- Как-то раз, в один из хмурых дней этой осени, я шел с работы. День был поистине хмурый, с серыми тучами на небе, маленьким противным дождиком и промозглым ветром. Я как всегда забыл дома зонтик, и пройдясь пару минут под дождем походил на водяного, который выбрался на несколько секунд из своего болотца, увидел что на верху тоже везде вода и забрался обратно. Единственное, что на мне было сухое – это нижнее белье. Но день был хмурый не только из-за плохой погоды. Да, погода давила на настроение, навевая явно дипрессивные мысли. Но я человек оптимистичный, поэтому зерна «погодной» дипрессии никогда не всходили в моем сознании сликшом высоко. В этот раз все было по-другому. Знаешь, как говорят, что жизнь как зебра: черная полоска, белая, черная, белая... А потом. – Максим развел руками. – Если это было не оно, то очень близко к нему. В тот день меня выгнали с работы. И за что, за какой-то пустяк! Когда я, собрав свои вещи, направлялся к выходу из здания моей, уже бывшей, работы, у меня запиликал мобильный телефон. С трудом достав из кармана джинсов серую раскладушку (мои руки были заняты коробкой с вещами), я взглянул на дисплей. Звонила моя любимая. Не догадываясь, что ждет меня впереди, я ответил на звонок. Я думал, что это когда-нибудь случится. Если все не закончится свадьбой, то мы можем надоесть друг-другу и по общему согласию расстаться. Но не в тот же день! Голос любимой был немного не такой жизнерадостный, как всегда. Она говорила очень серьезно. Из ее слов я слышал отдельные куски, со связью было что-то не так. Или со мной. Я понял только четыре слова, которые она произнесла «Я от тебя ухожу». Дальше я уже не слушал. Сложив раскладушку, я взял свои вещи и вышел из здания. Проходив под дождем в трансе десять минут, я вдруг осознал, что очень намок. Что мне хочется коньяка и горячего кофе. А еще хочется закутаться в плед и заснуть. Но перво-наперво мне хочется в горячий душ, чтобы ласковые водные струи успокоили мою психику. Я поймал такси. Сел на заднее сиденье старенькой волги, назвал свой адрес... И начал жаловаться таксисту, незнакомому мне человеку, на свою жизнь, на все мои неудачи и несправедливость этого мира вообще. Старый небритый кавказец, следя за дорогой, выслушал мою злобную тираду. Я замолчал, когда увидел в окнах машины свой дом. Такси остановилось у самого подьезда, и уже когда я расплачивался, таксист безо всякого акцента произнес: «Ты все сказал правильно. Жизнь – полное дерьмо, мир не справедлив, а любовь в наше время очень редко что-то стоит. Но есть кое-что еще. Из-за чего люди живут, не существуют, а живут в этом мире». В полной оторопи я вышел из салона, бегом направился к своему подьезду, стараясь, чтобы мелкие капли дождя больше не попадали на меня... – Максим сидел с толстой сигарой в зубах на крыше своего дома. Дом был высоким, Максим занимал одну из квартир на верхнем этаже и вот уже года два как обустроил крышу под себя. Здесь можно было найти два пластиковых шезлонга, на одном из которых он и сидел сейчас, маленький столик и автомобильный холодильник. На втором шезлонге сидел я. Катая между пальцами недокуренную сигару, я спросил:

- И когда это было, Макс?

- Три дня назад... Да, от меня ушла Лиза. Громко хлопнув дверью и забрав половину из моей коллекции дисков. – На лицо Макса наползла грустная улыбка. Но через пару мгновений грусть сменилась весельем. – Буду жить дальше. Я, кстати, уже разослал свои резюме по нескольким конторам. И из одной уже получил ответ.

- Хочешь? – я достал прохладное пиво из холодильника, и протянул одну бутылку Максиму.

- Не откажусь – послышался щелчок открываемой бутылки. – О, начинается! – он указал на восток, откуда показался маленький кусочек солнца. Мы просидели за разговорами, пивом и сигарами полночи. Максим взлетел с шезлонга и подбежал к кромке крыши, чтобы лучше рассмотреть восход. Он что-то кричал, махал руками... Когда солнце вышло окончательно, он спокойно вернулся на шезлонг.

- Прости Максим. Но я должен у тебя спросить. – его лицо сделалось серьезным и чуточку хмурым.

- Спрашивай. – Он затянулся сигарой и выдохнул столб приятного дыма.

- Ты согласен? – Мне показалось, что Максим задумался. Но через несколько секунд он замотал головой и ответил:

- Я еще не решил. Приходи через несколько недель. – Я встал, подошел к нему и пожал руку на прощание. Ладонь была шершавой, пожатие было уверенным. Максим не успел разжать мою ладонь, когда я исчез. Просто растворился в воздухе, оставляя после себя неприятный запах озона. Он громко ругнулся, сжимая пустоту и произнес шепотом:

- Вот уж позер...

***

-...Жил-был человек. Обычный человек, каких на планете Земля можно найти около шести миллиардов. Талантов он особых не имел, ум у него тоже был средний. Не совсем тупой, но и гениальности в нем не было совершенно. Просто человек...

- Да, я понял, можешь не продолжать аналогию.

- Хорошо. Только, пожалуйста, больше не перебивай. Но была в этом с виду совершенно обычном человеке одна странность. И не то чтобы странность, я думаю, лучше будет сказать "особенность". У этого человека совершенно отсутствовало чувство страха. И не строй такой выразительной гримасы. Такое может быть. И тем более это же не документальный, а художественный рассказ. Я не знаю, почему это чувство у него отсутствовало. Может, это из-за психологической травмы, которая была нанесена какими-то мрачными событиями в его детстве. Так бы тебе объяснил это мастистый психолог. А может, просто таким родился и это какая-то генная аномалия. Так бы объяснил это генный инженер. А может его украли инопланетяне и удалили чувство страха. Так бы тебе объяснил это Фокс Молдер. – Я улыбнулся. - Впрочем, не будем заглядывать далеко в прошлое этого особенного человека, а поговорим о нем в целом. Страха у него не было никакого. Ни абстрактного, что завтра землю захватят инопланетяне, на его дом упадет метеорит, а всю Землю охватит ядерная зима. Ни бытового, что завтра его бросит девушка или жена, выгонят с работы и он потеряет свою двухкомнатную квартирку в блочном доме. Ни страха страшного, извини за тавтологию. Такой страх наступает непосредственно перед событием, которое происходит с тобой. Страх это липкий, шокирующий. От него сердце бьется намного сильнее, а у некоторых перестает биться вовсе. Такой страх наступает, когда другой "человек разумный" держит в правой руке пистолет, скажем, Смит и Вессон, который направлен тебе в лоб. Или когда все тот же гомо сапиенс держит нож прямо у твоего горла. Все, понял, хватит аналогий. Вообщем, такого страха у него тоже не было. Он не боялся даже когда попал в милицию. Схватили случайно, за драку. В той драке он даже не участвовал, а просто стоял рядом. Его закинули сначала в старый милицейский уазик, не забыв пару раз дать ногой по ребрам. А потом в вонючее КПЗ. Он пробыл там неделю. Его три раза водили на допросы и заставляли писать чистосердечное признание. На каждом допросе его били по печени и почкам резиновыми дубинками. Наша доблестная милиция знает куда и чем бить. Ему было очень больно. И все же он не боялся. Хотя в камере харкал кровью, побитые места ужасно болели, а впереди, через один день должен состояться еще один допрос. Он даже чистосердечного не написал. Родители вытащили его оттуда. Он месяц потом лежал в больнице. И не боялся. Страха просто не было. И вот он дожил до преклонного возраста. Сидел перед камином, закутавшись в плед, попивал коньяк, и вспоминал прожитую им жизнь. Анализировал, думал. У него была интересная жизнь. У него были дети, старший сын и дочка. Сыну сейчас уже тридцать пять лет, а дочке всего тридцать. Он многого добился в жизни. Создал собственную компанию, которая оказалась довольно успешным игроком на рынке. Сейчас ей управляет сын. Женился. Правда, жена, милая Елизавета, умерла два года назад. Но, он не сильно скорбил, зная, что скоро очередь придет и за ним. Ему не было страшно. Раздумья и воспоминания растянулись до позднего вечера, он не один раз подливал коньяк в свой бокал, потом перешел на виски. Не знаю, может, это алкоголь сыграл свою злую роль, но он вдруг понял. Понял, что прожил свою жизнь без страха. Без единой нервной капли пота. Без седых волос. Без страха. Он задумался над этим. И его захватила страшная догадка. Он понял, что прожил жизнь без одного из определенных самим Богом, человеку чувств. Что на самом деле он ущербный, не такой как все. Он не разу не узнал, как это, когда твои страхи не оправдываются, и приходит веселое облегчение, которое теплой волной разносится по телу. Он же и своих детей научил никогда ничего не бояться. Блуждающий взгляд упал на электронные часы, которые показывали три часа ночи. Махнул рукой своим мыслям, взял трубку телефона и набрал домашний номер сына. Сначала сын несколько удивился позднему звонку старика, но потом понял, что тот хотел ему сказать. И даже немного забеспокоился за отца, забоялся. Ведь страх - это чувство присущее всем людям, без исключения.

Максим откинулся на спинку удобного кожанного кресла. Сложив ладони «лодочкой» он держал широкий бокал с каплей коньяка на дне. Он пригубил коньяк, ухмыльнулся и спросил:

- Ну как, понравился рассказ?

Я немного помедлил, прежде чем ответить на его вопрос. С удовольствием отхлебнул коньяк со своего бокала, аккуратно поставил его на столик и только потом сказал:

- В принципе хорошо, и задумка интересная. Но мне конец не очень понравился.

Максим еще раз ухмыльнулся и ядовито произнес:

- Тоже мне, литературный критик нашелся.

Я задумчиво надул щеки и тихо ответил:

- Да и ты не профессиональный писатель.

Максим захохотал. Смеялся долго и выразительно. Я ждал, попивая коньяк, пока он успокоится.

- Молодец, хвалю! Хорошо меня укусил. Даже я бы так не смог.

- Максим, что с тобой творится? У тебя все в порядке?

- А я-то думал ты все про меня знаешь. Разве у вас слежка не предусмотрена за новичками?

- Нет. Не предусмотрена. Так что давай, рассказывай.

Максим поднялся с кресла, и тяжело пошел в направлении кухни. Я только сейчас заметил что он уже изрядно пьян. С кухни он принес две стопки и бутылку водки. Водка была охлаждена до правильной температуры, и если бы мне нравился этот напиток, я бы с удовольствием составил Максиму компанию. Он налил себе стопку, вопросительно посмотрел на меня. Я только покачал головой. Максим наполнил и вторую стопку, положив сверху ломоть черного хлеба. Отвечая на мой вопросительный взгляд он тихо произнес:

- У меня мать погибла. В автомобильной аварии. Сорок дней уже. Больше месяца прошло, а мне все хочется иногда позвонить и спросить как у нее дела. Рука сама тянется к телефону, пальцы набирают знакомый до боли номер... И только тогда я вспомниаю, что звонить некому. – он залпом выпил водку. Я молча встал с кресла и обнял его, похлопав по спине.

- Сочувствую тебе Максим. Но все равно должен спросить... – он прервал мою фразу взмахом руки.

- Я еще не решил. Мне нужно время.

- Я могу тебе его дать. Но обряд должен произойти до следующего солнечного затмения. У тебя ровно две недели. Я буду ждать. – я помахал ему рукой, исчезая. Я знал что он сегодня будет делать. Включит грустные песни, что-нибудь из блюза. Будет пить водку, стараясь забыть, какой сегодня для него день. Уснет ближе к утру, а завтра не пойдет на новую работу...

***

- Вчера вечером делать мне было совершенно нечего, и я от скуки включил пылящийся на высокой тумбе в зале, телевизор. Я никогда не любил ящик от мозгов и почти никогда не использовал его по прямому назначению. Я смотрел на нем фильмы на видео-кассетах и дисках. Программы я смотрел очень редко, хотя и исправно платил за кабельное тиви с сотней каналов. В этот вечер было особо скучно, фильмы взятые в ближайшем прокате я уже пересмотрел, и пульт от телевизора так удачно лег на ладонь... По первому каналу показывали новости: «КНДР опять провели испытания ядерного оружия...» вещала с экрана дикторша, чем-то похожая на строгую учительницу начальной школы. Поморщившись, я переключился на другой канал. Там выступал известный юморист, в который раз рассказывая всем надоевшие шутки: «Старый друг стоит новых двух. Это была реклама карточки Мастеркард!..». Народ, сидящий в зале прямо ухохатывался, хотя лично мне не совсем понятен повод для веселья. Хотя тут действует установка – «я иду на концерт чтобы смеяться, я заплатил деньги и буду смеяться, смешно мне или нет». Я клятвенно пообещал себе, что если на следующем канале будет подобная лабуда, то я выключу телевизор и пойду гулять в ночной клуб. Клацнув кнопку на пульте в третий раз, я очень удивился. На третей кнопке в моем телевизоре оказался канал «Культура». Камеры тоже были установленны в зале со сценой и зрительскими сиденьями. Но зал был поменьше того, в котором выступал известный юморист, а на сцене стоял, потупившись, немолодой мужчина, чем-то смахивающий на грузина. Волос на голове у него почти не осталось, а те что остались были седые. Крупное лицо венчала седая бородка, на носу у него сидели очки. Линзы в них были несоразмерно маленькие для такого типа лица. Это был известный писатель, чей псевдоним на японском языке означает «злодей». Зрители в зале передавали друг-другу микрофон и задавали ему вопросы. Разные. Порой смешные, порой серьезные. Разговор шел медленно, но чем-то увлек меня. Тут микрофон достался мальчику, лет двеннадцати. Знаешь, такой стандартный мальчуган, с большими карими глазами, длинными черными колючими волосами на голове и курносым носом. Мне стало интересно, о чем же он спросит. Мальчик неуверенно поднес микрофон к губам и по залу разнеслись звуки его тонкого голоса. Начал он так: «У нас, у писателей...». Известный автор улыбнулся, по залу поползли тихие смешки. Мальчик не потерял и доли серьезности в голосе. «..бывает так, что напишешь что-нибудь, перечитаешь...». «Злодей» улыбнулся еще шире, в глазах у него заплясали лукавые огоньки. Хотя, может это просто был отсвет прожекторов... «...скомкаешь и выбросишь. У вас такое было?» Писатель стал что-то рассказывать про своего японского коллегу, который много раз переписывал свой роман, меняя персонажей, сюжет и место действия... В результате он получил за него Нобелевскую премию. Но я уже не слушал. Ко мне в голову пришла одна из таких мыслей, которые не часто приходят в голову обычных людей, а не великих мыслителей и философов. Не знаю, может эта мысль уже приходила тысячам и миллионам други людей... Но ко мне она пришла впервые. А мысль была такая: «Все вокруг – бесконечное повторение». И скоро этот мальчик так же, как и этот писатель будет стоять на такой же сцене и отвечать на вопросы зрителей. А кто-то увидит это все и расскажет эту историю тебе...

- Ты же знаешь, нас очень мало и мы не являемся кому попало... – хотел прервать я его, но не получилось.

- Тссс. Не порть рассказа. И после всего этого я принял решение. Может ты разочаруешься в моем решении, а может обрадуешься. – Я напрягся всем телом. – Но мой ответ тебе – да. – Последнее слово он произнес одними губами. Я расслабился, кивнул... Медленно встал, взял его за руку... Прикрыл глаза, сосредоточил энергию... Вот она тонкой струйкой перетекает через меня в его тело... Энергия медленно блуждает по его телу в поисках Ядра... Вот она нашла его... Пытается пробиться... Максим кричит... Вырывает руку... Но я не пускаю его, если контакт остановить он умрет... Энергия пробилась... Заполнила Ядро... Я остановил ее... Хватит... Безчувственно рухнул на кресло... Максим сидел, выпучив глаза. Для него открывается целый мир новых возможностей. Он должен научиться всему этому. Но, как же чертовски трудно становиться бессмертным...