Байка четвёртая. «Задумчивая».

Очередной день выпаса подарил неожиданно-ласковое солнце и приятный ветерок, несущий из полей ароматы цветущих трав. Даже слепни, казалось, кусали не так сильно. Словно сама природа вокруг радовалась пригожему деньку.

Сегодня очередным пастухом вновь оказалась Елена Ивановна. Она же Сурепка. По её словам, участковый, который должен был идти в поле, попросил его подменить, у него дела в райцентре.

- Знаем мы его дела, - безапелляционно заявила Елена Ивановна. - Опять, небось, к друзьям своим поехал...

Мне почему-то не очень-то хотелось выслушивать её рассказы про друзей участкового.

- А как ваша корова? - спросил я, стремясь сменить тему разговора. - Мама говорила, что она у вас болеет...

- Уже выздоровела, - ответила Елена Ивановна. - Да и не так сильно она болела, да и откуда твоей маме знать? Это же моя корова.

- Да уж, она в окна на деревню не смотрит, - я не удержался от колкости.

К моему удивлению, Елена Ивановна промолчала. То ли не расслышала, то ли не нашлась, чем ответить.

- Ну, это ладно, моя корова, - заговорила она. - Ведь все в деревне держат коров, чем удивишь? Кое у кого даже по две...

- Ну и что, - я пожал печами. - Если уж могут люди прокормить их, так чего ж не держать?

- Да не про то я, - отмахнулась Елена Ивановна. - Знаешь Матвеевну?

- Бабу Веру? Она через дом от меня живёт.

- Ага, она самая. Так ведь у неё коров целых пять! Представляешь?

- И что?

- Как что? Чем она их кормит? Одна ведь живёт! Дети к ней не приезжают, мужа пристроила в дом инвалидов, слепой он. И держит пять коров!

- Всё-то вы знаете, всё-то вы видите... - вполголоса заметил я.

- А как же? - искренне удивилась Елена Ивановна. - К ней же брат как-то приезжал, предлагал быка зарезать. А бык у неё не годовалый, ему минимум года четыре... Представляешь, какой огромный? Так ведь Матвеевна что брату сказала-то? Пусть, говорит, семейно живут. У неё корова, бык, нетель и ещё два маленьких телёнка. Вот ведь какие люди странные бывают: сами лишний кусок не съедят, а скотине отдадут...

- По-моему, это вполне нормально. Это называется забота...

- Но как она с ними справляется? А ещё же каждую зиму сено покупает, пенсию тратит... Ей бы для себя жить надо, а она - для коров.

- Что она вам сделала? - я не выдержал. - Что она лично вам сделала плохого? Её коровы паслись на вашем покосе? Или грядки потоптали?

- Нет... - Елена Ивановна растерялась.

- Так чего ж вы тут говорите? Вы меня, пожалуйста, извините, но нельзя же к каждому человеку лезть со своими глупыми сплетнями! Откуда вы всё про всех знаете? Как вы можете утверждать и говорить про то, что вам известно только по чужим разговорам? Стыдно, ей-богу!

Елена Ивановна покраснела, открыла рот, чтобы сказать что-то, но через секунду его закрыла, и устало махнула рукой.

- Ты прав, не знаю я всего... - грустно сказала она. - Да ведь только хочется жизнь-то краше сделать. Если уж нету ничего в ней интересного, то, по-моему, стоит придумать...

- А вы не пробовали придумывать что-нибудь, что не задевало бы окружающих?

- Пробовала, - кивнула она. - Не получается...

Теперь уже я махнул рукой. Что тут поделаешь? Местные жители с самого детства ничего хорошего особо-то и не видели. Откуда же взяться тяге к доброму? Взять ту же бабу Веру Матвеевну: что у неё в жизни было, кроме тяжёлого, почти каторжного труда на колхозной ферме? Да ничего... Что она теперь имеет в старости, что заработала? Тоже ничего... Только скрюченные пальцы, согнутую работой спину и постоянное стремление к труду. Зачем она держит пять коров? Всё просто: чтобы было, о ком заботиться, ради кого жить. Деревенские старики, как рабочие лошади: умирают без работы, без заботы о ком-то. Здесь нет такого понятия: жить для себя. Надо работать, держать себя в форме. Иначе всё, тоска наползает страшнейшая. Размеренная, спокойная и тихая жизнь затягивает, словно болото. Поэтому бабушка, которой стоит поставить памятник при жизни, и держит столько скотины, причём сама не пьёт молока и не ест мяса. Да и мало ли таких людей по всей стране? Живут себе тихо в глубинках, работают, выходят из дома лишь по надобности, их не видно и не слышно. Умрёт - так ведь мало кто заметит.

Что же до сплетен... Где их нет? Посудачив о ком-нибудь, люди чувствуют некоторое удовольствие, облегчение, что ли. Хуже то, что на деревне движущей силой практически любой сплетни является зависть. Или, может быть, желание посмеяться над чьим-нибудь несчастьем. "Пусть у меня глаз вылезет, но чтобы у соседа корова сдохла" - это один из немногих, но незыблемых сельских девизов. Пусть не везде он ясно виден. Пусть даже не везде он проявляется, дай-то Бог. Зачем местная молодёжь, когда приезжает к бабушке внук или внучка из города, тащат его (её) на местную дискотеку и накачивают самогоном до беспамятства, до пьяной рвоты? А потом ещё открыто над ним потешаются... Зависть. К более насыщенной, более интересной городской жизни. И невозможность (но в большой степени нежелание) изменить что-либо в жизни собственной. Что они видят в детстве? Работу, работу и ещё раз работу. Конечно, есть время для развлечений, как то: сходить на речку искупаться, покататься на лыжах, сходить на дискотеку и напиться (в старшем возрасте). Они, быть может, и хотели бы заняться чем-нибудь интересным, но чем? Кружки, музыкальная школа и прочее - это всё в райцентре, за десяток километров. Вот так и остаются нереализованными практически все детские желания деревенских детей. Не в каждом же из нас присутствует упорство Михаила Ломоносова, дошедшего из Архангельска в Москву, ради обучения, ради собственной мечты...

И что же остаётся? А остаётся работать, взрослеть и уезжать из деревни, не видя никаких возможностей для нормальной жизни. И умирает деревня, постепенно превращаясь в сборище домов-призраков, в которых никто не живёт, из которых уже забрали всё мало-мальски полезное жители соседних, доживающих свой век сёл...