Он проснулся на редкость поздно в половине двенадцатого. Открыв глаза, он первым делом посмотрел на другую половину кровати, там, сладко посапывая, мирно спала его любимая девушка. Будить её он не стал и, на цыпочках выйдя из спальни, направился в ванную. Пустив воду, он посмотрел в зеркало, оттуда ему, как обычно, улыбнулся весьма красивый и очень обаятельный чувак, лицо которого всё ещё стойко выносило все тяготы разгульной жизни своего хозяина. Оно никогда его не выдавало, вот и сейчас на нём не было ни одной новой морщинки, которая могла бы поведать окружающим о том, насколько бурной была эта ночь. Он самодовольно усмехнулся и по-пижонски почесал подбородок, на котором уже успели проявиться первые признаки суточной небритости. Правая рука машинально потянулась за бритвенным станком, но неожиданно остановилась в двух сантиметрах от цели. «Да, Игнатов, - обратился он сам к себе, - рефлекс правильного мальчика искоренить сложно. Где-то подсознательно всё ещё хочется быть двадцатичетырёхлетним гладковыбритым в строгом костюме и галстуке…Но реальность твоя, Игнатов, другая, реальность твоя: разменянный четвёртый десяток и закрепившийся образ badboy’я, со всеми вытекающими. Классная эволюция», - заметил он, саркастически усмехнувшись. Выйдя из ванной, он зашёл в гардеробную, натянул на себя любимые джинсы “D&G”, и отправился на кухню варить кофе. Спустя пару минут на кухню пришла она, закутанная в шёлковый халат, еле-еле прикрывающий её бёдра. «Доброе утро, дорогой», - сладко протянула она, нежно поцеловав его в губы. «Да уж, утро сегодня, действительно, доброе…несмотря ни на что». «Это ты про церемонию?» «Ой, ну и глупенькая же ты…думаешь, меня сильно волнует, кому достанется этот никчёмный кусок бронзы? Меня это уже три с половиной года как не волнует. Я говорил про то, что Москву поколено занесло снегом, что на улице -10, что наступила зима, а раз наступила зима, значит, наступила депрессия, а мне, почему-то, хорошо, вот, что я имел в виду, дурочка моя любимая». «И, тем не менее, ты идёшь сегодня?» «А смысл? Неделю назад меня уже прокатили, по-моему, этим они сказали всё, что хотели». «Ты – пессимист». «Я – реалист». «Ну, почему бы туда не пойти просто, чтобы потусоваться?» «Потусоваться?! Ты что, смеёшься? Вот скажи мне, ты когда-нибудь тусовалась в пропахшем нафталином террариуме?» «Нет». «В таком случае, даже не стоит начинать». «Ну, Сашь». «Не уговаривай меня, я этого не люблю». «Ну, Сашь», - немного по-детски протянула она, надув губки и повиснув у него на шее. «Ты хочешь меня извести?» «Нет, я хочу на церемонию». «Ну зачем тебе это?!» - взмолился он. «Ну, я хочу…познакомиться с твоими коллегами, узнать, что за люди эти телевизионщики…» «О.К. Я сделаю тебе пропуск в Останкино». «Сашь, ну, ты не понимаешь…я хочу гламура…» «Иди в клуб». «Я хочу пафоса». «А я не хочу». «Почему, ты же сам сказал, что тебе всё равно?» «Всё равно до того, кому достанется премия, но…» «Но, что?» «Но я терпеть не могу эту атмосферу наигранности, фальши и лжи». «А я буду искренней», - наивно хлопая глазами, сказала она.
*** В холле концертного зала было людно. Повсюду в хаотичном порядке носились «взволнованные» номинанты, «озадаченные выбором» (отчего выглядящие крайне пафосно) академики, специально приглашённые спонсоры в дорогих строгих костюмах и какие-то левые «расписные» бабы в, безусловно, шикарных, но не к месту ярких и декольтированных платьях, в основном это, конечно, были спонсорские барби, но не редко в этой пёстрой толпе мелькали и спутницы «дорогих» номинантов. Игнатов оценивающим взглядом просканировал свою пассию и, убедившись в том, что она, к его счастью (и удивлению), не вписывается в пёстрый формат этого «пошлого цыганского табора», принялся профессионально наметанным на лица взглядом выискивать среди этой гламурно-пафосной толпы людей, о которых он мог хоть что-то рассказать своей «любимой дурочке». «Вон, видишь бородатого старика, который своей трясущейся культяпкой жмёт руку лысому в бабочке?» - шёпотом заговорщика спросил Александр у своей спутницы. «Вижу, ой, это тот, который про животных ведёт, да? Я ещё когда в школе училась его смотрела». «Я рад за тебя, - безразлично бросил он и продолжил свою мысль. – Вот парадокс, кто бы мог подумать, что под личиной такого безобидного, на первый взгляд, божьего одуванчика может скрываться такое дьявольское дрючило. Ему категорически не нравится то, что делает молодёжь, он лучше проголосует за какого-нибудь старого пердуна, который без вставной челюсти слова сказать не может, чем отдаст статуэтку кому-нибудь младше сорока. Кстати, тот лысый, который сейчас рядом с ним стоит – это главный здесь, президент, хранитель традиций, а на самом деле дутый пузырь, самопровозглашённый царь и Бог телеэфира, была бы его воля, он бы закрыл всё, оставив только себя и канал «Культура». Что-то они сильно долго общаются, видимо, уже деньги делят». «Деньги?» «А, не бери в голову, чёрный телевизионный юмор, это сильно тонко для обычных людей». «Ну да. А это кто?» «Ты что, не узнала дядю Лёню?!» «Что-то он, как-то, изменился?» «Да? А по мне так, как будто его забальзамировали ещё в середине девяностых. Хмырь, страшный». «Что ж ты так?» «Не люблю тёмных лошадок. Пытается косить под «правильного» консерватора, хотя сам занимается чёрт знает чем. Непонятный он какой-то… О-о, а это мой генеральный, улыбнись ему он это любит. Лев Константинович, моё почтение, - издевательски улыбнувшись и учтиво кивнув головой, сказал Игнатов, проплывающему мимо них длинноволосому шатену, - … от всех рабов ваших, да святится имя ваше, во веки веков, аминь!» «А генеральный-то чем тебе не угодил?» «Корпоративным духом. Радеет он сильно за корпоративные цвета и межкорпорационные связи,…мне два месяца подряд снился один и тот же кошмар: я подхожу утром к зеркалу и вижу, что лицо у меня синее-синее, а во лбу, как звезда, горит логотип канала». «Тяжёлый случай». «Да, до сих пор иногда снится. Вообще, если быть честным, то среди всех людей, с которыми я имею «счастье» работать, вменяемым является лишь…» - Игнатов огляделся вокруг в поисках «вменяемого человека» и неожиданно застыл, не моргая, уставившись в одну точку. Если верить её наблюдениям, то точкой этой был дальний от них угол холла, в котором в данный момент весьма мило беседовала молодая парочка: высокая, статная (судя по всему, уверенная в себе), кудрявая шатенка, в великолепном чёрном вечернем и худой (чуть «прибитый») очкастый брюнет в строгом костюме и чёрном галстуке. «Так кто, вменяемый, я не расслышала?» - попыталась она отвлечь его от любования шатенкой. «Понурин», - сказал он, не отрывая взгляда от уже не нравящейся ей незнакомки, и уверенно показал пальцем на приближающегося к ним высокого человека. «Привет, Игнатов», - мягко произнёс высокий человек. «Привет, Понурин. Слушай, не будешь ли ты столь любезен, не надолго присмотреть за моей дамой, пока я тут с коллегами побеседую?» - спросил Александр и показательно покосился на дальний угол. Понурин быстро окинул взглядом понадобившихся Игнатову «коллег» и, подозрительно посмотрев на Александра, спокойно сказал: «Хорошо. Только не задерживайся, скоро начало». «О.К.», - безразлично бросил Игнатов, уже во всю пробираясь сквозь пафосно шепчущуюся толпу. «Янина Георгиевна, вы бы не могли уделить мне несколько минут своего золотого времени?» - обратился Александр к шатенке, жестоко перебив очкарика, задающего какой-то очень умный вопрос. «Прошу меня простить, Александр Алексеевич, но, наверное, вы не заметили, я занята». «Ну не будьте такой жестокой, Янина Георгиевна, я прошу вас, не лишайте меня сладостных мгновений общения с вами». «Ну, хорошо. Только, обещайте мне, что не будете вставать на колени». «Я обещаю». «Денис, - обратилась шатенка к очкарику, - оставьте нас ненадолго. Александр Алексеевич, может быть, мы отойдём, а то тут сильно людно?» они покинули освещённую часть холла и осторожно, чтобы не попасться ни кому на глаза, направились к лестнице, ведущей на второй этаж. «Кто эта шатенка, которая уводит моего Сашу?» - деловито спросила «дурочка» у Понурина. «Янина Семёнова – главная «звезда» нашего главного конкурента». «А причём тут Саша?» «Это весьма щепетильная история». «Между ними что-то есть?» «Было. Вы что, не читали об этом?» «Нет». «Это была самая красивая телевизионная пара, их отношения называли романом тысячелетия». «И почему они расстались?» «Разве он вам ещё ничего не говорил про межкорпорационные связи?» «Упоминал, но толком…ничего». «Межкорпорационные связи существует до тех пор, пока не существует открытой войны между корпорациям, как только один канал кидает перчатку другому, все любовники должны отказаться от своих «вражеских пристрастий». «Зачем?» «Для поддержания корпоративного духа и для пресечения промышленного шпионажа».
«Ну, и где ты подцепил эту дуру?» - нарочито ревниво спросила Семёнова. «А где ты откопала этого гарри поттера?» «Это, между прочим, не гарри поттер, а наша новая «звезда» - Денис Васильев». «Это и есть тот самый Васильев, о котором кричит весь наш бомонд, называя его зеркальноотражённой копией меня любимого?! Боже, как они ему льстят». «Но, между тем, сегодня он реальнейший претендент на статуэтку». «Поверь моему опыту, сегодня его прокатят». «Почему ты так думаешь?» «Ну, во-первых: в этой номинации есть я, во-вторых: кроме меня, там ещё есть Брусов, в-третьих: Васильев ещё сильно молод и в-четвёртых: он мужчина». «А это-то тут причём?» «Ну как же, женщину, а ещё лучше девушку, можно и пожалеть, а молодой, наступающий на пятки мужик обязательно должен помучаться». «Ты до сих пор не можешь простить мне того, что тогда именно я получила эту чёртову премию?» «Ян, ты же прекрасно знаешь, что мне наплевать на премию, но если бы всем, а главное, нашим с тобой генеральным, было бы так же наплевать, как и мне, то мы бы сейчас с тобой не ютились в тёмном закутке под лестницей, а сидели бы дома со своим трёхлетним карапузом. Да, я был не в восторге от того, что статуэтку дали тебе, но не потому что я хотел её получить, а потому, что я знал, к чему может привести твоя победа». «Боже мой, Саша, о чём мы говорим?! Неужели, кроме этой премии нас уже больше ничего не связывает?» «Успокойся, на нас просто влияет обстановка, ты же сама прекрасно знаешь, попав в компанию телевизионщиков, невозможно говорить о чём-то кроме работы и премии». «А как же наш с тобой принцип: жизнь – отдельно, работа – отдельно?» «Ян, ты забыла одну существенную деталь». «Какую?» «Мы не вместе и уже давно. Мы просто коллеги…к тому же ещё и конкуренты». «Но ты же понимаешь, что это не так». «А ты?» «Как никогда», - она нежно провела рукой по его небритой щеке и осторожно коснулась губами его губ. И именно в этот момент где-то недалеко послышался тихий голос Льва Константиновича: «Игнатов, - произнёс генеральный без объявления войны, - вы подготовили речь?» «Я его когда-нибудь убью!» - пронеслось в голове у Александра. «А что, это сейчас так важно? - нагло поинтересовался Игнатов. – И потом, мне же всё-равно ничего не дадут». «С чего вы взяли?» «Об этом свидетельствует история». «Мне не нравится ваше настроение, Игнатов». «А как оно мне не нравится». «В таком случае, не усугубляйте своё положение, не нужно окончательно портить отношения с каналом, не устраивайте здесь цирк». «Я что вам клоун что-ли, чтобы цирк устраивать?» «Я надеюсь, вы поняли, что я имел в виду». «Ну, и что он имел в виду? – спросила Семёнова, как только Лев Константинович растворился в толпе. – И что значит фраза «окончательно портить отношения»? «Две недели назад я сорвал съёмочный день». «Подтверждаешь статус главного badboy’я отечественного TV?» «Да нет, просто в тот день мне очень хотелось…быть с тобой». «В таком случае, может встретимся где-нибудь на нейтральной территории, в более интимном месте и обсудим наши отношения?» «Ты хочешь начать всё сначала?» «Я не знаю, чего я хочу, но я точно знаю, что люблю тебя, каким бы badboy’ем ты ни был. Увидимся на afterparty», - хитро улыбнувшись, произнесла она и, наградив его лёгким поцелуем, полетела на свет тусовки к «своему» уже нервничающему очкарику. «Обязательно увидимся», - провожая её взглядом, прошептал Игнатов.
«Ты ничего не хочешь рассказать мне о Янине Семёновой?» - с ревностной ноткой в голосе, спросила она. «Тебе о ней Понурин сболтнул?» - поинтересовался Александр, сев на место, указанное в приглашении. «Это не важно». «О.К. И что ты хотела о ней узнать?» «Что у вас с ней было?» «А с каких это пор ты начала проявлять интерес к тому, что было, ты же никогда не любила историю?» «Ты издеваешься?» «Нет, но почему это вдруг тебя так заинтересовало?» «Я видела, как ты на неё смотрел». «И что? Глаза у человека, чтоб ты знала, для того и существуют, чтобы ими смотреть». «А ноги, чтобы ходить, да?!» «В таком тоне я с тобой здесь разговаривать не собираюсь. Предлагаю побеседовать на эту тему позже и в другом месте. А сейчас, будь любезна, сделай лицо попроще и наслаждайся действием». Сам же Игнатов действием наслаждаться не спешил. Ему было всё равно до того, что происходило на сцене, он ушёл в себя и вернуться планировал только к afterparty. Ему было крайне необходимо достучаться до «хорошего» Саши Игнатова, «ангелу» и «дьяволу» было о чём поговорить… «Игнатов, очнись, твоя номинация», - раздражённо произнесла она. Александр зло посмотрел на свою спутницу, он был почти в бешенстве, своим вероломным вмешательством она прервала ход его мысли, не дав ответить на главный вопрос. Тем временем циферки, высвечивающиеся рядом с фотографиями номинантов на трёх огромных мониторах, уже начали свой беспощадный забег. Окинув взором предварительные результаты, Игнатов посмотрел на ломающего пальцы очкарика, сидевшего в другой стороне зала и тихо сказал: «Нет, чувак, сегодня не твой день…да и не мой, пожалуй». Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. «And the winner is…», - пронеслось у него в голове. «Александр Игнатов!» - разнеслись по залу слова ведущего и, буквально, сразу же утонул в океане аплодисментов. На Игнатова неожиданно набросился обезумевший от радости Понурин. «Понурин, - обратился к нему Александр, - ты спасёшь меня от генерального?» «Ты решил устроить цирк?» «Да». «Ладно». Они пожали друг другу руки, и Игнатов побежал на сцену. «Спасибо, господа академики за то, что спустя шесть лет вы всё-таки приняли это пятикилограммовое решение в мою пользу. Правда, если бы это случилось года так на три пораньше, то, возможно, я бы сейчас был не таким, какой я есть и многое в моей жизни сложилось бы по-другому. Но, так как, это произошло только сейчас, то позвольте мне, потратить немного вашего и эфирного времени для того, чтобы исправить некоторые моменты моего прошлого…Янина Семёнова…я предлагаю тебе стать моей женой». Зал взорвался овацией и устремил всё своё внимание в сторону Янины, которая в этот момент как раз успокаивала расстроенного Васильева. Резка забыв про бедного looser’а, Семёнова в мгновение ока, оказалась на сцене и, повиснув у Игнатова на шее, громко прокричала: «Я согласна!». «А статуэтку-то он заберёт?» - думал про себя Лев Константинович, наблюдая за тем, как одиноко стоящий на стеклянной трибуне «пятикилограммовый кусок бронзы», ярко светится в лучах сафитов. «Ян, только не думай, пожалуйста, что это фарс, - тихо прошептал Игнатов, - я на самом деле…» «Я знаю». Он посмотрел ей в глаза, она посмотрела в глаза ему, и их губы слились в страстном поцелуе…
Это был главный скандал сезона. |
Библиотека // Объявления