…Я помнил иное время - время его вящей славы, - когда он вместе со своими тремя юными друзьями, составив обаятельный музыкальный квартет, выкатился кубарем на музыкально-эстрадный Олимп.
О, я хорошо помню их появление. Они входили злые, веселые, знаменитые - и шлейф славы услужливо волочился за ними. ...и вздрагивали половосозревающие девочки из ПТУ, и учащенно трепыхались сердца солидных, сентиментальных матрон, когда - - - - когда - - - - на сцену... ...упругой походкой... ...расточая направо и налево мед обещающих улыбок... ...поднимались эти четверо... ... мальчиков? ...бой-френдов? ...плейбоев? ...служителей муз? ...Четверо расторопных молодцов, не лишенных таланта, - - а, может быть, и наделенных им, - появлялись на сцене. ...Питерская четверка появлялась на сцене, и: зал задыхался в предчувствии скорого оргазма. Как они тонко словили эту потребность вожделенности! Как они великолепно срежиссировали свое появление на людях, имитируя «ливерпульскую четверку» - даже костюмчики у них были порой под стать «Битлам»: брючки в дудочку, пиджачки и узкие, как жало змеи, галстучки.
И неслась в зал музыка, грохотали барабаны, верещали музыкальные глотки, подпевали ликующие залы.
Что заставило его, кумира уездных и столичных барышень, вдруг вспомнить о своем затертом еврействе? Что бросило его в мощную, яростную волну эмиграции-репатриации? Зов крови? Желанье эпатажа (но - кого? и - для чего?)? Неужели ему и в самом деле грезилось, что заграница примет его в свои объятья и вознесет на зарубежные высоты только лишь за одно этническое происхождение и минувшую славу? На эти вопросы может ответить только один человек – он сам, если, конечно, будет честен хотя бы перед самим собою.
Но: так или иначе, за рубежом жизнь распорядилась по-своему: и любимец публики, «дам уездных кумир» бросался из стороны в сторону, хватался, как утопающий за соломинку, за любую возможность заявить о себе, спеть, сказать, прокричать. Ну и что? Первое время он еще появлялся в каких-то концертах, на него смотрели, как на некую диковинку; но и диковинки приедаются, но и экзотика – рано или поздно – увядает, приедается. А: он все не понимал, что его на самом деле тяготит багаж прошлого; и нужны: новый ход, смена декораций, смена образа; нужно переходить на новый язык не только в прямом, но и в переносном смысле этого слова. Он все не понимал, …что юность прошла, наступила зрелость; и надо принимать зрелые решения, находить новые пути.
Из всей питерской «четверки», пожалуй, эту нехитрую истину уяснил для себя лишь один из всей группы, реализовав себя во многих ипостасях: телеведущего и автогонщика, шоумена и киноартиста, заботливого мужа и находчивого предпринимателя. По своему амплуа - «простак» - на поверку он, однако, оказался не таким уж простаком, каким выглядел на экране и на сцене: все просчитал, все выверил, все продумал, и: был прав.
...А что же мой герой? Этот неугомонный мальчик по-прежнему жаждал славы - той, пленительно-»пэтэушной»; не понимая, что может открыться новая глава в его жизни (а она уже потихоньку стала писаться; нужно было приложить еще немного усилий, еще чуть-чуть; его стала уже узнавать публика, стали приглашать на телевидение, он начал сниматься в кино). «Не понимая...»? А может быть, понимал, но не захотел ждать, бороться? Не хватило мудрости и терпения; да и юность, помеченная славой, заманчиво звала обратно этого, в общем-то, одаренного и неглупого человека. Но сдается мне, что была еще одна причина, о которой этот лихой парнишка в своем шумном историческом минувшем даже и помыслить не мог. Его жена, - скромница, бывшая всегда как бы на вторых ролях, терявшаяся в тени славы своего соловьиноголосого супруга. И вдруг… О, превратности судьбы! О, метаморфозы актерской жизни! Именно за границей на эту «златовласку» бурным селем обрушилась слава, шустрым селезнем налетела известность. И больше всего к этому оказался не готов сам порядком поникший от удивления кумир. «Златовласка» была у всех на устах: она получала всевозможные призы, снималась в кино, играла в театре, вела передачи на телевидении, выступала с собственными программами - публика боготворила ее, рукоплескала. Она стала символом несиюминутной славы; блондинка, гордячка, в горячке выходившая на сцену, произносящая… нет, не так - - проживающая каждую фразу на чужом для нее языке, «звук «р», как виноградину, катая за тонкою оградою зубов…». Но: это уже другая история - там расходятся пути-дороги звездной пары; там начинается глава «Прощание с кумиром» (и это, как мне кажется, прощание с его талантом, сгинувшим на необъятных просторах России и ее славного ТВ; где носит сейчас сладкоголосого соловья пэтэушной юности? где прохлаждается бывший питерский плейбой? кого покоряет он ныне? и – главное – чем?); там - в другой главе, нам, в принципе, и не очень интересной - «златовласка», внезапно сходит со сцены, окунается внезапно в сытую «аглицкую» жизнь. И сие, в конечном счете, означает и прощание с е е талантом: нет отныне актрисы - есть добро-порядочная жена вальяжного лондонского джентльмена, словно сошедшего с потрепанных диккенсовских страниц, или – того лучше – выпавшего из анекдотов на «английскую тему»: - Ваша жена, сэр, была сегодня со мной слишком холодна… - Что вы, сэр, она и при жизни не отличалась особым темпераментом…
И все же повторю вопрос, как в школе учитель повторяет в конце урока свой вопрос, дабы закрепить пройденное (точнее, не вопрос, а вопросы): - кто видел в последнее время увядшего кумира? - где пролегают его певческие пути? - куда закатилась желтая дыня его славы? Да и группы его нет – даже пыль воспоминаний о ней рассеялась в этом холодном мире, не оставив следов. Иные песни придумала жизнь, иные - непотребные - мелодии потребны российской попсе, иные юные кадры штампуют на «Фабрике звезд» - безликие квелые клоны, без голоса и души.
…А ведь была в пении этого кучерявого серафимчика душа, был шарм, было обаяние таланта, привкус непохожести. Неужели все это ушло с юностью? Испарилось? Исчезло? Улетучилось?
…А мы не виделись с тобой Сто лет………………………
И не увидимся уже. Привет.
Марк Котлярский |