой модели. Донателло, прикусив кончик языка, старательно сшивал края рукавов-фонариков ослепительно белоснежного платья. Глаза манекена, словно два стеклянных шарика безжизненно скорбели. Создавалось впечатление, будто женщина манекен испытывала страшные муки от боязни быть уколотой швейной иглой. — Не бойся, милая. Я аккуратен. Он поцеловал модель в губы, внимательно осмотрел ее со всех сторон и, прищурившись, потянулся носом к ее уху. Как он сразу не заметил отколотый кусочек воска, через который проглядывала серьга? Мужчина подошел к стеллажу с инструментами и, уцепив ногтями маникюрные ножницы, попытался ими извлечь из маленькой лунки жемчужину на тонкой золотой нити. Его лицо выражало тревогу, а руки нервно подрагивали при каждой манипуляции. Зацепив кончик застежки узкими лезвиями ножниц, он облегченно вздохнул и приготовился …но в эту секунду над дверью загорелась лампочка. Кто-то нагрянул в гости без предупреждения. Ну и пусть! Он вспомнил, что накануне вымыл машину до блеска и загнал в гараж. Следовательно, его дома нет и беспокоиться не стоит. Однако некто проявлял завидное упорство и продолжал нажимать кнопку звонка. Донателло затих. Глядя на двенадцать манекенов в шикарных костюмах, он замотал головой, и тихо улыбнувшись, прошептал: — Я не позволю им увидеть вас раньше времени, не бойтесь.
*** Я снова пишу. Отпуск. Увольнение. Файлы с опусами сумасшедшего. Если я сошел с ума и вытворял подобные вещи в период провалов памяти, то после всех этих событий понимал, что именно сейчас — действительно схожу с ума. Новая запись в «моем блокноте» была затейливей предыдущей. Тайный пользователь писал:
«Консьержка, настоящая жаба. Она меня бесит. Особенно ее пучеглазие. Наверное, эта сука страдает «щитовидкой». Следит за мной, как такса за хорьком. Если не прекратит, я сверну ей шею».
Когда через сутки я прочитал в газете статью об убийстве маленькой девочки и увидел снимок той обезьянки крохи, мои ноги подкосились. Я хотел удариться головой об стену и закричать. Но вместо этого обнаружил на полу, возле домашних тапочек, кончик светлой материи. Потянув руками на себя, я вытянул страшный улов. Это был бант девочки. Я убийца?
***
Донателло испытывал огромное чувство радости, ему казалось, мир взлетает выше облаков. И этот мир олицетворяет он сам и его грандиозное творчество. Новая зеркальная поверхность стекла сверкала и отражала в себе яркий свет софитов. Он стоял перед зеркалом полностью обнаженный и искоса поглядывал на девушку-манекен, которая смотрела на него из-под тонкой прозрачной вуали. Донателло чувствовал силу и предвкушал наслаждение. Его лицо немного осунулось, под глазами темные круги… но бессонные ночи стоили такого результата. Все еще оставаясь обнаженным, он продефилировал мимо скромной наблюдательницы и остановился возле патефона. Это был современный проигрыватель, изготовленный на заказ, а вовсе не старинный раритет, но эту вещицу он обожал. А еще больше его сводил с ума выливающийся из горла патефона «Гимн любви». Игла как подобает, зашипела по винилу, и он нажал кнопку на пульте. Ступив ногами на резиновую поверхность вращающегося диска, он нежно подхватил руками манекен-невесту и, прижавшись к ней вплотную, медленно закружился, имитируя вальс, топчась босыми ногами по резине. Пока играла пластинка, он насчитал восемьдесят кругов, восемьдесят витков диска. А когда закончилась музыка, он, еле сдерживая себя, чтобы не испачкать платье манекена, соскочил с подиума и побежал в ванную.
****
Я все еще продолжаю рассказ. Мне тогда уже начало казаться, что я болен. Даже появились вещественные доказательства. Выходит, я как оборотень проживаю двойную жизнь. Незаметно раздваиваюсь или происходят какие-то перепады с памятью. Может, эпизодическая амнезия? Пока я еще все списывал на мелочи и пустяки, но сейчас понял, что пора принять тревожный сигнал и идти к врачу — и, не дай боже, в государственную клинику. Только к частно (честно)- практикующему психологу. Этот что-то обязательно посоветует. В таком состоянии я могу быть опасен и мне нужен толковый совет. Нет, идти к психологу рискованно. Нужен свой специалист — только где его найти?
**** — Ну что я могу сказать? — спокойно ответил психоаналитик, когда выслушал мой рассказ. — Есть одна идея расставить все на свои места… Я ощутил, как холодеют пальцы на ногах. В памяти всплыла шутка, что это верный признак скорой смерти. — И как? — выдавил я, чуть не поперхнувшись собственной слюной. — Попробуем сеанс гипноза. — Думаете, получится? — Все зависит от твоего желания знать правду. — Если бы я не хотел этого, вряд ли рискнул оплачивать ваши услуги. — Да, конечно, это так. Но я имею в виду процесс подсознания. Допустим, ты решился на серьезные меры, но тебе самому вряд ли известно, что думает по этому поводу подсознание. Я молчал. Слова куда-то пропали. Просто перед глазами маячили эпизоды, как кинолента. — Ну, так что? Готов? Я слышал его голос словно из глубины бездны. Мне казалось, я и сам мог стоять, вжавшись в сырую землю по самые бедра и где-то наверху видеть силуэт подобный богу и слышать едва различимые фразы. Скорее только интонацию, с которой он говорил. —… видимо это тебя и мучает. — Что? — возвратившись в беседу, спросил я. — Думаю, тебя мучает страх. Ты боишься оказаться психически нездоровым. Тебя пугает альтернатива познакомиться с альтер-эго и узнать все его злодеяния. Но ты можешь расслабиться. Мои клиенты — это святая каста. Я чту мораль и так же, как священник и адвокат принимаю сторону человека, оказавшегося в беде. — Странно, что я не был у священника… — прошептал я, едва слышно себе под нос. — Мм? — Да так …говорю, миновав первый этап, сразу же пустился на прием к вам. А по логике, запутавшийся в себе человек, должен пройти четыре ступени. Он должен сначала пойти к священнику, потом к психологу, и уже затем к адвокату. Правда, помощь адвоката снова может привести к встрече со священником. Да. Последней встрече. Отпущение грехов перед смертной казнью… — Перестань себя накручивать. У нас отменена высшая мера. — Обнадеживает не очень. Сидеть пожизненно, в ожидании всадницы с косой? Аналитик засмеялся. — Мне нравится, что ты сохраняешь чувство юмора. — Да уж, на другие чувства организм не реагирует. — Ну, так решился? — У меня нет выхода. — Выход есть всегда. — Высокопарно звучит, но выхода действительно иногда не бывает. Много ли шансов у человека на спасение, когда в него нацелено дуло пистолета? — Не так много. Но осечки бывают. — Хорошо, я согласен. Когда? — Эти три дня я с утра до ночи расписан. В четверг. — Я приду. Выйдя из его кабинета, мне хотелось упасть на пол и больше не вставать. Я — сукин сын с раздвоением личности и мог натворить столько зла, что мне страшно представить результаты сеанса. Не упал бы от страха сам доктор. Я - бы, на его месте, введя в транс своего подозрительного клиента и уже услышав от него море признаний, не выводя из гипноза, позвонил в прокуратуру стопроцентно. В какой-то степени скользко, беспринципно, но если речь шла об убийстве ребенка, так и надо такому подонку. Сгнить и разложившись смешаться с перегноем. Я точно знал, что сейчас приду и обнаружу, свежую эпистолярную находку. Мне становилось душно. Умея плавать, я не делал руками бросков и покорно отдавал себя во власть ненасытных волн, ужасающей правды. И все это произошло за довольно короткий срок. Мои друзья, узнав о моей смерти, или тюремном заключении, будут шокированы. Мы снова встретимся, только уже в последний раз и без моего активного участия. Возможно, и так, что они придут на могилу возложить венок, и помянут горе-товарища бутылкой водки. Интересно, пустит ли Лазаря его фифа на похороны? А Микки пустит ли он слезу? Я вспомнил, как в прошлом году мы отлично провели время, на белом Затоне, удя рыбу. И такая рваная тоска вдруг накатила. Как я мог попасть в такую глупую передрягу? Ну откуда весь этот бред? Я бы мог допустить мысль, что у меня имеется брат-близнец или двойник, который ненавидит мое существо каждой фиброй своей души, но это нереально — даже, учитывая мое сиротское происхождение. В четверг мне придется захлебнуться истиной. А потом… я просто напьюсь, и … так хочется не проснуться. Откинув голову на валик дивана, я закрыл глаза. Тело повиновалась рефлексам. Вокруг все стихало, я уходил в дрему…и тут сквозь полусонное состояние, мне послышался мужской голос — по интонации и тембру один - в - один похожий на мой. Голос настаивал, чтобы я припер к стенке лидера клуба чокнутых. Он, довольно убедительно связывал концы с концами и заставлял меня пойти в клуб и, казалось, — это верное решение, ведь все неприятности начались именно с того часа, как я встретил тощего парня на улице. Я бы с удовольствием слушал его совет и далее, но в самый важный момент вечно что-то случалось. Сейчас — надрывался телефон.
— А ты окончательно свихнулся. По крайней мере, сотрудникам холдинга теперь ясен мотив твоего ухода. — Что еще? — вспыхнул я. — Мог бы сразу признаться, что сменил профессию менеджера на … чудо в перьях. Слушай, Лех, у меня нет слов. Никогда не думал, что твоя ориентация такова…Тут все в шоке. Нет, ты не обижайся, я ничего не имею против геев, но зачем устраивал весь этот цирк? Зачем? Я хотел придушить Маркесова. Этой сволочи мало было управляющей должности, он продолжал надо мной насмехаться. — В своем уме?! Какая ориентация? — Ты как всегда в амплуа великого хранителя банальных тайн. — Да в чем дело, наконец? — Афиши в центральном парке. Надо же. Сколько денег вбухал в офсет? У тебя есть спонсоры? Как бы то ни было, Лех, многие из наших хотят пойти на показ. Только с датой подсоби. Когда шоу запланировано? Моего терпения не хватило даже на то, чтобы трехэтажным матом послать Маркесова в загранкомандировку. Я просто ощущал, как дрожат руки, а внутри все тело полыхает жаром гнева. Положив трубку рядом с аппаратом, я остервенело заржал. Значительно позже, мне стало понятно, что имел в виду Стас. Путь к психоаналитику я решил преодолеть своим ходом. На улице прохожие смотрели на меня, будто мимо них дефилировал Элтон Джон собственной персоной. Вжав голову в плечи, я старался быть невидимым. Миновав главную улицу, мне пришлось пойти через парк, тем более, я хотел воочию убедиться в словах Маркесова. И это случилось. Круглая башенка-стенд была обклеена цветными плакатами и объявлениями. И на огромной белой афише, я увидел самого себя. То есть, не себя, а мужика, как две капли воды похожего на меня. Этот тип позировал в костюме — кастрат «а ля Фаринелли». Обнаженный торс. Пирсинг на пупке. На голове — шлем до вульгарного изящно оформленный красными перьями. Текст, призывал ценителей красоты, профессионалов высокой моды и журналистов посетить грандиозный вечер. Огромными буквами красовался псевдоним украшенного перьями самца — Донателло. Но дата показа коллекции отсутствовала. Лишь, в уголке афиши уточнялось, что это случится в самое ближайшее время. - Абсурд, — вырвалось у меня.
*** Когда она произнесла слова о девственности, к его горлу подступил комок, и он ощутил трепетное желание сдувать с нее пылинки. Так и будет. Она станет самым дорогим для него…в его коллекции. Они ничего не понимали в искусстве. Все, чем руководствовалась глупая тройка именитых дизайнеров, упиралось в карьерный рост за счет продажи своих тел более влиятельным людям, порочным меценатам, открывающим двери в мир шоу-бизнеса через задний проход. Донателло посмотрел на привязанную к стулу Ксению, на ее красивые глаза, полные мольбы и ужаса и принял решение.
****
Аналитику не удалось погрузить меня в транс. Он сказал, что: либо я глухо заблокирован, либо мне нужно оформиться на прием к психиатру. Даже ухмыльнулся при этом. И этот человек совсем недавно произносил слова о касте клиентов. В принципе, меня устраивал подобный расклад. Хотя, жажда знать правду изнуряла, все же, на душе было легче. Да, временно. Зато, не пришлось очаровать доктора своим беспомощным и идиотски позорным состоянием. Голос все время контролировал ситуацию. Он настаивал, чтобы я немедленно шел в клуб. «Время пришло» — шептал он. И ноги повиновались команде. На пороге меня встретил тощий Гордон. Его взгляд упирался в меня, но при этом казалось, что он смотрит куда-то в пустоту. Пока я шел, все время думал, как обязательно перейду в наступление, и если будет нужно, подпорчу ему физиономию, но не уйду из клуба без информации — это точно Гордон слабо улыбался. Затем, разжав мой кулак, сунул в ладонь ключ, кивнув головой на винтовую лестницу. — Что это? — Не знаю. Откроешь им дверь наверху. — Кто велел передать? Тайный глава клана? Он молча смотрел в пол, пытаясь выслушать все, что у меня накопилось за последнее время. Я вертел в руках маленький медный ключ и ждал от Гордона объяснений. — Я ничего не могу рассказать по той причине, что не знаю сути. У меня есть приказ по истечении срока вверить этот ключ в твои руки, и надеюсь, он приведет тебя… он не успел договорить, увидев на моем лице сплошной знак вопроса. — Что за срок? — Четыре года и два месяца. Иди уже.
Я открыл единственную дверь на этаже и вошел внутрь. Обстановка чужая и комфортно устроенная, казалась мне знакомой. Торопливо, словно опасаясь, что помешают, сел за массивный стол и …мне не пришлось двигать тяжелыми ящиками дубового монстра. Прямо передо мной, на лаковой поверхности стола, лежала тетрадь, в кожаном переплете. Ощущая, озноб вкупе с бешено колотящимся сердцем, я осторожно откинул мягкую обложку.
Запись начиналась с заголовка: Дневник профессора медицины Доната Еловского.
И далее, размашистым почерком излагалось:
«Мне придется объяснить происхождение причин, вскруживших голову. Эксперимент я начал 12 июня 1985 года. Читаешь? Тогда слушай дальше:
Я уже давно наблюдаю за тем, как рождается человек и как в процессе его становления, истинная личность, могущая развиваться по другим сценариям, вдруг стирается. Между тем, безграничная свобода человека заключается в абстрагировании себя как личности. Только забыв на время, кто ты есть, можно познать истинную свободу духа. Быть вне природных инстинктов, поступать так вольно, как желает разум. Я, Донат Еловский, изучив природу человеческого сознания, и, основываясь на практическом опыте, в целях проведения эксперимента, начинаю первую запись и фактически делаю первый шаг к изучению закоулков подсознания человека. Подопытным объектом назначаю себя. Ассистенты по ходу работы».
То есть, я доктор медицины? Я? Нет, это верно записи того сумасшедшего, имеющего доступ к моему компьютеру. Читаю дальше.
«Большинство людей утверждают, что "они не поддаются гипнозу". Это не что иное, как форма самозащиты от таинственного и неведомого оружия. Однако, хочу заметить, нелепость данного утверждения. Любой человек подвержен той, или иной форме давления. Напряженный мозг здорового человека, реагирует на раздражители механически. Освободив разум суггестора от ненужного хлама, я могу подвергнуть его длительному внушению. Объект, получив программу, исполнит ее именно в те сроки, которые заложены создателем. При этом, вероятность погибнуть сведена к нулю. В эксперименте задействовано максимальное число лиц: как подготовленных мной ранее, так и случайных. Главным подопытным объектом, подверженным суггестии выступаю в роли сам. Теория управления чужим сознанием привела меня на новый уровень мировоззрения. Я все чаще стал думать об искусстве гипноза, и считаю, что поверженные в длительный транс люди могут становиться полностью управляемыми и даже я сам, посредством собственных требований через посредника, исполняющего мои же команды — могу трансформировать прежнюю личность и более того, — пройти путь от одной личности к другой. Уверен, что каждый человек проживает свою жизнь в нескольких лицах и чаще всего страдает оттого, что внутри его мозга происходит конфликт эго масок. Отбрасывая на второй план свои достижения, я пытаюсь извлечь на поверхность оборотную сторону медали, обладающую душой и сознанием, живущим по законам разума. Когда я прочту строки в этом дневнике, я уже буду пребывать в другой ипостаси и вряд ли осознаю гениальность собственного эксперимента. Страх не сможет принять действительное за желаемое и тогда начнется новый процесс — либо разложения сущности на другие составляющие, либо родится единая личность. Я также излагаю непоколебимый факт — возращения к прежней личности не произойдет, и новое существо, отпущенное на волю, будет действовать самостоятельно без предварительных гипнотических установок. Мой эксперимент ценен с научной точки зрения лишь формально, ибо доказательств обратного найдено не будет. Даже видеокассета с записью сценария судьбы моей и ассистентов, скорее засвидетельствует другой факт, исток помутнения разума или даже полного сумасшествия. Итак, кто же я сейчас? На этот вопрос должен ответить человек, читающий записи дневника. Рад ли я сам себе? Впиши свое имя человече.
Я не хотел верить, мне стало невыносимо больно. Жар в груди вырвался наружу, словно голодная лава, бегущая по каменистым стенам скалы к долгожданной земле. Смахнув крупные капли пота со лба, я послушно вывел ручкой: Я — Донателло.
Аккуратно сложив несколько дневников в стопку, я закончил эту историю. Последняя страница каждого из них заканчивается знакомой фразой: «Я — ….»… и всякий из тех, кто заканчивал запись был совершенно новой гениальной личностью. Один в сотнях лиц свободных людей.
**** Шоу, запланированное в первых числах июня, состоялось. Шокированная публика, обнаружив в моей загородной резиденции коллекцию несравненных платьев, до сих пор не унималась. Пресса расточала весь годовой запас сил на один единственный репортаж. Двенадцать пропавших без вести женщин, наконец, были найдены. Если бы они хоть на малую йоту имели тот знаменитый проницательный взгляд, как у Ксении, они наверняка бы остались живы. В конце 2007 года я вдруг почувствовал острое желание найти себе ассистента. Я понимал, что вскоре меня арестуют, круг замкнулся, но я также осознавал, что эти события всего лишь алгоритм вечного сценария. Сейчас я нахожусь на принудительном лечении в клинике имени Пирогова. Мое состояние стабильное, я абсолютно спокоен. Познакомившись с молодым парнем, из первого отделения, я уже точно знаю, что он отличный суггестор и суггеренд в одном лице, исполнитель моей воли и новый посредник, который впоследствии породит новые личности. Возможно, спустя несколько лет, а может быть, и раньше, я испишу чистый дневник и поставлю новую подпись. Кто знает? Возможно, это будет подпись главного врача психиатрической клиники? В любом случае, я обещаю держать вас в курсе событий и, несомненно, расскажу новую историю.
Postscriptum:Прим.
СУГГЕСТИЯ" – термин происходит от латинского suggestio – внушение, а внушение – от древнеславянского въи уши – вносить в уши.
В современном понимании суггестия – это воздействие на личность, приводящее к:
появлению у человека, помимо его воли и сознания, определенного состояния, чувства, отношения; совершению человеком поступка, непосредственно не следующего из принимаемых им до сих пор норм, установок и принципов деятельности.
"СУГГЕСТОР" – источник суггестии. Возможные суггесторы – индивид, группа, средства массовой информации. Последние два являются источниками социальных факторов, имеющих суггестивное значение – рекламы, моды, господствующих взглядов, предрассудков, поверий и т. д.
"СУГГЕРЕНД" – объект суггестии. Возможные суггеренды – индивид, группа, социальный слой.
|
Библиотека // Объявления
