Разрушенные стены, перемолотые орудийными снарядами деревья парка, перекошенные, беззубые рты домов. Дым и гарь – два спутника войны. Любой войны. В любом мире.

Из инспекционной группы выжило только двое, я и Саймон. Просто потому что мы – дорсайцы. Группа попала в засаду. Умную, хитрую, подлую.

Погибли все, но мы получили сведения, о наличии у местного населения лазерного и иного, запрещённого для ведения планетарных войн, оружия. Уничтоженная группа – наша вина. Мы не смогли предвидеть засаду. Только в самый последний момент чувство опасности заставило нас с Саймоном действовать.

Перекрёстный огонь из тепловых ружей, и тяжёлых парализаторов «накрыл» группу в течение полутора секунд. Люди не успели среагировать. Дорсайские тела, пятнадцать веков направленных генных усовершенствований и тренировок, разблокирование ресурсов организма и мозга сделали своё дело. Мы успели уйти. Остальная группа погибла в первую секунды. Нападавшие были обезврежены через две секунды. Но этого мига не хватило. Образцы оружия были выведены из строя. Некоторые захвачены. Нападавшие обезврежены. На трое суток. Шевельнулось чувство мести за павших. Подавить его легко, для дорсайца подобное недопустимо. Иначе мы не были бы теми, кем есть. Противники остались живы, но оружия в руки взять ещё долго не смогут.

Целью стал наш закамуфлированный корабль. Улики, доставленные в Совет Миров, позволят на этой планете ввести карантинное положение. Гражданская война – не самое лучшее, что придумало человечество. Появилась возможность её остановить. Всё усложнял тот факт, что засада была рассчитана на дорсайцев. И это настораживало. Непросто застать врасплох дорсайца. И готовиться для этого нужно основательно. На нападавших имелись защитные экраны, блокировавшие их эмоциональный уровень. Они то и не позволили нам почувствовать засаду. Кто-то знал о нашей инспекции и не хотел, что бы война закончилась. Нужно его разочаровать. Это будет лучшей местью за погибших друзей.

Днём идти опасно. Но времени не хватало катастрофически. Мы с Саймоном решили рискнуть. Образцы оружия были полностью уничтожены для максимального увеличения скорости движения. Лишь видеозапись в качестве доказательства. Этого было достаточно.

Быстрый бесшумный бег сквозь разрушенный войной город. Страшной войной. Когда брат на брата, сын на отца, дочь на мать. Мы – люди войны, но даже мы не любим эту противную, злую старуху. Война - наш хлеб, но лучшая битва – эта та, которая не состоялась.

Бег, на «голых» запасах организма. Вторые сутки с двумя перерывами на коррекцию курса. Дорсаец может неделю жить без воды, еды и двигаться в ритме недоступном жителю любой другой планеты. При этом мы остаёмся людьми, в нас нет ни одного чужеродного гена. Нет изменённой структуры нуклеиновых кислот и лишних хромосом. Мы умеем пользоваться теми возможностями организма, о которых во многих мирах даже не догадываются. Человек – самое совершенное оружие.

Нам оставалось около ста километров, пол дня пути.

Господи, что наделал этот зеленоглазый мальчишка?

………………………..

Тяжёлый полевой бластер, РК-22 «Мангуст». Ну кто его сделал таким тяжёлым? Выпущен триста лет назад. Запрещён для ведения планетарных боевых действий. И явно тяжеловат для тринадцати летнего мальчишки. Ничего, я его всё равно не брошу. Пока не убью из него хоть одного повстанца. Любого! Хоть одного. Правда это никому не поможет. Ни моим одноклассникам, сожжённым из плазмомёта перед школой. Ни моей семье, похороненной под руинами дома, в который попала шальная ракета. И даже мне не поможет. Я уверен, не поможет. Но всё равно буду убивать. Как только найду, как только увижу. Я знаю всё о пушках прошлых веков. Вот только зачем это мне сейчас? Чем это поможет моим родным? Ничем. Только и радости, что знаю, как перевести предохранитель на этой тяжеленной дуре, и что боезапас у неё практически бесконечный. Зачем это мне? Уже четыре дня брожу по развалинам столицы. Красивого, зелёного, цветущего города…. В прошлом. Людей нет. Кошек нет. Даже крысы кажется, сбежали. Я мечтал стать солдатом, дослужиться до генерала, а сейчас ненавижу всё, что похоже на форму.

Куда я бреду? Зачем? Голод уже перестал выкручивать мне живот. Вода во фляге почти закончилась. Ремень проклятого бластера до крови растёр кожу на плече.

Будто кто-то внутри меня завёл огромную пружину, как в старинных часах. И продолжает заводить. А пружине уже плохо. Пружина звенит от напряжения. Но кто-то неведомый внутри меня продолжает её закручивать. Скоро пружина лопнет. Главное успеть убить хоть одного врага, пока не сдалась пружина. Потом не смогу.

Покосившаяся, чудом уцелевшая стена дома, обгорелый некогда могучий куст. Влево или вправо?

Пружина сорвалась. Куст дёрнулся. Моя рука нажала на спуск. Наносекундный импульс прочертил обгоревшие ветки. «Убегай!» - кричал кто-то во мне. «Хотя бы спрячься» - ворчал другой. А я стоял. С опустившимся, таким тяжёлым «Мангустом». Пружина выпрямилась, смогу ли я теперь убить? Пружины хватило на один выстрел. Подгибались колени и противно дрожали руки. Это от голода. Точно. И от усталости. Вот в этот куст сейчас и заползу, и спать лягу. До завтра. До послезавтра. До бесконечности.

Новый шорох куста. А сил поднимать бластер, уже нет. Я больше не могу. До куста всего то двадцать шагов. Вот пойду и посмотрю.

Обрезанные моим лучом ветки поддаются легко. Пружина распрямилась. Даже думал я теперь медленно. Но девочка, лежащая на земле, прижимающая маленькую ладошку к прожжённому левому боку показалась знакомой.

Пружина вновь встала в положение критического взвода. В один миг. Я только что, собственноручно застрелил Карину. Сердце забилось в безумном ритме. Я застрелил свою соседку. С которой вместе ходили купаться и лазили по деревьям, с которой дразнили соседского пса, с которой всё детство были вместе.

Карина открыла огромные зелёные глаза. Она жива! Чем ей помочь? Чем? У меня даже бинта нет. Хотя какой тут бинт? Тут в госпиталь надо. А где же госпиталь? Я живых людей не видел уже четыре дня. Кариночка, не умирай, пожалуйста. Я не хотел. Я думал - повстанцы. Ну Каринка, ну пожалуйста! Не бросай меня тут одного!

- Марк – слабый и хриплый голос – Не плачь…. Ты же мужчина. А мужчины не плачут. Ничего, это всё пустяк. Рана пустячная…. – Пробитому лёгкому не хватало воздуха.

- Кариночка…. Я не хотел. – Пружина ничего не могла мне предложить. Я не знал, что делать. Мои глаза щипало, пружина вертелась в поисках выхода, а Карина пыталась улыбнуться и тянула руку ко мне.

Странный ветер отодвинул меня от Карины на пару шагов. Я не понял, как, но бластера у меня на шее больше не было. А между мной и раненой девочкой стоял…. Дорсаец. Их ни с кем не спутаешь. Сколько мальчишек во всей галактике мечтали быть похожими на сильных, смелых, невозмутимых воинов с Дорсая. Теперь я понимал, почему я остался без бластера и почему ничего не почувствовал. Обычному человеку не тягаться в скорости с дорсайским воином. Когда-то, двести курсантов-выпускников с Дорсая за сорок два часа полностью захватили Кирбишли. Так постановил Совет Миров. Правительство Кирбишли угрожало взрывом любой звезды, если Совет Миров не заплатит им выкуп. Неизвестно, что они там разработали, какие технологии. Но никто не хотел рисковать. И двести курсантов, меньше чем через двое суток полностью взяли под контроль планету. С пятью жертвами. Это было почти тысячу лет назад. С тех пор никто не хочет добровольно связываться с Дорсаем. Их покупают. Их нанимают. Но они всегда вправе отказать не объясняя причин. Дорсайцы не любят убивать. Но если нужно – не медлят. Есть такая пословица: «Если успел выстрелить в дорсайца – уже герой».

Это был дорсаец. Хотя бы потому, что глаза его не были зелёного цвета, как у всех жителей нашей планеты. Второй воин застыл в напряжённом ожидании в нескольких метрах за мной. Откуда они взялись? Только что никого не было.

Полусекундным взглядом смерив меня, он нагнулся к Карине, одним движением доставая что то из внутреннего кармана.

- Не стой истуканом – помоги, быстрее – сказанные слова заставили меня подпрыгнуть и мгновенно оказаться подле раненой.

ОГО! Биопласт! Ну, теперь, Карина, ты точно выкарабкаешься! Эта штука и не такие раны вылечивает! А когда война закончится я тебе килограмм, нет, десять килограмм мороженного куплю! И целую корзину цветов. Это меня не извинит, но … Может, ещё чего придумаю?

От толчка в грудь кубарем отлетаю на несколько метров. И слышу шипение. Противное шипение тепловых ружей. Но у дорсайцев не было никакого оружия!

Наполовину обезглавленное тело дорсайца лежало на Карине. Второй воин был обезглавлен полностью. Тепловой луч – страшная штука. Что с Кариной? На четвереньках ползу к ней, и вижу нескольких человек с тепловыми ружьями, в странных шлемах, спускающихся с развалин. Они улыбались. А я дополз до Карины.

- Малец! Эй! Живой? Видишь – не такие уж и страшные эти дорсайцы. Так – гнусь. Не боись, мы из регулярной армии. Не обидим. –

Страшная штука - тепловое ружьё, но этот маленький дезинтегратор намного хуже

……………………………….

Припортовые бары – извечные поставщики всяческого отребья. Но любой планете, в любом конце галактики.

На половине огромного окна транслировали финал Кубка Галактической Лиги по регби. Забитый бар, реки спиртного, дым коромыслом, громкие крики – так всегда бывает, когда собирается толпа болельщиков.

Вдруг изображение задрожало, пошло рябью и пропало. Садился корабль. Его было видно через огромное окно. Недовольный свист, крики так же быстро утихшие, как и начавшиеся. Едва посетители разглядели, что корабль с Дорсая. Да, они перестали воевать четырнадцать лет назад. Но не перестали быть грозной силой. Их уважали, с ними считались, их попросту боялись.

Кровь и горе, печаль и скорбь –

Нас эта участь ждёт – учти!

Крепче держи, сжимай клинок,

Нет большего счастья, чем в битву идти!

Так будем же мы, избранники Бога,

Стоять перед Троном с мечами в руках.

Все мы молимся Господу Богу,

Он единственный в наших сердцах!*

Человек, запевший пьяным голосом в тишине, эту проклятую песню успел даже сказать после этих куплетов несколько оскорбительных слов в адрес Дорсая и его сынов. Длинноволосый мужчина, встав из-за стойки бара, медленно подошёл к нему. Внимательно посмотрел в лицо певца грустными, зелёными глазами. А потом ударил. Просто, незатейливо. Короткой, мощной оплеухой перевернув поющего пьянчугу.

- Ты не достоин, петь даже ЭТУ песню, плесень ты ашвендская. А ещё что-то скажешь про Дорсай – навсегда разучишься говорить. – Мужчина, так же не спеша вернулся к стойке.

Кто-то в зале зашевелился, насупил брови и потянулся к внутренним карманам. Но бармен Нат, видавший многое, зыркнул в их сторону, и шевеленье утихло. После чего он молча плеснул в стакан незнакомца несколько глотков.

Вновь замерцал экран. Зал оживился, предвкушая продолжение трансляции. Но вместо зелёного поля, на экране появился разрушенный город.

Незнакомец, одним глотком опрокинул в себя остатки спиртного, бросил несколько кредиток на стойку и быстрыми шагами пошёл к выходу. Но никто этого уже не заметил, всё внимание было отдано экрану.

Зеленоглазый незнакомец видел этот фильм только один раз. Этого было достаточно. Пусть теперь смотрят другие. А он вновь угадал. Угадал место и время. Вот только зачем? Пружина внутри всё равно не ослабляется. Не срывается и не лопается от напряжения.

По всем телеканалам и кабельным сетям планеты в течение суток будут показывать один и тот же фильм. Как погибает десяток человек, а двое выживших обезвреживают нападавших. Бегут. Снова бегут. Потом чумазый, худой мальчик рядом с раненой девочкой. Биопласт на теле девочки. Короткие вспышки тепловых ружей. Обезглавленное тело одного из дорсайцев, обезображенное второго. Девочка, с листом биопласта на груди, но перерезанная пополам, ниже первой раны, тепловым лучом. Мальчик, ползающий на коленях. Беспечные люди с оружием. Нечеловеческие глаза мальчишки и дезинтегратор в его руках. Разорванные жутким лучом невзрачного оружия тела, разлетающиеся куски плоти. Он убивает всех взрослых с тепловыми ружьями. Спокойно, деловито подходит к каждому, и стреляет в голову, превращая её в перемешанный фарш. После чего ложится между мертвой девочкой и изуродованным дорсацем и плачет. Воет и плачет. Скулит и валяется в грязи. Орёт, пока не начинает хрипеть. Грызёт землю, бьёт по ней кулаками, пока не обессиливает и снова плачет. И засыпает на теле дорсайца.

Теперь на этой планете, никто не решится взять оружия в руки. А тот, кто решится – ему просто их оторвут. Те люди, которые видели этот фильм хоть один раз. И рассчитанная дорсайскими аналитиками война не начнётся. В девятый раз не начнётся. Сгорят склады с оружием. Особо рьяные генералы просто сгинут без вести. Несогласные политики вылетят из кресел. Кто-то просто пропадёт, кого-то сгноят в тюрьме. Но не будет девочек с биопластом и не будет мальчишек с дезинтеграторами.

А зеленоглазый незнакомец уже заказывал новый билет. На другой край обитаемой галактики. На новую планету. Он не мог объяснить, почему именно туда, он просто знал.