Стыдно убивать героев только

для того, чтобы растрогать

холодных и расшевелить равно-

душных. Терпеть я этого не

могу. Поговорим о другом.

-Ну, - заявил Зверь, прогуливаясь

вокруг стола, - давайте, убивайте

меня. Чего зря время тянуть?

- А… собственно, как? Зарезать вас

– так вы, небось, кусаться станете...

«Хуже собаки! – обреченно думал Ольгерд, устало шлепая под проливным дождем по раскисшей степи, - я хуже любой собаки. Потому что у каждой блохастой псины есть своя будка. И миска. А я вот плыву в грязище по колено, как баржа. Мокрый с головы до ног. И есть хочется так, что живот к спине прилипает. А ведь скоро ночь. Похолодает». Ольгерд, тяжело вздохнув, поднял голову и уныло посмотрел на черное, вспухшее тучами небо. Лицо мгновенно стало мокрым от дождя, - оканчиваться гроза не собиралась. Ольгерд вяло ругнулся и пошлепал дальше, опустив капюшон на лицо, так что виден стал лишь юношески гладкий подбородок и обиженно поджатые губы.

А ветер продолжал задирать края плаща, забрасывать в лицо холодные капли и трепать что есть силы кроваво-красные пряди волос, выбившиеся из-под капюшона. «Вот дрянь, - думал Ольгерд, хмурясь на тучи, - стихийника на вас нет. Пользуетесь тем, что из меня усмиритель дождя, как из козла – менестрель... Ну и ладно. Зато я скоро дома буду». Эта мысль грела. Ведь, по расчетам Ольгерда, вскоре впереди должен был появиться Харматаур – его родной лес.

И действительно, поднявшись на очередной холм, он увидел перед собой Круглую Долину, за которой черной стеной поднимался долгожданный Эльфийский Лес. Но, стоя на вершине холма, Ольгерд смотрел вовсе не на деревья, сорокафратовые стволы которых отсюда казались угольно черными. Он смотрел в долину. И то, что он там увидел, заставило его очень грязно и очень не по-эльфийски выругаться.

«Как же скоро люди обживаются везде, где только ступит их нога. Пятнадцать лет! Всего пятнадцать лет назад Круглая Долина перед лесом была пуста. И что же теперь, позвольте спросить? Замок? Да, это действительно чертов человеческий замок. А вокруг него вся долина вспахана и перерыта. Дома, поля, пастбища. Великое Пламя, эти люди просто вросли в землю. И никакими демонами их теперь отсюда не выкорчевать».

Совсем рядом обнаружилась дорога, и Ольгерд, ошалевший от неожиданности и злой, как бес, стал спускаться по ней в долину.

Скоро стемнело. Дождь все лил, словно из прохудившегося сита. И Ольгерд мстительно пожелал, чтобы весь этот замок с его поселениями, коровами, заборами и петрушкой смыло на юг. Но чем ближе эльф подходил к крепости, тем выше становились ее стены и мрачнее бойницы. «Неплохо укрепились смертные, - усмехнувшись, подумал Ольгерд, навскидку прикидывая возможность штурма, - Только вот пусть теперь найдут, от кого тут отбиваться».

Почти у самого замка Ольгерд свернул на восток, к лесу, и через несколько часов вступил под кроны первых деревьев.

Но, сделав несколько шагов, он остановился.

Что-то было не так. Лишь на уровне инстинкта он чувствовал здесь присутствие опасности, но мозг все никак не мог осознать ее. Что не так? Ловушка? Засада? ГДЕ? Натянутый до предела, словно тетива лука, Ольгерд замер, вслушиваясь, вглядываясь, внюхиваясь в мрачную глубину леса. Вот мокрая хвоя. Вот пахучая влажная земля. Темные колонны стволов. Плотный белесый туман у колен. Настороженный, сдавленный шепот листьев. Хлесткий свист веток. Угрожающий скрип могучих деревьев. И дикие, злобные взгляды. Кругом. Отовсюду. Взгляды леса, не предвещающие ничего хорошего.

Ольгерда бросило в жар. Он судорожно вцепился в край мокрого плаща, и слюна во рту вдруг куда-то исчезла, и голод исчез, и злость исчезла; осталось одно чувство – страх. Ведь его предупреждали. Говорили, но он, как всегда, не придал словам должного значения. Зато теперь, в один миг, в памяти Ольгерда, словно живой, встал отец. Длинные золотые волосы, темные глаза, белая мантия, королевский венец. «Б`ольшая часть магии эльфийского леса – в нас самих. В тебе, сын, во мне, в каждом из нас. И когда все мы покинем наш Древний Дом, пусть ненадолго, на несколько лет, он потеряет огромную долю своей магии, так же, как жилище пылится и разрушается, если хозяин покинет его».

«Что же делать? – Ольгерд затравленно обернулся. - Если лес забыл, не принял вернувшихся хозяев, то, видимо, у меня сегодня есть все шансы стать самым мертвым эльфом на свете. Как повезло! – Он еще находил в себе силы для сарказма. – Это, воистину, станет самым удачным завершением сегодняшнего проклятого дня».

Услужливая память тут же подсунула ему несколько мерзких историй о жестоких расправах Харматаура над непрошенными гостями. Эльфа передернуло. Что же делать?

Он осторожно поднял руки – вперед и чуть в стороны, ладони раскрыты, в них нет оружия – он ведь не хочет причинить лесу вреда, он же – друг. Эльф напряженно всматривался в хлюпающую затаившуюся чащу. А в голове испуганным зайцем билась одна мысль: «Не делать резких движений! Не бежать! Только не бежать – убьют!» И вдруг прямо у него из-под ног выскочил какой-то черный зверек, замер на мгновение и шмыгнул в кусты. От неожиданности Ольгерд отпрыгнул в другую сторону и тут же, подвернув ногу на корне, кувырнулся с какой-то кочки, проехал на животе по жидкой грязи и звонко хлопнулся лбом о ствол дерева. Последним, что он почувствовал, обнимая холодную мокрую землю, – были жесткие узловатые плети корней, тяжело навалившиеся на руки и плечи. «Неужели всё? Неужели ТАК?» - мысль рассыпалась искрами, погасла и растворилась во Тьме.