"Я видела тучи над крышей моей, Все ближе и ближе грохочущий гром, И лица людей, и морды зверей, И птицу с сожженным крылом. Я видела это и вижу сейчас, Мне кажется, я слышу лязг Нажатья курка у виска” О. Арефьева
|
В придорожном кафе не предложат изысканных яств, Лишь щербатая стойка да вечно дежурные блюда, Улыбаясь, колдует луна, в облаках затаясь, Маскируя шоссе параллель под манящее чудо. В этом месте спешащих часов и бессонных невест Я – как гость, заглянувший случайно, на пару мгновений, Рассказать, как мерцает в нездешних краях Южный крест И как голод пустыни съедает ничейные тени. А потом еще много прекрасных, седых небылиц, Что случились когда-то, на прежнем витке автострады – Про колодцы дворов и про топот гнедых кобылиц, Про шуршание шин и дождей метеорных парады. И еще о безвестных всем картам чужих городах, Где воруют сердца, вместо них оставляя монету… Будет течь разговор, будет литься вино как вода, Я останусь надолго… Навечно… Почти до рассвета. Только северный свет – это, видимо, что-то в крови И его не смутят обещанья, угрозы, молитвы. Мое место – хайвэй, там меня безнадежно ловить, Я беспечный ездок, что кочует по лезвию бритвы
***
А умирать – простое ремесло, Которому ни в жизнь не научиться И моментальность мрамора на лицах, Как бахрома не рубленных узлов, Неровность "до” и "после”, "от” и "до” Раскисли грязью в придорожных лужах, Спастись от общества седых старушек – Не самый драматический итог. Нам не положен ни покой, ни свет, Ни заново индусом иль китайцем, Кондуктор, поспеши, я еду зайцем, Как водится герою оперетт , И город черно-белых кинолент Остался иллюзорности игрушкой, А мера смерти не в объеме кружки, Когда по титрам скачет хеппи-энд С улыбкой вороненого ствола…
Наутро город снова стал зеленым, Оставив две монеты для Харона Лежать в секретном ящике стола
/
|