Мне жена была всегда понятна как вчерашний день, а сегодня впору звать её отчуждённо, по имени-отчеству.
Появились чудинки сразу, как начала работать секретарём – референтом у большого начальника. Возомнила, что должна соответствовать новому статусу. Ну, что ж, деловой стиль одежды – это мне понятно. Причёску в лучшем салоне - тоже понять можно. А вот духи непременно от Диора – не укладывались ни в бюджет, ни в мою голову!
Речевые изыски фрау-мадам уже выдавали её рафинированность. Если спросит заковыристо: «Жидкость в чашечку налить?» – то мне голову ломать не приходилось совершенно, понятно, что речь ведётся про чай или кофе. А жидкость другого рода я разливал по стаканам уже во дворе с мужиками. Разжижал в себе безутешные нервные потрясения.
Пытался вникнуть в её душевную перестройку без всякого критического анализа. Себя наизнанку выворачивал в угоду ей. Уже избегал в речи естественные доселе вульгаризмы. Уже носки стирал не еженедельно, а каждый день. Уже не швыркал носом в ванной комнате, мыл за собой раковину и в туалете не курил. Увы! Тщетно всё, оценённым не был. Романтика супружеских отношений остывала явно. Налицо патология в стадии клиники, и процесс пускать на самотёк было преступным.
Приспело время обсуждения отпускного вопроса – где, когда, почём, на чём? … Её бзики на этот счёт были предсказуемы, и тогда заявил я с иезуитской хитростью как врач, упреждающий недуг.
- Дорогая, тебя уже знают на иноземных и отечественных морях. Ты приметная там в своём колорите, и тебе известны нравы и привычки отдыхающего контингента. А как хороша не востребованная тобой российская деревня! Закрой мечтательно глазки, затаи дыхание и ... .
Чу! Ты слышишь, как сладко утром поют петухи и соловьи вечером?! Оо-о! … А как прекрасны росяные травы спозаранок и закаты солнца над рекой! Мм-м! … А какой словесной палитрой воспевал всё это великий русский интеллигент Тургенев! Ах! … Надо обязательно постичь душу писателя и девственную красоту природы, тогда человек станет особенно утончённым.
Я попал в её душевную струю, и, подумав несколько, она согласилась с моими доводами.
Между тем тётушка в деревне уже давно и настойчиво приглашала нас погостить. Жила вдово, а единственная дочь давно уехала к мужу за кордон, в Молдавию. Ко мне отношение одинокой женщины было сродни материнскому, и я благодарно ценил это.
- Соскучилась по тебе, - пишет письмо, - Хочу видеть твою красавицу, да и крышу надо починить.
Последнее признание тем более подтолкнуло к принятию решения, и … мы в дороге.
Сейчас в России глубинка начинается там, где кончается асфальт и начинается бездорожье. Своей машины не было, но автобус довёз до нужного километрового столба.
Два часа неспешно топали по полям, да рощам, оглядывали панораму, дивились красоте её и вот мы в деревне.
Смотрю, дом тётушки покрыт свежим рубероидом. И сама она стоит в воротах, смеётся.
- Искала предлог выманить тебя из города. Разве можно дорогих гостей нагружать работать?! Отдыхайте, а мне радость - видеть вас.
Поздоровкалась душевно, благодарно засмущалась, когда вручили ей подарки. Потом собрала на стол деревенскую снедь, и мы выложили следом городские продукты. Хозяйка поколебалась чуток, но решилась и принесла из сеней бутылку браги, заправленной брусникой. Я не преминул, и Наташа, насторожив брови домиком, пригубила - надо было постигать тургеневский дух. За разговорами время пролетело незаметно, затемнело, и нам постелили в избе. Сама же тётушка улеглась в сенях под пологом от комаров, там якобы прохладней.
Жила просто, без телевизора, но радиоточка имелась, хотя работала она по техническим причинам эпизодически и была непредсказуемо самоуправной. Ну, и вот … .
Откукарекали последние петухи и мы улеглись по спальным местам.
Наташа прижалась ко мне.
- Как всё интересно!
Спали уютно, душа в душу, сиамскими близнецами. Бесцеремонно разбудил нас спозаранок рыкающий мужской голос над головой.
- Доб-р-ро-е утр-ро! …
Жена проснулась мгновенно, ойкнула стыдливо и в панике натягивать стала одеяло на себя. … Тревога оказалась ложной, ожила вдруг негаданно радиоточка.
Утро – так утро. Поплескались водой под умывальником. Выглянул в сени. Тетушки не было, не иначе, козу пошла определять на травяную лужайку.
Заглянул в печку. Стоит чугунок с ароматом картошки. Пошевелил содержимое ложкой. Так и есть, толченая картошка с не опознанным наполнителем, который несколько портил оптовый вкус. К деревенской кухне надо привыкать, и решили с Наткой завтракать тем, что нашли.
Позже явилась запыханная тётушка, заболталась с соседкой на улице.
- Что поднялись в такую рань? Спали бы ещё, - и сразу засуматошилась кормить нас. Мы её успокоили, что якобы насытились УЖЕ и вежливо похвалили: «как всё было вкусно-о». Когда же признались, ЧЕМ завтракали, то хозяйка за голову взялась.
- Господи! Это же я помои поросёнку приготовила!
Наташка и обмолвилась только.
- Умереть – не встать! Мои мадамы на работе обалдеют!
К свершившемуся факту оставалось относиться философски. Поросёнок нас простит, а время покажет, насколько приемлемым оказалось это блюдо для нас.
Итак. Тётушка приняла подчёркнуто хорошо, поросёнок был безразличен к нам, гусак шипел, гнул шею, однако не более того. Но коза Любка буквально терроризировала Натку и это стало проблемой. Наклонит голову, рогами целит на мою мадам, а та в ужасе и с визгом на спасительное крыльцо. Я нашёл у плетня и выдал ей в руки дрын, как страховой полис. Милая возмущённо бровки домиком, но выходила на двор уже с палкой, бормоча сокровенное. Ясно, что кризис надо было переломить.
Вечером козу я поймал, насильно в углу плетня зажал, подсунул под неё ведёрко и жене, чтобы сполна утвердиться ей в глазах скотины.
- Дои злыдню!
Под моим руководством, с пыхтением, смешочками и с грехом пополам, но коза была выдоена. Видеть надо, с каким удовольствием Наталья угощала и пила сама это молоко, извлечённое своими руками из нужного места. Даже ляпнула в азарте, что это её молоко. … Любопытство породило страсть, и как дело к вечеру, кивала с улыбкой мне на двор.
- Время доить Любашу.
У двух особей, рогатой и комолой возникали приязненные, взаимовыгодные отношения. Настал момент, когда Натка сама, без моего сопровождения выходила храбро на рандеву с козой. Кусочком хлеба ублажит подругу, а та и рада стараться ноги раскорячить над ведром.
Привыкать приходилось ко многому. Специфика быта своя в деревне. В кроссовках не находишься по двору. Галоши, лучше на шерстяной носок, и другого варианта нет. Если нужда нечаянно нагрянет, то в определённое место только и добраться в такой обуви, притом ступая аккуратно и дыша через раз. Тем более что это заведение находилось под одним навесом с хлевом, пропитанным СВОИМ впечатляющим амбре.
Конечно, я обязан помочь тётушке и всегда был готов на это с радостью. Вот она и призналась, что есть дрова, уже приготовленные загодя, и надо бы их вывезти из леса.
Я на конный двор. Конюх Терентий помог мне запрячь в телегу кобылу Биксу. Учитывая её строптивость и упрямство в нежелании работать, взнуздал жёстко. Лошадь недовольно погоняла удила челюстями и обречённо насторожилась. Терентий напутствовал, что Бикса с норовом, без мата не тронется с места, это для неё как труба строевому коню.
Осознав метод управления лошадиной силой, я подъехал к дому. Наташа радостно выбежала ко мне и запрыгнула в телегу.
- Вперёд, мой гусар!
Надо трогаться, и я поэтапно даю команду сначала жене.
- Заткни уши пальцами.
Затем «протрубил» магическую тираду, и лошадка тронулась с места.
Вижу, у моей мадам брови удивлённым домиком. Видимо, подслушала в любопытстве то, что изрекалось лишь для Биксы. Но объяснения не потребовались, она моё «фе» обдумывала молча.
До деляны в лесу было километра три, и я принудил лошадь на рысь. За ночь она застоялась в конюшне, а по натуре была очень непосредственной и, конечно же, оконфузилась.
Приподняла вдруг хвост и в такт бегу стала издавать ароматные звуки. Наташа опять напряжённо бровки домиком и вопросительно глазками на меня. А мне и сказать ей нечего, мероприятие было самым естественным и не безобразным потому.
Молчание было недолгим. Свои права Натка озвучила уже набившей оскомину фразеологией.
- Если в телеге интеллигентная дама, то мезим для кобылы незаменим.
А поскольку её политическое предпочтение держалось на одном ките – текущем моменте, то и окончательное резюме родилось тут же.
- В партию зелёных вступать буду.
Я нагрузил дрова, перетянул на возу их верёвкой - и неспешно домой. Птички щебечут, мухи жужжат. Натка попутно собирала цветы и плела венки на голову. Вижу, как млеет она на природной шири, как прочувственно посему читаются стихи.
- В цветах любви весна-царевна
По роще косы расплела,
И с хором птичьего молебна
Поют ей гимн колокола.
А вечером её поэтические азарты продолжились у козьего вымени.
Растопыривши глаза,
На меня идёт коза.
Но я не робкого десятка
И воротить не буду пятки.
И заглохло «бе-е» от шока,
Я своё взяла с наскока.
Забот в доме хватало всегда, и когда тётушка стала собираться на завершающий сенокос, мне сам Бог велел напроситься в активные помощники.
В деревне всегда жили взаимовыручкой. На косьбу в добровольном наряде были Терентий – конюх, Павлушка – друг всем за миску и чарку, да вот я. А тётушка с Наташей вышли ворошить траву, уже скошенную загодя.
Деревенские мужики не были субтильными, но жилистые, сухие телом, без мышечных красот. Мне, как накаченному спортсмену, казалось, что уж тут-то я «буду на коне», что называется. Кабы так.
Выстроились клином и пошли махать косами по росяной траве. Вжик – вжик. Скоро однообразные движения сковали тело - ныли руки, ноги, деревенела шея, но сдаваться никак было нельзя. Впереди Терентий без оглядок, сзади Павлушка наседал мне на пятки и травмировал душу сентенциями.
- Не гни голову, … держи колени прямо, …. косой ниже работай!
Скоро втянулся, однако, и видел, как мои девушки в белых платках на головах, ходили по скошенным валкам и ворошили их вилами. Как там моя хорошая? Не сникла ли духом, не проклинает ли меня?
Произошла метаморфоза. Наташа стала вновь понятной и вполне пригодной даже в деревенской жизни. А что?! Если уж козу даже доит, то … ! Видел, что и ко мне она проявила интерес, обнаружив неожиданные ей мужиковские таланты. Я ловил на себе романтические взгляды и млел под ними, как юнец перед первым поцелуем.
Брови её в удивлении часто поднимались домиком, но отказываться от всех рефлексов, диктуемых моментом, резона не было. Относилась терпимо, с юмором ко всем непоняткам в этой жизни. Тётушка влюбилась в неё явно, а я гордился итогами своей ушлости.
Время прошмыгнуло незаметно, пора и честь знать. Домой потянуло. Тётушка напоследок захлопотала у квашни с тестом. В деревне хлеб пекли и сами тоже, редки были случаи, когда привозили его из города. Вот и на сей раз взялись выпечь его на поду. Тесто подходит, а мы в баню! Досыта, от души нахлестались вениками, а потом из самовара пили чай с душицей. Наташа держала блюдце на прямых пальчиках торчком, дула на кипяток, озорничая и раздувая щёки, схлюпывала содержимое. Чем не мытищинский ритуал?!
Да и хлеб на поду получился отменным! Душистый, с зольной корочкой внизу. Эту горячую корочку Наталья смаковала как пирожное с парным молоком, забыв про изжогу и повышенную кислотность в желудке.
Когда же утром настал момент убытия, то вручили нам берестяной кузов с хлебным караваем, травяным сбором и куриными яйцами в подарок. А тётушка уже не меня, а Наташу в первую очередь приглашала на будущий год. Та отвечала с довольной улыбкой.
- … И бороться-бороться за козьи надои!
Терентий подогнал почётно ко двору дрожки – тип пассажирской телеги. Сели мы и ещё три бабы, как безобидно именуют женщин в глубинке без всякого контекста. С кошёлками они собрались на трассу торговать деревенской снедью. Ехали, лузгали семечки, переговаривались о своём, да нас пытали расспросами – «что и как». Двигались лениво. Терентий хлестнул лошадь прутком, та побежала прытко, и на первой же ухабине дрожки сильно тряхнуло. Моя жена совершенно спонтанно возмутилась.
- Осторожно, бляха – муха! У меня яйца!
Терентий не оглянулся, думая о своём, буркнул философски.
- У всех яйца.
Наташа оглянулась на меня, улыбнулась, повела глазами на женщин в подводе, и брови её не поднялись домиком.
Впереди угадывалась автотрасса, уже видны были машины гуськом. Глубинка завершалась.
Соловья, однако, мы так и не услышали, прошла его сезонная любовь. Быть в деревне и не услышать волшебника – это нонсенс. Придётся корректировать будущий отпуск. Предпосылки к этому во главе с козой Любкой сложились прочные.