Прочтите это...
Её волосы развевались на ветру. Крупные слёзы сливались в одно с всепоглощающим ливнем. Она шла, насквозь промокшая, с вдребезги разбитым сердцем. Длинные тонкие пальцы безжалостно хрустели суставами. Душа ныла. Ныло замёрзшее тело. Она всё еще не верила и не хотела верить в то, что Он это сделал... Что Он не пожалел Её. Он просто играл... Он и сейчас играет... с тобою, мною, Ею... Он просто есть, развалившись в своих креслах, с пультом в руках и безумными идеями от ничегонеделанья. А ещё у Него есть Они. Они актёры. Они говорят, что помогают нам, а на самом деле они смеются над нами, над нашими суетными проблемами и нашими мольбами, которые мы обращаем к ним. Они еще громче и издевающе хохочут, когда мы дерёмся во имя их режиссёра, когда мы проливаем кровь друг друга... Ну ладно о них. Они не играют такой важной роли в ходе вещей. Чёрное небо застыло неподвижно, и люди стыли под ним, всецело отдаваясь созерцанию этого неба, которое всё вбирало и высасывало энергию хрупких тел и были они не в сознании. Небо было предвестником событий, которых ещё никто не ожидал, но которые можно было почувствовать. Человек чувствовал себя никем и ничем под этим небом; человечество съёжилось - оно вообще не чувствовало себя под ним. Гуляя по мокрому бульвару, влюблённые теснее прижались друг к другу, но не от холода, а от неизвестного рода чувства, щемящего давно ущемлённые сердца. И слеза стекла по щеке народной. В маленькой серой и невзрачной комнатке захолустного жильного комплекса стоял такой же серый и невзрачный гроб, в котором лежал серый и невзрачный человек, проживший серую и невзрачную жизнь. Вся та же серость и невзрачность давно переполнила улицы, мысли и слова людей. Всё больше и больше индивидуумов заканчивали жизнь вот так серо и невзрачно – пулей в лоб.… Ведь пуля в лоб стала обычным явлением в когда-то великом мире. Да…мир был когда-то велик, а сейчас стоит лишь на жалких остатках былого величия. Коммунисты взяли своё. И вместо автоматизации техники, они автоматизировали людей. «Зато порядок: нет насилия, все живут по законам, нет отсутствия среднего класса» - сказал какой-то фанат идеи коммунистов. А я бы вообще выкинула термин «средний класс» из лексикона. Потому что ВСЕ – средний класс. Нет ни первого, ни второго, ни какого-либо ещё – только средний. Тогда зачем давать или оставлять отличающее название чему-то, что не имеет что не от чего отличать, что есть одно и единственно приемлемое? Это если бы мы называли Московский Кремль Московским Кремлём Меньшего Pазмера. Ведь это есть один единственный Московский Кремль, и нет ни большего, ни меньшего другого Московского Кремля, поэтому его так и называют просто Кремлём. Вот то же самое и со средним классом. Не буду углубляться в эту тему, так как, нырнув в неё – вынырнуть будет очень мало шансов. Вернёмся к Ней…разочарованной и плачущей.
«Звуки…звуки…звуки, ты же ни слышишь ничего. Девы юной муки – Не тронут сердца твоего. Мысли…мысли…мысли. В тающем граде грехов. Смысл нашей жизни? Нет его без людских голов. Ветер…ветер…ветер Дует, уносит вновь меня…» - сильный гром заставил её прервать чтение любимых стихов. Гром гремел громче и громче. Страшнее становилось люду на улицах. Сильнее покрывались сердца коркой ледяного страха. Она стояла, подняв голову вверх, и упивалась стихией. «Ха! Меня этим уже не напугаешь. Зря стараешься. Ты слышишь меня? А? Да,…конечно же, ты слышишь. Ты ведь вездесущ. Не так ли? – кричала она, глотая слёзы. - Ты ведь есть всё, что есть. И есть суть всего, что имеет суть. А всё имеет суть. Так что ты есть всё. Ты должен слышать меня…должен…должен…должен…» - голос становился тише и тише. Вдруг, словно набравшись неведомой силой, в такт рёву грома, она закричала: « Ну почему Ты сделал это? Почему же?! Я же так верила в тебя. Верила так, как никто не верил. Верила верой любовною и доброй. А сейчас я верю, презирая,…ненавидя, отвергая сущность твою. Ты, лишив меня себя, лишил меня и смысла жизни…» - сильные руки усадили её в машину скорой помощи.
Свет тусклой лампы. Люди в белых халатиках. Нежно-голубые стены. Белое белье. Тумбочка прикроватная с тарелкой фруктов и лекарствами в приторно-бесцветных упаковках. Как ей это всё знакомо.… Опять курс лечения. Диагноз – «временное помешательство рассудка как результат зимней депрессии». Трёхчасовые беседы с ничего не смыслящими в этой жизни докторами, которые, выдумывая различные несуществующие диагнозы, пытаются обеспечить себе будущее. Люди. Люди ли? Хотя их можно понять. Они все борются, пытаясь выжить в жестоком мире, всё ещё надеясь уловить смысл этой жизни, но, увы, его нет, по крайней мере, для таких созданий как они. «Доброе утро. О! Как хорошо, что вы уже проснулись. Сейчас пойдём на утренние процедуры» - натянутая неискренняя улыбка, хитрые недооценивающие глаза, приторно-сладкий голосок и полное душевное безразличие к тебе и твоим проблемам. Она в ответ лишь отвернулась, зная, что здесь может себе это позволить. Тук. Тук. Тук. Тук, тук, тук, тук, туууууууууууук и ещё миллион туков в больной голове. «Вашу мать! Что за фак! Вы что изощренно так пытаете меня, уподобляясь древнекитайским извергам?» - еле-еле, но с ярко выраженной ноткой ярости, пролепетала она. «О, нет. Мы лишь пытаемся заставить вас подняться и пойти на утренние процедуры. Пытка будут чуть позже» - расплылся врач в гнилой улыбке. «Острым по телу. Кровь. Шок. В гневе Отелло. Бес. Порок. Пытка. Пытка. Сон вновь. Жить попытка. Боль кровь. Мракобесье. Люди. Суд. Перевесит Зло на пуд. Мысли – всплески Тень. Тень. Счастье резко В сей день. Рифмы нет-нет. Суть? Нет. В чём же смысл? Врёт. Вред. Радость. Горек Сон. Звон. Гадость в сердце - Вон. Вон» Глаза открылись. Глупый сон. Она всё ещё стояла, глядя на небеса бурого цвета. «Опять заснула… с открытыми глазами. Как мне это надоедало…» - думала она мысль частую. Она снова подумала о Нём. Закурила. Вновь наворачивались слёзы. Она всё ещё не верила и не хотела верить в то, что очевидно. «Очевидное ведь не всегда реально? И реальное не всегда очевидно…Хотя что есть реальность? Реально ли то, что мы называем реальностью? И есть реальность в нашем представление истинная реальность? И развито ли наше понимание достаточно, чтобы иметь представления о таких понятиях как реальность и нереальность? И…и! О! Мне никогда не понять того, что я хочу понять и некогда не согласиться с тем, что я понимаю» - она бубнила себе под нос эти слова, не заметив молодого человека около себя, внимательно её разглядывающего. «У вас интересный ход мыслей, сходный с моим. И интересная внешность. И смешное выражение лица. И мне безумно хочется вас где-нибудь отгореть, так как вы промокли до нитки» - капля дождя стекла с его ресницы. «А на что я вам? Я ведь даже не красива. И двум, столь ненормально мыслящим людям вместе проводить время опасно» - без тени улыбки ответила она. «Зато вы курите красиво. А что до мыслей, то пусть и опасно, зато очень полезно. Имея собеседника в таких темах, шансов попасть в психушку меньше. Вас, по крайней мере, не увидят жарко спорящей с самой собой. Ну что? Пойдёшь со мной? » - хитро посмотрел на неё он. «Уговорил. Пошли» - согласилась она. Они шли под сильным ливнем. Молчали. Думали об одном. О Великом Дне. И ни один не хотел признаваться даже самому себе, что допускает даже теоретически возможность Великого Дня. «Кстати, куда мы идём?» - спросила она то, что должна была спросить давно. «Туда, где люди начинают понимать то, что доселе не понимали. Там встречаются плюс и минус, Добро и Зло, Всё и Ничего, Чёрное и Белое, Я – мужчина и Ты- женщина.» - он замолчал. Она тоже молчала. Ей было очень холодно, что она и сказала ему. «Мне холодно». «Сними куртку. Будет настолько холодно, что холод не покажется холодом» - она резко, зло взглянула на него. – Я серьёзно. Честно» - добавил он, видя её скептический взгляд. «А я не заболею?» - спросила она, ожидая, что он ответит, хотя в действительности ей было глубоко всё равно, заболеет она или нет. «Ты заболеешь в любом случае – снимешь ли, не снимешь ли куртку. Хотя я знаю, тебе всё равно. И не отрицай. Тебе просто интересно, что я скажу. Тебе хочется проверить, достаточно ли я понимаю тебя. Нет, ты, конечно, понимаешь, что понять человека невозможно за 30 минут знакомства. Обычному человеку невозможно. Но ты не посчитала меня обычным, поэтому и согласилась пойти со мной. Так? Можешь не отвечать. Я просто так спросил.…Зная, что в ответ будет безразлично-серый кивок умной головки» - он шёл, не смотря на неё, капли дождя на лице. Она сняла куртку. И как мазохист насладилась секундной болью, а потом чувством полного отсутствия какой-либо жизни в теле. «Знаешь, я не только холод не чувствую, я не чувствую абсолютно ничего. Или я чувствую ничего. Хотя нет. Ничего в своей сути есть что-то, а то мы бы его вообще не было. Или мы бы не знали о его существовании. Ведь знания о чём-то, пусть даже о «ничего», делают это «ничего» чем-то, то есть «ничего» в своей сущности уже что-то. Ведь «ничего» всего лишь слово, а слова как ты знаешь, не всегда точно передают содержание того, что они обозначают… Мы скоро придём?» - она непонятно перепрыгнула с одного на другое. И также непонятно упада в обморок…
Долго и глупо он стоял над ней и всматривался в лицо её с большими глазами, широкими скулами и пухлыми, синими от холода, губами. "Она красива" - думал он. Он поднял её на руки и пошёл в сторону набережной. Её тело было настолько легкое, что он даже не чувствовал её вес. От неё исходило странное, для такой погоды, тепло. Он поцеловал её в лоб. И таким образом согрел себе губы. Он шёл, с нею в руках, ещё с час. И вот перед ними раскинулся берег бушующего моря. Волны врезались в пористый утёс, и взрывом брызг покрывали людей на берегу. Сейчас, этими людьми были двое - потерянная в жизни девушка и странный парень. Она очнулась, словно вода согрела её сознание. Он уложил её на мокрый песок, подостлав под неё свою куртку. На лице девушки выразилась то ли благодарность, то ли жалость к самой себе. "Почему мы пришли сюда?" - она силилась привстать, но не могла. "Потому что здесь ты сможешь прочувствовать свою боль. Сможешь отречься от неё. Сможешь встать и перешагнуть. Сможешь из слёз своих построить любовь, а не ненависть. Потому что это место - место для таких как мы - потерянных и одиноких." - он это проговорил на одном дыхании и уставился на море. Она молчала. Море завораживало. Оно словно влекло каждого, кто смотрел на него. Так и хотелось отдаться этой воде, быть частью жизни моря, быть там, а не тут в несправедливом мире. Как трудно жить сейчас идеалисту. Как трудно осознавать, что нет более понятия чести, искренности, правды, романтики...всё упирается в глухую стену реального мира, в немые лица роботоподобных людей и в бумажки, за которые дрожат даже малые дети сейчас. "Я упала без сознания, да?" - этот вопрос был задан лишь ради того, чтобы хоть как-то нарушить всепоглощяющюю тишину. "Да. А ещё ты была неправа, сказав, что некрасива. Я доселе не видел столь всепонимающих живых глаз. А точнее я не видел девушку, красота и ум которой столь плавно гармонируют. Ты мне напомнила девушку из сна." "А ты мне напоминаешь Тури Гальяно. И Раскольникова," - глупое глухое молчание, - Прости. Не хотела тебя оскорбить. Я не сравнивала тебя. Я сравнивала их с тобой. Хотя...разницы-то нет. Прости." - она так проницательно взглянула в его глаза, что они у него заболели. "Я даже не знаю, как тебя зовут." - сказал он. "А это имеет значение?" "Нет, но это может облегчить наше общение. Хотя мне и так легко с тобой общаться. Странно, но ты мне сейчас кажешься самым близким человеком." "Я - Аликс, Линк." - с улыбкой, что как-то странно, но безумно красиво смотрелась на её лице, ответила она. "Линк? Если хочешь, можешь называть меня и так" - сверкнувшая молния осветила вытатуированное на его запястье слово "Линк".
"Да, я хочу называть тебя Линк. Ты и есть Линк. Ты, сам того не подозревая, связал меня вновь с миром и с тем, во что я когда-то верила. Это как-то странно, но у меня в мозгу вновь пульсирует, я вновь чувствую кровь, текущую во мне, я вновь чувствую мысль, пытающуюся вырваться наружу, я вновь почувствовала мир так, как я чувствовала его доселе. Мир, где всё и ничего - единое целое. Мир, в который приходишь, чувствуя, что не покинешь его пустым духовно. Уже не так кровоточит рана сердца моего. Уже не так остры когти вселенной, уже не так сер и равнодушен люд на улицах. Впервые за последний месяц, я улыбаюсь в душу своему эго, я желаю жить во всепрощении, не тая желание отомстить. О! Это липкое, противное желание мстить... Оно покинуло меня... Почему? Я знаю тебя всего каких-то четыре часов и уже говорю то, что лишь моё второе «я» имело честь слышать. И я говорю с тобой так, как я бы хотела говорить с любимым мужчиной..." - она замолчала. Чёрные волосы её кружились в диком танце ветра. "Жизнь смешна ... право. Всегда происходит то, чего совсем не ожидаешь. Порой самые безвыходные ситуации оканчиваются наилучшим для нас образом. Порой люди - обычные прохожие с чужими безразличные к тебе лицами, становятся самыми близкими, и родными, и нужными. Порой луна дарит больший свет чем солнце. Порой день загадочней ночи…» - он говорил это с большим волнением. Аликс, подхватив его мысль продолжила: «Порой зимой теплее на душе чем летом. Порой враг роднее матери. Порой свет страшнее тьмы. Порой Бог жесточе Сатаны...» - она замолчала резко, закрыв глаза.. Ведь Бог и привёл её сюда вследствие своей жестокости. «Ты веруешь?» - спросил Линк. « Я не могу веровать или не веровать в то, что я знаю, имеет место быть» - она отвернулась от него. По плечам стекали дождевые капли. «Но ты не можешь знать того, во что не веруешь, или не до конца веруешь. Ведь в начале человеку дана способность веровать. Лишь затем он, пытаясь доказать правдивость своей веры, основывает её научно, тем самым более укрепляя свою веру во что-либо. Мы, люди, можем веровать, но не знать. Но мы не можем знать, не веруя». – она всё ещё обрабатывала эти фразы в своём замёрзшем мозгу, в то время как он лёг рядом с ней. «Ты мне ещё раз доказал свою способность мыслить. Выше сказанное, было основательно развито в одном из трактатов Платона. Но я хочу поспорить. Я рождаюсь. Я получаю способность воспринимать информацию. И я, будучи младенцем, уже знаю некоторые вещи, но отнюдь ещё не обладаю возможностью понимания концепта веры. Я знаю, что женщина, кормящая меня грудью своей, та, что называется матерью. Я знаю, что еда насыщает меня». «В младенческом возрасте ты просто не можешь дать название и определение чувству и понимаю своему. Ты так же не знаешь, что значит знать. ТЫ просто осознаешь, не пытаясь осознать. Думаешь, не пытаясь думать. Есть, не пытаясь понять, что значит быть. Ты говоришь, что знаешь, что еда насыщает тебя, но не веруй ты в это, и ты бы ходила голодная сутками. Напротив, ты можешь не есть, но веровать в то, что насыщаешься, и будешь не голодна. Вера – основа для знаний». «Можно я откажусь дальше продолжать спор? От голодной смерти сейчас меня и вера не спасёт. Даже вера тождественная твоей» - это было сказано с какой-то долей кокетства. «Вставай. Я тебя поведу поесть. Я здесь рядом живу. Не думаю, что ты будешь против пойти ко мне» - он встал и, не оглядываясь, пошёл медленным шагом. «А у меня есть возможность быть против? Я ведь даже не знаю, где нахожусь» - сказала она ему вдогонку. «А знала бы?» - Линк повернулся к ней. «А это имеет значение?» - ответила Аликс, ровняясь с ним. |