Глава 6. Не менее длинная, чем предыдущая. О даре предвидения и о попытках избежать предначертанного. Не спи королевна, не спи – подковы звенят, Холодные искры меча отмечают мой путь. Вскипела река, и твой город пожаром объят. Надежда разбита о камни – её не вернуть. Ты зря тратишь время на поиски зла и добра, Хмельное вино обернётся безвкусной водой, Ты видишь – беда отражается в пляске костра. Осталось немного, – я скоро приду за тобой. Тэм «Нильфгаардец»
Все вокруг полыхало. Ревущее пламя алыми крыльями взлетало ввысь, закрывая собой небо с маленькими кудрявыми облачками, что спокойно плыли мимо, равнодушно взирая свысока на крошечную человеческую фигурку, скорчившуюся на земле. Райнис лежала на острых камнях, закрыв голову руками, не в силах пошевелиться. А пламя гудело и стонало уже совсем рядом, спеша заключить девушку в свои жаркие объятия, пожрать ее тело и завладеть душой. Оно двигалось - живое, разумное, слепое и жадное. Двигалось прямо на Райнис, чувствуя ее дыхание, и торопясь выпить его из груди. Райнис почувствовала острую боль в ногах. Она обернулась и увидела, что ее черное платье горит, - пламя окружило свою жертву со всех сторон. Мучительная смерть была теперь лишь вопросом нескольких мгновений. Райнис судорожно забила руками по горящей одежде. Тонкие пальцы сразу покрылись волдырями ожогов. Ноги нестерпимо болели, а легкое черное платье превратилось в обугленную тряпку. Слезы боли и жгучего смертельного страха катились по бледным щекам Райнис, но она не замечала их. Губы искривились в безумном крике ужаса, слабые руки беспорядочно отмахивались от жадных языков пламени, что сомкнулось вокруг Райнис живой стеной. Длинные черные волосы тлели на огненном ветру, извиваясь, скручиваясь в судорогах и, в конце концов, обращаясь в легкий серый пепел. Райнис кричала, но сама не понимала своих слов, она ползла, пока было куда ползти. А когда два тела, человеческое и огненное, оказались настолько близко, что даже слезы девушки высыхали от жара прежде, чем скатывались по щекам, тогда Райнис, вторая дочь Рунора Отважного, государя прекрасной Прилазурной Крепости Орхарда, перестала сопротивляться. Она подняла голову и прямо взглянула на неминуемую смерть, жуткую в своей разумной безликости и монолитной силе. В широко распахнутых глазах Райнис, пронзительно голубых и холодных, словно ледяные зимние звезды, отражались теперь алые огненные блики, губы беззвучно шевелились: «Раз-два, раз-два, Эльфов видели с утра. Эльфы воду наносили, Эльфы веток нарубили, Эльфы каши наварили, Нас с тобою пригласили». Райнис ничего больше не могла вспомнить, и шептала эту глупую детскую считалку лишь для того, чтобы не сойти с ума от страха. Она глядела на сплошную стену огня. Ничто не может быть хуже, чем умереть, не увидев лица убившего тебя. «Одному не хватит ложки, Одному не хватит плошки,» Прямо из ревущего пламени на встречу Райнис скользнула человеческая фигура. Сначала она была просто частью этой живой разумной массы, но в одно из мгновений, которое Райнис потратила на то, чтобы провести рукой по воспаленным жаром глазам, фигура отделилась от единого огненного тела и шагнула вперед. «Одному не хватит чашки, Одному не хватит кашки.» Это был огонь. Пламя в форме человеческого тела. И это Пламя смотрело на Райнис. «На кого сейчас падет,» Оно было так близко, что Райнис видела, как от Его близости плавятся тонкие витые пряжки на ее поясе. «В гости к эльфам не пойдет»! Оно протянуло к ней руки… Не жадно и порывисто, а нежно, бережно и осторожно, как протягивают руки любимой женщине, помогая ей подняться, когда она, оступившись, подвернет нежную ножку. Сколько спокойствия было в этой фигуре, сколько гармонии. Никакое тело не могло бы двигаться так же плавно и воздушно. И Райнис подалась навстречу Ему. Жар был нестерпимым, но девушка не обращала на это внимания. Оно было перед ней, - спокойное, величественное и вечное. Райнис коснулась Его рук. Это были действительно руки – упругая, наполненная силой, огненная плоть. Райнис уже не чувствовала боли, но видела, как пальцы и ладони ее покрываются кровавыми пузырями. Видела и не отнимала рук. А Оно уже обнимало ее, целуя ее лицо, шею, обвивая спину и плечи. Райнис понимала, что это смерть, но ничего не хотела изменить, - слишком сладко было умирать в этих жгучих нежных объятиях. Она подняла голову и, взглянув в Его сияющие глаза, не увидела там ничего, никаких чувств, - лишь чудовищную силу, несокрушимую мощь и всесильную древнюю магию. Райнис обняла Его за шею и коснулась губами Его губ… Пламя влилось в нее, затопляя безумной сладостью все уголки сознания, выметая прочь все воспоминания, чувства и эмоции. Сокрушая на своем пути привязанности и увлечения, воцаряясь в ее душе полностью и безраздельно. Это было страшно… и неправильно… до судорог приятно… сознание тонуло в волнах перерождающего пламени, содрогаясь в небывалом восторге, которого не случалось испытать ни одному человеку… но так не должно быть… Не должно! Райнис открыла глаза. Золотистый свет восходящего солнца лился сквозь приоткрытые темные занавеси на окнах. Последние три дня даже заря, так восхищавшая Райнис прежде, не приносила радости. Ей показалось, что в комнате еще задержался на миг тонкий призрачный аромат потухшего костра. Но, может быть, принцессе это только привиделось, как привиделось и все то, что с ней только что произошло. Сон. Один и тот же снова и снова, вот уже почти неделю он мучил Райнис. Принцессе часто являлись вещие сны, но ни один из них не повторялся и не был настолько реальным и ярким, как этот. Райнис посмотрела на свои руки, – нежная белая кожа, овальные ноготки, тонкие пальцы. Лишь несколько мгновений назад она видела их обугленными до костей, покрытыми запекшейся кровью и клочками горелых лоскутьев – рукавов платья. Райнис сдавленно вскрикнула и заплакала, прижав ладони к лицу. На соседней кровати сонно вздохнула Адаманта. Райнис притихла – ей не хотелось волновать сестер, но в следующий миг чувство безысходности и ужаса перед будущим новой волной накрыло Райнис, и она снова зарыдала, всунув в рот край шелковой простыни и судорожно вздрагивая. Слезы градом катились по щекам; длинные черные волосы, путаясь, душили ее; грудь тяжело вздымалась, с трудом отвоевывая для жизни каждый новый вздох. Когда Адаманта – старшая из принцесс - просыпалась от криков ужаса своей сестры, она брала ее за руку и пыталась успокоить, говоря, что нельзя в полной мере доверять снам. Сон - это морок, пелена наваждения, которую посылает нам Ночь. Не нужно бояться снов. Это было разумно. Но для Райнис не существовало разума в тот миг, когда она заживо сгорала в объятиях алого пламени. И потому Райнис не хотела мудрости Адаманты. Брина, третья принцесса Орхарда, носившая на голове непомерную тяжесть длинной, едва не достигавшей пола, солнечноволосой косы, кроткая и ласковая девушка, едва увидев слезы в глазах Райнис, тут же сама против воли начинала плакать. Брина ничем не могла помочь Райнис и прекрасно знала об этом, но не могла не сострадать. Райнис тяготилась этими бесполезными слезами, и потому не хотела жалости Брины. Капель, бойкая и самоуверенная девушка более всех утомляла и без того расстроенную Райнис рассказами о том, как она, Капель, справлялась с еще более ужасными кошмарами. Какие чудовища снились ей в прошедшем году, и как она ни крошечки их не испугалась. Вздор и ложь. Райнис не хотела этой ложной бодрости. И Капель старалась впустую. Лишь один человек мог облегчить страдания провидицы. Это была самая младшая принцесса. Огневинка. Она почти ничего не говорила. Просто подолгу сидела рядом с Райнис и как-то особенно, очень внимательно смотрела ей в лицо. А потом вдруг тихонько улыбалась сестре, незаметно, почти одними глазами. И эта светлая улыбка успокаивала лучше всех на свете слов и объятий, она словно дарила надежду на лучшее, помогала сбросить с себя на время тяжесть жуткого знамения. Огневинка была совершенно непохожа на остальных принцесс Великого Орхарда – ни внешностью, ни душой, - нечеловеческая мудрость была в ее взгляде, спокойствие и искреннее сочувствие высшего, сильнейшего существа. Почти никто в суете повседневной жизни (или просто по привычке) не обращал на это внимания, но Райнис всегда ясно видела эти яркие отличия и никогда не забывала о них. Райнис обожала Огневинку. Она видела в сестре силу и мощь, сочетающиеся с хрупкостью и прозрачностью черт. Мудрость и волю, переплетенные с беспечностью и смешливостью. Одним богам было известно, что скрывалось в душе этой медноволосой девочки с дремучими глазами, в которых под длинными крылатыми ресницами таилась черная зелень чародейской чащобы. Подумав об Огневинке, Райнис вздрогнула. Юная принцесса отправилась вчера в Эльфийский Лес. И не вернулась домой. Ночью разразилась страшная гроза. А Огневинка была совсем одна где-то там, в глухомани эльфийских дебрей. С ней могло случиться все, что угодно. Но у Райнис почему-то не было дурных предчувствий. С Огневинкой все должно быть в полном порядке. Ни разу еще беды не приходили в королевскую семью нежданно. Райнис обладала даром предвидения и всегда знала о несчастьях заранее. Каждый раз она пыталась их предотвратить. И каждый раз у нее ничего не выходило. Судьбу не обмануть. И то, что должно случиться, непременно случится, как бы ни сопротивлялся человек. Райнис поднялась с постели и, надев пушистый теплый халат, тихонько, на цыпочках вышла из спальни. Игровая – хотя принцессы уже давно выросли, общую комнату до сих пор по старой памяти называли «игровая» – была гораздо больше спальни. Здесь уже успели прибрать и проветрить. Поэтому было немного зябко. Райнис подошла к узкому шкафчику и достала бутыль яблочного вина. Захватив стакан, она с ногами забралась в огромное зеленое кресло у окна. Игровая представляла из себя лесную поляну. Все вокруг было зеленого или голубого цвета. Широкие подоконники, тяжелые шторы, пушистый ковер на полу, мягкие кресла и диваны. Резные столики и шкафчики с напитками и фруктами. Здесь был и шкаф с книгами, тяжелый письменный стол, мольберт, пяльцы с вышиванием и еще много всякой всячины. Выросшие принцессы давно уже могли бы просить у отца отдельные комнаты, но почему-то ни одна из них этого до сих пор не сделала. Слишком много счастливых дней провели принцессы в этой комнате. Им страшно было даже подумать о том, что игровую комнату – их детство и юность - переделают во что-нибудь другое. Райнис сделала большой глоток вина и с сомнением посмотрела на стакан. Она не чувствовала вкуса вина. Будто глотнула речной воды. Все это от ночного потрясения. Проклятый дар. Он не в силах помочь, он лишь мучает ее. Другие люди просто живут, не зная и не мучаясь тем, что ждет их завтра. А Райнис, будто заклятая, мечется и терзается своим знанием, своим предчувствием неминуемой беды и своим бессилием изменить что-то. Райнис обреченно покачала головой, разглядывая свои ладони. «Сколько раз я пыталась изменить предсказанное мне. Все впустую. Теперь знамение указывает на мою смерть от живого Пламени, что придет ко мне в образе человека и будет моей страстью и моим грехом. И я ничем не могу помешать судьбе. Самое страшное, что я даже не могу представить себе, что это значит: Пламя в образе человека. Такого не может быть. Это обязательно должен быть живой человек». Вдруг взгляд принцессы упал на шкаф с карнавальными костюмами. Она вспомнила, как несколько лет назад сестры играли в прятки. И Райнис закрылась в этом шкафу. Это оказалось настолько удачное место, что принцессам порядком надоело искать Райнис. И они прекратили игру, признав победу за ней. «От человека можно укрыться. Ведь я пойму, если он будет близко. А он уже очень близко. Я просто скроюсь на время от посторонних взглядов, чтобы ни один человек не смог меня отыскать. Ни одна живая душа», – мысль о спасении испуганной мышью метнулась от головы к сердцу, заколотилась там, бросаясь на стены и порождая другие мысли, настолько невероятные и бесформенные, что у Райнис закружилась голова. Принцесса решила, что с сегодняшнего дня будет все время проводить в Башне Целителя. Высокая, сложенная из грубого серого камня, Башня стояла у северной стены города, намертво впившись в землю пятью подземными уровнями-этажами, из которых рабочими были только два. На лестничных пролетах остальных трех даже дверные петли смазывали единственный раз в жизни – при постройке Прилазурной Крепости. С тех пор никто не осмелился перешагнуть через порог третьего подземного уровня. Суеверный страх гнездился там, в затянутых пыльной паутиной углах, полных неверными тенями, бросающимися друг на друга и сплетающимися в единый узел, едва только вспугнёт их дрожащий свет факела в столь же дрожащей от страха руке стража, что осмелится одним глазом заглянуть в жуткий коридор с крутым лестничным спуском в конце. В двух рабочих подвальных уровнях и одном наземном жил старый королевский Целитель. Здесь располагались его лаборатории, многочисленные темные кладовые и таинственные крошечные каморки, на дверях которых висели огромные замки. Везде было чисто и аккуратно, пыль своевременно выметалась, а пауки, моль и прочая жизнерадостная живность безжалостно изгонялась душистыми отварами. Но чем ниже крутая лестница уводила под землю, тем страшнее становилось вокруг, жуткие шорохи раздавались в стенах, и сам воздух наполнялся смутной тревогой, исходящей из глубин, прямо от корней башни. Целитель был суетливым, пригнутым к земле годами стариком с маленькими и подслеповатыми, как у крота, слезящимися глазками. Его жидкая седая борода и смешной колпак, сдвинутый на затылок (с этим колпаком он ни за что не желал расстаться) вызывали жалость, недоумение и сочувствие, но никак не уважение и почитание, которых он, бесспорно, заслуживал, обладая огромным опытом и множеством знаний. Но старый Целитель не обращал внимания на людей и их чувства к нему самому, его интересовала только магия и наука. Днями и ночами старик возился с пучками засушенных трав, камнями и порошками; пересыпал, растирал и смешивал, записывая результаты в необъятные фолианты, которыми заросли все три уровня башни, что была отдана Государем Целителю в безраздельное пользование и даже стала называться его именем. Само собой, у Целителя было иное имя, чем просто «Целитель», как звали его все вокруг, но алхимик был настолько старым, что, похоже, и сам уже позабыл, как назвала его мать при рождении. В башне было два надземных уровня. В нижнем жил Целитель, верхний же пустовал. Все комнаты там были заперты, кроме одной, самой маленькой. Узкие окна давали достаточно света, чтобы узнать в ней скромную девичью спальню – небольшая мягкая кровать, укрытая коконом шелковых занавесей, шкаф, резной деревянный столик и пара изящных стульев. Когда зажигали светильники, здесь становилось необыкновенно уютно и спокойно. Давным-давно, будучи еще совсем девочкой, Райнис выпросила у отца эту комнату в одинокой башне. Ей нравилось сидеть здесь одной глубокой ночью и размышлять о сияющих звездах, что были так далеко и так близко одновременно, о чужих странах, о неведомых народах, о незнакомых людях, что живут где-то на краю земли и не знают о маленькой принцессе, что сидит сейчас у окна и думает о них. В этой самой комнате и решила затвориться Райнис. Ни разу в жизни ей еще не удавалось избежать знамения, обмануть судьбу. Если ей предрекалось горе, то, как бы ни старалась Райнис, горе находило ее именно там, куда она бежала, пытаясь избавиться от него. Если же сон говорил о радости, то счастье низвергнулось бы на нее с небес даже в голой ядовитой пустыне, надумай Райнис отправиться туда после предзнаменования. Но это знамение было особенным. Оно предрекало смерть. И, если Райнис не попытается избежать его, оно станет для нее последним. Поэтому она решила не тянуть время и сегодня же переселиться в Башню. Райнис позвонила служанке и приказала подавать умываться. |
Библиотека // Объявления