Медленный танец закончился, мгновенно сменившись на быструю, ритмичную музыку. Народ не готов после бурных объятий к быстрым скачкам, и махнув на пляски, дружной толпой потянулся к праздничному столу выпить и закусить. Нужно перевести дух, успокоить нервы.

Соседи принесли заводского спирта и подарок имениннику. Так как народу стало больше, то сдвинули стулья плотнее и уселись чуть ли не на колени друг другу. Меня зажали между профсоюзным деятелем и Николай Николаевичем. От Ольги Венидиктовны разило старушечьим, лекарственным потом, а Николай Николаевич надсадно хрипел прокуренными легкими и возбужденно скрипел зубными протезами. Нелегко даются танцы в пожилом, пенсионном возрасте.

Напротив меня уселся Прыщ. Начальник отдела подсуетился, усадив с одной стороны Любу, а с другой стороны беспардонно влезла Галка. Начальник вертел головой как пропеллер, то улыбаясь Любе, то прислушивался к Галке. Пахан в малиннике. Как бы головку не отвинтил. Вдруг закружится от удовольствия.

Люба что-то пыталась щебетать на ухо Прыщу. Галка выглядывая из-за живота начальника на соперницу, непрерывно лезла в разговор с умным видом, уложив груди на стоящую перед ней тарелку с салатом и завернув голову так, что к народу обращен крашенный затылок.

В декольте белел лифчик и обвисшая грудь в желтых родинках, но Галина забыла о светских приличиях, пытаясь контролировать разговор начальника и Любы. Чтобы не договорились. Не полюбились.

Народ принял спирта и окончательно расслабился. Все одновременно заговорили на повышенных тонах. Никто никого не слушал, пытаясь перекричать соседа. В основном жаловались на современную жизнь и вспоминали далекую молодость, Брежнева и социализм. В сравнении с действительностью, прошлая жизнь сильно выигрывала. Работникам платили деньги, давали квартиры и колбасу.

- Мне платили за каждое рационализаторское предложение, за академическое звание ежемесячную премию в половину оклада, квартальные, тринадцатую премию. Выходило больше трехсот рублей ежемесячно, это на современные деньги. – Николай Николаевич, закатил глаза в потолок, подсчитывая в уме, сколько бы получал в сегодняшних рублях. Не изображай идиота, уже давно всем отделом подсчитано, и в бутылках водки, и в колбасе, сумма одна - тысяч сорок. Сосчитал и с придыханием выдал ответ. – Тридцать девять тысяч с половиной. А сейчас? Тьфу! Копейки! Едва хватает на жизнь. Техническую интеллигенцию сравняли с рабочими. А кто будет двигать производство? Развивать науку?

- А я бы тысяч двадцать пять получал. – Согласился с подсчетами, едва успев отодвинуть тарелку от плевка соседа.

Почти в два раза меньше чем Николай Николаевич. Немного. Рядовой инженер. Без званий, рацпредложений. Хотя половина его технических предложений не обходилась без моего участия. Перепадали с барского стола крошки. Слава и деньги руководителю, а исполнителям, шиш на постном масле.

- Профсоюзы пользовались заслуженным авторитетом. Путевки, дома отдыха, лечебницы, у завода был свой профилакторий и детский лагерь. Заводская поликлиника. Куда все дели? Разбазарили народное добро! – Горячилась Ольга Венидиктована, размахивая вилкой перед моим лицом.

На всякий случай отодвинулся от стола, не дожидаясь пока профсоюзный лидер не выткнул мне глаз. А кто в разбазаривании принимал участие? Кто подписывал бумажки, липовые договоры? Не интересы коллектива вы защищали, а свою должность и привилегии.

За двадцать лет, только раз смогла выделить для меня путевку на юг, да и то в конце октября, уверяя что там бархатный сезон. Жена две недели стонала о загубленном отпуске, проклиная моросящий дождь, меня и администрацию дома отдыха. Как будто у тещи в деревне мы бы загорали под жарким октябрьским солнцем средней полосы России.

Сколько я заплатил взносов, во всяческие фонды. За мир, за детей гваделупы, за свободу Латинской Америки. Суда рубль, туда – полтора. Ежемесячно рублей десять выходило, не считая профсоюзных и комсомольских взносов. А толку? Пшик. Ничего не поимел. Сейчас бы вернуть эти взносы с процентами. Надолго б хватило существовать без лишних затрат.

Галина почувствовала мой взгляд в декольте. Недовольно стрельнула глазами, одернула блузку, но тут же опять ушла в разговор с Прыщом и Любой. Ничего, будем надеяться, что следующий танец опять наш.

- За именинника! - Предложил кто-то из соседнего отдела.

- Пили уже, давайте за любовь! - Воспротивились женщины. – Мы хотим за любовь! Любовь! Не чокаясь!

Баб хлебом не корми, только о любви поговорить и помечтать. Даже не пьющая женщина, опрокинет бокал вина за любовь. Дайте мне любви! Я хочу любви! Я заслуживаю горячей любви с принцем на белом коне, под алыми парусами. Непременно принц. На крайний случай, романтичный, богатый, но красивый жених, с королевством и чемоданом денег.

А что вы понимаете о любви? Ни-че-го. Ваша якобы романтичная любовь, холодный расчет в личную пользу, связанный с материальным достатком. Чтобы муж обеспечивал материальные потребности даже не семьи, а женщины. Иногда ночами удовлетворял сексом и исполнял желания. Хотя желания и мечты, опять же связаны с деньгами и телом. До мужской души бабам никого дела нет. Зачем? Его дело обеспечивать и удовлетворять.

Все женщины мечтают чтобы их любили, не взирая на любой возраст и поношенную внешность. Не самим кого-то любить, а чтобы непременно их. Потребители. Жалкие потребители любви. Опошлили, изгадили.

Женщины переорали мужчин, настояли на любви и задребезжали чашки в дружном тосте. Хлопнул очередную порцию спирта и потянулся вилкой закусить. Но все сожрали подчистую и лишь на дне салатницы, плавало несколько маринованных, сморщенных, болгарских, помидор. От маринада у меня разыграется изжога, но это будет завтра.

Голова поплыла, руки осмелели. Разговоры за столом сливаются в шум морского прибоя. Хороший у нас отдел. Дружный. Только козлов много. И дур. Почему им весело, а мне грустно? Потому что присутствую на последней заводской гулянке. Ближайшие недели праздников не предвидится и значит больше не буду сидеть рядом с коллегами. Уволят через две недели. Ухожу в другую жизнь. Кем буду и буду ли вообще, неизвестно. А вот я им сейчас праздник испорчу. Скажу что накипело. Терять нечего. Схватив бутылку со стола, наполнил стопку до краев, пролив немного на скатерть. Народ обиженно зашикал, жалея пролитый спирт. С трудом поднялся, высоко подняв руку, пытаясь привлечь внимание.

- Товарищи, минуточку внимания. Это. - Стол замер, отмечая непривычную картину. Миша решил сказать тост. Обалдеть, не встать. – Музыку сделайте тише пожалуйста. Впрочем, не надо. Я хочу выпить за всех присутствующих. Вы же знаете, меня скоро выгоняют, как собаку на улицу….

- Да ладно Миша, не расстраивайся. Мы с тобой! Тоже под увольнением ходим! Все на улице окажемся, кто чуть раньше, кто позже!

- Подождите. – Чуть качнулся, немного пролив спирт из стопки, но удержался. – Я не это хотел сказать. Пусть увольняют, без разницы. Давайте выпьем за наш завод и нас. Я здесь почти двадцать лет жизни провел. Хрен что получил, фиг что заработал, не важно. Я хочу выпить…

Сказать бы что думаю про вас и знаю. Заклеймить последним матерным словом, и послать старых пердунов и пожилых нимфеток, куда Макар телят не гонял. Пристроили задницы в тепле. Целыми днями занимаетесь интригами, сплетнями и чаем. Вот и вся ваша производственная отдача. Синие воротнички. Техническая интеллигенция. Каста работников умственного труда. Работать не умеете ручками и не хотите. Какая совесть нации? Вы дерьмо.

Что производите кроме бесполезной кучи документации и деловой переписки? Ничего. Потому что нули. Пустое место.

Как впрочем и я. Просидел за одним столом почти двадцать лет, протер несколько штанов и стульев. Провел жизнь канцелярской крысы. Тихо, блекло и бестолково. Вот и весь мой вклад в науку. Чем мы отличаемся? Вы остаетесь сидеть дальше, а меня выбрасывают как бесполезный хлам на помойку. Сбрасывают отработанным балластом, с падающего воздушного шара, неизвестно куда уносимого ветром, в тщетной надежде продлить ненадолго бессмысленный полет. Плеснуть бы в ваши морды спиртом и опрокинуть стол.

- Миша, так за что пьем? – Нетерпеливо воскликнул Прыщ, держа чашку с водкой в вытянутой руке, как олимпийский огонь. Люба наклонилась к плечу начальника, что-то шепча. Прыщ облегченно улыбнулся. – А давайте выпьем за нашего Мишу!

- Правильно! Поддержим нашего товарища! Пропадаем по одиночке. Скоро никого из наших не останется.

- Вообще то надо забастовку устроить, бессрочную!

- Голодовку! Завтра и начнем!

- Завтра суббота.

- Тогда в понедельник!

- За солидарность с Мишей! Мы им устроим, но пасаран!

Дружно выпили и забыли, снова бросившись в танцы. Галка перехватила инициативу у Любы и захватила начальника в объятия, повиснув на животе Прыща всем телом. Успела. Куем женское счастье и не ждем милости от природы и начальника.

Так и не дали мне досказать тост. Никогда не дослушают. Перебивают и затыкают рот. Не оратор. Робкий и стыдливый дебил. Изображаешь скромность. Потому что так проще жить. Скользишь по жизни тенью. Вспоминают о тебе, когда нужен. Поднести, убрать, одолжить денег. И никто не любит.

Я же хотел выпить за вас, народ. Да, вы сволочи и гады, но у меня больше никого нет кроме вас. Я хоть кому-то здесь был нужен, а когда уволюсь?

Опрокинул разведенный спирт, занюхал рукавом пиджака и обвел мутным взглядом танцующих коллег.