Разбирая листы дневника, я очень устал. Глаза слипаются. Боясь повредить дневник, встаю и иду на кухню. Чашка кофе и сигарета. На часах уже далеко за полночь. А в голове обрывки записей из дневника. Растирая лицо руками, пытаюсь немного прийти в себя. Раскрываю окно, впуская бодрящий морозный воздух. «Наверное, на сегодня хватит»,- решаю я, и допив кофе иду спать. Падаю на диван и еще долго не могу уснуть, думаю над тем, что удалось прочитать. В моем сознании черно-белыми фотографиями мелькают картины прочитанного, как будто листаешь страницы военного альбома. Усталость берет верх, и я проваливаюсь в сон.

****

Состав остановился у перрона маленькой станции. Паровозный гудок предупредил о кратковременности остановки. Мы с Лешкой сошли на перрон. Два молодых лейтенанта, только из училища. «Взлет-посадка», - так нас называли в то время.

- Ну, вот мы почти на месте,- я расправил складки гимнастерки у ремня и посмотрел на Лешку, - возможно уже завтра мы получим первое боевое крещение.

- Так нас и пустят сразу в бой, держи карман шире, – Лешка достал папиросы, и мы закурили.

Странное нервное возбуждение охватило меня. Мысли путались в голове.

- Не знаю как завтра, но скоро – это точно, - Лешкин голос вернул меня в действительность, - А сейчас давай топать к коменданту. Надо быстрее к месту добраться.

В его, внезапно охрипшем, голосе слышалось волнение. Я удивленно взглянул на его изменившееся лицо. В училище он всегда был лаконичен и подтянут. Схватывая все на лету, он был лучшим. Веселый азарт в его глазах, ироничная улыбка и в тоже время хладнокровность, четкость движений, и невероятный успех у девушек. А сейчас я понял, он, как и я ощутил себя на пороге войны…

У дежурного узнали, где находиться комендатура, и направились туда.

- Только из училища? - Комендант, проверив наши документы, исподлобья посмотрел на нас.

- Так точно!

- Считайте, что вам повезло. Сейчас как раз машина из госпиталя будет направляться в ваш полк. Семеныч!

- Тута, я, - из соседней комнаты, выглянул пожилой сержант.

- Слушай, Семеныч, бери хлопцев, почту, и дуй в госпиталь. Только так, одна нога там, а другая чтоб сразу тут. Понял! Никаких, там… А то я тебя знаю!

- Товариш, капитан… Я ж мигом. Як пуля…

- Пуля… - капитан еще хотел что-то добавить, но передумал. Он закурил и подошел к окну, - Слушайте сюда, лейтенанты, мы хоть и в тылу вроде как, но фронт рядом! - Мы переглянулись. Он стоял возле окна и нервно курил.

- Что-то еще? – в его голосе зазвучала сталь

- Никак нет!

- Свободны, – и он, повернувшись к окну как-то сразу сгорбился.

Мы вышли из комендатуры и направились за сержантом к «газику».

От станции до госпиталя было далековато. Поселок небольшой и мы практически сразу выскочили на дорогу, ведущую к лесу.

- Госпиталь там, поруч з ричкою – перекрикивая шум мотора, пояснял сержант, и указывал в сторону леса.

Война оставила немного следов в этом районе, основные бои прошли стороной. На дороге только местами были воронки от снарядов, и Семеныч мастерски выруливал между ними. Не обращая внимания на то, что «газик» сильно бросало на ухабах, он не снижал скорости. Почти у самого леса, рядом с дорогой на боку лежал искореженный пулями, обгоревший автомобиль. Только когда въехали в лес, Семеныч немного сбавил скорость.

- Фриц, охоту устраивает, гад! Налетает и за машинами як за зайцями охотиться, – пояснил он, - у капитана жинка, военврач, як раз поверталася до госпиталя.

Он замолчал и до самого госпиталя не проронил ни слова. Мы все поняли…

Госпиталь располагался в здании бывшего санатория, рядом с рекой. Со всех сторон его окружал старый сосновый лес. Здание, практически не тронутое войной, было построено еще до революции.

- Вы тут почекайте, я зараз почту отдам и узнаю когда машина до вас, – и, с этими словами, он скрылся внутри госпиталя.

На нас никто не обращал внимания, принимали раненых. Мы с Лешкой, помогли с разгрузкой, и, вернувшись к «газику», закурили. Семеныча не было еще минут десять.

-Ну вот! – Он появился внезапно. – Зараз як раз ваша машина…- он повернулся и показал рукой в сторону здания котельной,- Он вона.

- Спасибо, Семеныч, - и мы, пожав ему руки, отправились, к указанной машине.

- Бережи Вас Боже, сынки! – услышали мы сквозь шум отъезжающих машин.

Я, обернувшись на ходу, махнул ему рукой. Семеныч, стоял и смотрел нам вслед. Его сморщенное с пробивающейся седой щетиной лицо, уставшие глаза, выжженные до серого цвета войной. Этот кадр впечатался в мою память на всю жизнь. Сколько потом, двигаясь дорогами войны, я увижу таких лиц, изможденных, с глазами наполненными яростью и болью, но не потерявших веры в Победу…

Возле машины никого не было. Лешка, просунув руку через окно кабины, посигналил.

- Че, делать нечего! - из-за борта машины поднялся заспанный солдат, - Ой, виноват! – он соскочил с машины.

- Рядовой Чижиков! – застегивая воротничок на ходу, представился он. Парню было от силы лет 18. Весь его вид выражал смущение и растерянность, что его застали спящим.

- А вы, наверное, к нам в полк?

- Точно. А ты откуда знаешь? - Лешка решил припугнуть солдата.

- Так форма, видно же, - быстро выпалил Чижиков.

- Ты смотри, успел заметить, - Лешка достал папиросы и предложил Чижикову.

- От спасибочки! – он тут же спрятал папиросу в пилотку, – потом покурю, а то он уже начштаба идет.

Мы обернулись и увидели, идущих в нашу сторону, майора и военврача. Они как раз закончили разговор. И майор отдав честь, быстро зашагал к машине.

- Товарищ майор, Прибыли для дальнейшего прохождения службы! – отрапортовали мы, и вручили ему свои документы. Он бегло их просмотрел и улыбнулся.

- Ну что ж, пополнение - это хорошо! Давайте в машину, на месте уже определимся.

******

Я смотрел в потолок ошеломленный .

«Сон? Нет? Это должно быть только сон?» - поток мыслей ураганом несся в голове.

Я вскочил и кинулся к столу, лихорадочно перебирая листки дневника, пытался найти хоть какой-нибудь намек на увиденное. Но то, что сохранилось, только намекало на события. Я закурил. Нервно шагая по комнате, не обращая внимания на пепел, падающий прямо на пол, пытался в памяти восстановить события увиденные во сне. «Станция, Лешка, комендатура, Семеныч, госпиталь. Стоп!.. Лешка!» - имя упоминалось в дневнике, - «Точно!.. Точно, они были друзьями…»

Еще раз, движимый возбуждением, я, стараясь сдерживать волнение, дрожащими руками снова, только уже внимательнее, перебираю листки.

«Так, вот здесь он упоминает о начале службы в полку. Ага, а вот и о Лешке… О самом прибытии в полк ничего…» - я растерянно опустился на стул, - «Тогда откуда эти картины?»

Иду на кухню и ставлю чайник на плиту. Возбуждение молотом стучит в голове. Я зажигаю газ, ставлю на конфорку чайник, подхожу к окну. Светлеющая полоска на востоке возвещает о начале нового дня. Уставившись на эту картину я стою оцепеневший.

Мысли путаются в голове. Шум закипевшего чайника отвлекает от меня от тупого созерцания рассвета. Делаю крепкий кофе и, усевшись на подоконник, пытаюсь хоть как-то упорядочить свои мысли.

«Похоже, это все от усталости, надо проветриться», - одеваюсь, неторопливо спускаюсь по ступеням, и выхожу во двор. На крыльце, задумавшись, остановился. В уже светлеющем небе гаснут звезды.

«Морозный воздух больше подходит январю, а не середине марта», - с этими ворчливыми мыслями я, вслушиваясь в поскрипывание снега под подошвами ботинок, выхожу на пустынную набережную. Люблю этот маршрут, особенно ранним утром. Ничто не отвлекает от спокойных размышлений. Совсем немного, 15-20 минут, и сознание полностью освобождается от суеты мыслей. Только тихое посапывание спящего города, и звуки первых трамваев, выезжающих из депо. Посторонний звук, никак не гармонирующий с утренним этюдом, привлекает мое внимание. Он напоминает слабый писк, такой слабый, что я, даже вслушиваясь, никак не могу определить, откуда он звучит. Закрываю глаза и вслушиваюсь. «Наверное показалось… Нет! Вот он опять! Где-то совсем рядом… Похоже, из-за угла гранитной колонны парапета.»

Быстро подхожу и вижу почти замерзшего щенка. Черные бусинки глаз с мольбой и надеждой уставились на меня. Сильная дрожь волнами пробегает по маленькому, уже покрывшемуся инеем, комочку.

- Как же тебя сюда занесло? – я беру трясущееся тельце на руки, - не май месяц, гулять.

Аккуратно размещаю свою находку на груди. Щенок пытается ткнуться своим носом мне в лицо. Силы оставляют его и он закрывает глаза.

- Эй-эй! Ты это брось, слышишь! - внезапно нахлынувшая нежность к этому комочку, ветром выдувает все мои мысли, - Держись малыш! Не вздумай умереть!

Быстро возвращаюсь домой, придерживая на груди, теряющее жизнь тельце. Вот уже подъезд. Ступени лестницы. Дверь. Ключи. Да где же они! Вот! Наконец-то открываю непослушный замок. Так, что делать? Надо согреть его сначала.

Вещи бросаю на пол в коридоре и сразу на кухню. На стол полотенце. Вот, теперь можно щенка укутать. А пока зажечь все конфорки. Быстрее нагреть воздух. Холодильник. Что тут у меня - молоко. Есть. Надо нагреть и добавить немного хлеба. Все время оглядываюсь на щенка. Глаза закрыты. Держись Малыш, держись… Не пришло еще время. Не сейчас.

Он вздрогнул, задрожал и опять затих. Боясь спугнуть возвращающуюся жизнь, я замер. И вот снова. Жизнь возвращалась. Я разворачиваю полотенце и беру его на руки. Слабый отзвук бьющегося сердца, дает мне надежду. Шерстка мокрая. Осторожно полотенцем стараюсь немного просушить ее. Чихнул. Уже лучше. Внезапная усталость навалилась свинцовым грузом. Сажусь на стул. Мелкая дрожь охватывает меня. Я смотрю в окно на рассвет.

Вечная борьба света и тьмы, жизни и смерти. Сейчас ночь отступает. Набирая свою силу, солнечные лучи уже подожгли тоненькие полоски облаков. И они, разгораясь всеми оттенками зари, утверждают неизбежный приход весны. Еще один оборот завершили стихии. Круг за кругом, цикл за циклом.

Я смотрю в окно на рассвет. В моих руках темный пушистый комочек, маленькая жизнь.