В промокшем городе Урала, где не начнется жизнь сначала, по тонким венам из металла несется сплетня про тебя.
В твоем районе вечных жалоб, в зеленом доме без подвала, в подъезде, провонявшем ядом, случилась новая беда.
В округе все темно и тихо, их не коснулось твое лихо, и материальный мир без скрипа, встречая день, уснул храпя.
И лишь в твоей квартире пусто, в твоем мирке сопливо-грустном слышны шаги немого хруста вчера разбитого стекла.
Твой рост под «метр с малой кепкой», твой вес с последней сигареткой, цвет глаз, волос, оттенок кожи пригодными нельзя признать.
Тебя любили-истязали, тебя забыли-проклинали, теперь и ты взволнован тоже, а им всем просто наплевать.
В момент сей ярости безликой все одеяла вплоть до ниток, все стулья с кухни в хлам из щепок… и музыка души молчит.
Когда глаза твои закрыты, и в старом доме слишком тихо, когда от слез в душе так липко, снимаешь трубку и звонишь.

Недели, две, а может месяц в том доме, что всегда так тесен, в том мире, где теперь нет песен, и я была, увы, не раз.
Все стулья с кухни, одеяла, помада, люстры и скандалы и пол из досок полинялых никак не скроются из глаз.
Я каждый раз смотрю с тоскою на дверь оббитую доскою. И сердце чует, что с тобою сложнее будет, чем всегда.
Я вновь пытаюсь улыбнуться, просив волнение заткнуться, от ужаса тебя очнуться - немало стоит мне труда.
А ты опять обняв колени… все чувства, мысли онемели, руками белыми, как в меле, тебя я нежно обняла.
Все страхи, мысли и тревоги… до боли мне уже знакомы, и все чудовища-драконы убить пытались и меня.
На этом поприще взаимном и в этом мире людно-диком в моей душе, водой залитой, возникла сказка про добро.
Чтобы несчастного больного, любя всем сердцем из соломы, спасая жизнь от смерти снова, отправить в сон, забыв про все.

А утром – утро, день обычный. Твою хандру с коробку спичек с секретным кодом жутко личным моя рука сняла с лица.
И ты, собрав в портфель бумаги, набравшись смелости-отваги, начнешь сначала, выпив чая, как будто с белого листа.
А мне дорога – старый спутник, и я – полуночный твой путник, бреду домой до серой кухни, где упаду без сил, без сна.
Закрыв цепочки все на двери, за шторкой скрыв окна-метели, истратив клей сухой на щели, останусь призраком тепла.
В моей квартире 104 опилки стульев скрыты в пыли, и одеяла не зашиты… да, просто, некому, и все.
И музыка давно затихла. Я не берусь уже за скрипки. И этот бред сопливо-хлипкий меня не тронет все равно.
Мое спасение – не жалость, не сила, смывшая всю гадость, не вера, не любовь, не радость, а ожидание звонка
Про то, как в том краю загадок, в зеленом доме без подвала, в своей квартире с новым ядом, ты в страхе снова ждешь меня.