Ночь наступила очень быстро. Два часа назад, когда я заходила в двери больницы, было еще светло. А сейчас – темнота, и на улице, и в душе. Уличные фонари кое-как рассеивают внешнюю тьму, но ночь внутри меня густая, вязкая и мало что способно ее разогнать.

Вы можете себе представить, каково это – узнать, что ты доживаешь свои последние месяцы, дни, а может быть и часы? Каково понять, что у тебя практически нет ЗАВТРА, нет времени на то, что ты так хотел совершить в этой жизни? Да что там времени – самой жизни уже не остается! Ты еще жив, но знание, которое поселили в тебе, уже не дает жить в полном смысле слова. И нет надежды! Нет света в конце тоннеля! Ничего нет! Я сегодня все это испытываю на своей шкуре. Врач поставил мне диагноз, тем самым словно подписав мне приговор. До последнего вздоха не забуду его лживо-сочувственную морду и елейный голос, произносящий ужасные слова так, словно лицемерием можно что-то изменить.

Да, у меня опухоль. По всей видимости, уже довольно давно. Я запоздала с обращением к медикам, а поскольку, вдобавок ко всему, опухоль находится в практически недоступной области моего мозга – она неоперабельна. И химиотерапия уже запоздала. Конечно они сделают все возможное, но…

Что скрывалось за этим НО, мне не нужно было объяснять. Все и так было до боли понятно. У меня будто почву выдернули из-под ног.

…Я собиралась замуж за любимого человека. Уже очень скоро – летом, месяца через три. Теперь это не имеет значения. Я должна буду его оставить. Он не должен видеть моей смерти. Оставить его… уйти… пусть забывает меня… не хочу… пусть запомнит меня здоровой и красивой…да…

…Я так хотела закончить университет, и стать-таки журналистом. Два года осталось. Всего…Целых два года. Вечность…Никак не успеть…не успеть…не успеть…

…Я хотела завести собаку. С детства мечтала. Назвать его Бимом. Ждала, когда буду жить отдельно от родителей…Чтобы без помех…Только мой маленький, преданный друг…Мой и его…Не успеть…не успеть…не успеть…

Новые платья… Фильмы, которые выйдут через год…Книги, которые напишут после меня… Все будет уже после… А мне - уже не успеть…не успеть…

Я силилась поймать надежду за хвост, найти хоть крупицу утешения, молекулу радости. И не могла. Я УМИРАЮ! Какая к черту может быть радость!

Выщербленные ступени больничного крыльца, по которым я спускалась, напоминали мне ступени эшафота. Вот только я по ним не поднималась, а шла вниз. Семь ступеней, семь бесконечных шагов в безнадегу!

Как добралась до вокзала - не помню. Помню только длинную вереницу лиц, которые казались мне чудовищными в своем равнодушии к моей беде. Я ненавидела всех за здоровье, благополучие, за то, что у каждого из них, в отличие от меня, есть будущее. И на вокзале тот же сонм улыбающихся лиц, кружащих мне голову, заставляющих сердце сжиматься от лютой неизбывной ненависти.

Я забралась в маршрутку, забилась в самый дальний угол, спрятала пылающее лицо в поднятом воротнике и безучастно уставилась на огни привокзальных кафе и магазинов. Потом достала из сумки телефон и набрала номер человека, с которым намеревалась встретить старость(Боже, ты лишил меня даже старости! Какая жестокая ирония!). Он ответил после второго гудка. Я знала, что должна сказать ему. Боялась, что мне не хватит на это сил, но собрала всю волю в кулак, и на его привычное «Привет, малыш!» выпалила:

- Мы больше не должны видеться, Вадим! Не спрашивай почему. Я больше тебя не люблю! И знаю, что так будет лучше. Забудь меня. Не ищи со мной встречи. Прощай.

Не дожидаясь его ответа, я выключила телефон и с отвращением швырнула его в сумку, словно это был не безобидный кусок пластика, а гремучая змея. Я думала, что буду плакать, но глаза были сухими. Во мне словно не осталось ни капли влаги, чтобы оплакать свое потерянное счастье. Поезд жизни мчится вперед, но я на него опоздала.

Когда водитель начал собирать плату за проезд, я автоматически протянула ему положенные 60 рублей и вновь погрузилась в свои черные мысли.

К счастью, сзади кроме меня никто не сел. Поздний час. Маршрутка отъехала в Таганрог полупустой. Компания полупьяных парней расположилась впереди. Они громко переговаривались. Как же их скабрезные остроты действовали мне на нервы! Был бы у меня пистолет – всех бы перестреляла без дрожи в пальцах!

А слева, спиной ко мне, сидела хрупкая молодая блондинка. Лица ее я не видела – но заинтересованные взгляды наших веселых попутчиков откровенно давали понять, что девушка довольно хорошенькая. Несмотря на прохладную погоду она была одета в тоненькое драповое пальтишко и зябко кутала хрупкие плечи под ажурным, вязаным крючком шарфом, который скорее служил для красоты, чем для согрева.

Я почему-то долго и пристально вглядывалась в затылок своей светловолосой случайной попутчицы. Меня начали занимать мысли о том, что это за девушка, как и чем она живет, что бы она сказала, если бы я прямо сейчас подсела к ней поближе и без обиняков бросила в лицо, что умираю! Я почти видела, как ее милое личико исказится гримасой притворного сочувствия и жалости. Она ничего не скажет. А если и скажет, то все тем же приторно-сладким тоном, в котором больше яду, чем искренности! В общем, уже через пятнадцать минут пути, я люто ненавидела светловолосую красавицу, и продала бы душу дьяволу, если бы он сейчас возник рядом со мной и предложил переложить мою беду на хрупкие плечики блондинки.

Примерно через полчаса пути, подвыпившая компания дружно покинула нас, ко всеобщему облегчению. Мы остались в машине втроем: водитель, я и худенькая девушка в красном пальто. Света в салоне не было, и по лицу изредка пробегали острые как бритва лучи фар догоняющих нас автомобилей. Это было восхитительное чувство! Темнота. Скорость. Черные полотна полей в обе стороны от полотна шоссе. Мрачные скелеты деревьев растущих вдоль дороги. Мне казалось, что я уже попала в ад. И я этого не боялась. Просто отдалась на волю своих ощущений, и позволила себе потонуть в теплой волне ненависти ко всему светлому в этом мире, что отныне стало мне недоступно. Я прокляла любовь, я прокляла веру, я прокляла надежду. Я больше не хотела никого и ничего. Мир отныне отверг меня, и я принадлежу лишь самой себе! И я отвергну его! Мне же уже нечего терять!

Я почувствовала, как по лицу зазмеилась кривая злобная ухмылка.

Внезапно тишину в салоне прорезал звонок мобильника. Девушка принялась поспешно копаться в сумочке, извлекла, наконец, переливающуюся разноцветными огоньками «ракушку» и раскрыв ее приложила к уху небрежно изящным жестом.

- Алло! – приятный мелодичный голосок. – Привет! .. Я уже еду…Где-то через полчаса уже приеду…Да? – Засмеялась. Звонко и радостно. Я живо представила, как мои пальцы сжимаются на ее шейке и давят, давят, давят… - Я тоже люблю тебя, котенок! Пока!.. Конечно я буду рада, если ты меня встретишь!.. Тогда до встречи. Пока.

Легкий щелчок, возвестивший, что разговор окончен. Телефон отправился обратно в сумочку.

Новая волна ненависти прошлась по мне. Но теперь я не боялась ее, а наоборот приветствовала, как старую знакомую. Я жгуче ненавидела эту девушку, которую даже не знала. Ненавидела за то, что в ее душе сейчас царят любовь и умиротворение, а в моей – пустота, злоба и безнадежность.

Телефонный разговор, видимо, напомнил водителю о существовании у него в машине радиоприемника. Он включил его и благословенной тишины как небывало.

Как раз в это время маршрутка въехала на холм, и его вершина скрыла огни автомобилей, которые ехали за нами. Мы погрузились в почти полную темноту. Это подстегнуло меня к действию. Я осторожно, стараясь произвести как можно меньше шума сняла с себя куртку, чтобы она мне не мешала, и придвинулась поближе к ни о чем не подозревающей девушке. Я уже ощущала запах ее волос, похожий на благоухание морского ветра жарким летним днем. Чувствовала, как по ее жилам растекается кровь – здоровая кровь. Видела как под легкой тканью пальто вздымается грудь. Ну ничего, ей не долго осталось вздыматься!

Спинки сидений были достаточно низкими, а девушка достаточно высокой, чтобы ее укутанная кружевным шарфом шея оставалась для меня практически открытой и легко досягаемой. Я глубоко вдохнула и резко подавшись вперед правой рукой сильно зажала блондинке рот и нос, а левой изо всех сил затянула на ее шейке петлю шарфа. От неожиданности, она не сумела вовремя среагировать, и мой захват получился точным и удобным. Она принялась отрывать мои руки от своего лица. До крови оцарапала меня, маленькая дрянь! Но я не выпускала ее. Звуки непродолжительной борьбы и хрипы тонули в шуме мотора и визге радио. Через пару минут девушка затихла, и все было кончено.

Я отпустила ее. Светловолосая голова безвольно свесилась на грудь. Это наполнило меня ликованием! Я и ее лишила всего! Отобрала у нее жизнь, и ее у жизни! Я уже не чувствовала себя такой одинокой и несчастной как тогда, несколько часов назад, когда преодолевала семь ступеней больничного крыльца. Я все равно умру. Умру скорее, чем мне бы этого хотелось, но сейчас это кажется вполне естественным и не вызывает никаких эмоций.

Я усадила девушку так, чтобы со стороны казалось, будто она мирно спит, прислонившись головой к стеклу. Укутала ее поплотнее в ее красивый шарф, который она, несомненно, очень любила, и который в каком-то смысле ее убил. Когда, спустя десять минут, маршрутка въехала в Таганрог, я спокойно пробралась вперед по салону и попросила водителя высадить меня.

Стоя на обочине, подставив разгоряченное лицо холодному мартовскому ветру, я провожала глазами габаритные огни маршрутки, увозящей в ночь мою первую и единственную жертву. Жертву, которую мне пришлось принести своей ненависти и своей слабости. Я оказалась неспособной просто принять свою участь, смириться и достойно скоротать отпущенный мне остаток дней. Я убила человека, в надежде найти облегчение в чужой смерти, и нашла его. Я по-прежнему ликовала.

Я медленно пошла по обочине шоссе по направлению к городу. Я шла медленно, зная, что впереди меня не ждет ничего, кроме боли, разочарования и смерти. Я не боялась, что меня поймают и осудят за только что совершенное убийство. Разве это может ухудшить мое и без того отвратительное положение. Что значит для меня, ОБРЕЧЕННОЙ, какое-то человеческое наказание? Все иллюзия… Прах… Ничего нет… Ничего нет…

Забрав чужую жизнь я все-таки не вернула себе свою… И ни крупицы надежды…