21.12.2006 18:49:19

Я проснулась, услышав скрип качелей. Нереально ужасный в столь поздний час. Окно. О как не хочется вставать и подходить к нему. Выгладывать из него. Всматриваться в темноту и видеть там то, что я вижу каждую ночь... там на улице, в снах, езумных и кидающих в озноб, в мыслях, ярко всплывающих в больном, изнеможенном мозгу, в словах людей, пытающихся сбежать в нереальность, в небытиё, в книгах, пишущихся каждую неделю новоявленными авторами, коим являюсь и я сама – страх. Страх, пронизывающий нашу вселенную, являющийся частью мироустройства, живущего в молекулах нашего существа. Я вижу страх. Ребёнок, старый ребёнок катается на старых качелях, которые не выдержат никого, но лишь его, столь лёгкого и бестелесного, плачущего, зовущего в его мир матерей и отцов, которых у него не было никогда, которых лишил его Разум Великий, из-за которых он здесь в мире столь чуждом ему, в мире крови и стенаний, в мире контрастного великолепия и прикрас, в мире ненависти и любви, в мире в котором мы все живём, пытаясь, а, иногда не пытаясь, уловить смысл жизни нашей, несуществующий, в пределах человеческого понимания смысл. Старый, пропитанный плесенью и сыростью, ребёнок. Но я у окна, не хотя быть там, я всё же вглядываюсь в сумерки зимнего холодного вечера, так схожего с ночью. Улицы пусты. Никому и в голову не придёт бродить по ним. Из-за страха, опять таки. Из-за этого спасителя и губителя душ человеческих. Интересно, а что было бы, если страх материализовался б? Ничто. Это всепоглощающее ничто. Мучительное и убивающее. О Боже, воскликнули сердца принадлежащие непринадлежащим им людям. Сердца, которые являются частью целого, но забытые этим целым, существующие отдельно, вне этого целого. Связанные с ним лишь биологическим факторам. Сердца, забытые и брошенные, пытающиеся вырваться наружу и взмолить Господа Бога о спасении. Сердца, внутри одиноких и боящихся людей, чувствующих нехватку их помощи, но всё же никак не могущих это понять. Я. Есть ли я тот потерянные человек? Есть ли я часть той потерянной массы? И что лучше быть ею или не быть? Быть или не быть? Заданный Гамлетом, писаным Шекспиром, вопрос, столь великий и всеобъемлющий, столь важный сегодня, среди темноты у окна. 12. Уже 12? Когда-то люди в этот час жили, наслаждались и упивались жизнью. А сейчас лишь мы, мерзнущие и потерянные, забытые Богом и забывшие сердца. Мы, в пустыне вселенной, пытающиеся выжить, борющиеся за жизнь и нуждающиеся в любви. Но будет ли любовь? Есть ли она? И было ли то, что ты было, любовью? Всевеликой любовью. Любовью, которую Христос дарил и испытывал. Он, столь Великий и другой, но такой же по своей сути – человек. Но человек ищущий и нашедший. Человек, борющийся любовью. Человек, страдавший и восхвалявший страдание во имя и от неизбежности, а точнее восхвалявший "нестрах" перед страданием. Ибо само страдание – есть грех. Величайший грех, за который мы платиться будем нам самим. Страдание – боль, что есть не наслаждение. А в мире сим, куда мы посланы неизвестною волей, а может и вставшие из праха былых неизвестностей, мы должны искать блаженство. И наслаждаясь, дарить его другим. 12:05. О как мало мыслей передумано и придумано. Качели всё скрипят. Плач разносится по всей округе. Пропитывая своими слезами дома, стоящие одиноко в сумраке, людей живущих в этих домах, укрытые пуховиками в объятиях неизвестного, решающих вопросы, не просящие решений. Бегом туда. Туда, где мысль может обрести покой и не биться в агонии предсмертной. Туда, где можно жить, а не существовать, где можно быть бывая и мыслить мысля и без страха. Туда, где над нами не возвышатся более небоскрёбы тоталитаризма, где не текут реки кровавых слёз и где не бьётся в клетке Любовь, туда, где не слышно скрипа качелей и воя сердец. Туда…Но где это «туда»? Есть ли оно? Или это просто фантазия больного и побитого человека? Больного из-за бездействия, побитого из-за попыток, не приносящих ничего кроме боли. Но всё же стоит продолжать пытаться. Стоит продолжать попытки попыток. Стоить продолжать испытывать боль…неизбежную и во имя. 12:09. В окне противостоящего дома мелькнуло лицо. Страшное в этой страшной обстановке. Страшное не чертами своими, а душой, ибо я вижу душу. Вижу потёмки души и страхи души. Страхи, заполняющие всё и вся в этой душе. Душе без души и сердца. Вот и мне страшно стоять в этой темноте. Я хочу включить свет, но боюсь сделать и шага. И стою так. В темноте. До утра. Когда качели уже не скрипят и плачь не врывается, нараспашку, открывая запахи и шатры человека, и развеваются они. Трепеща и сгибаясь. Показывая всё, что внутри. Впуская холод и рождая озноб.