И не говорите, не говорите мне, что есть вещи, которые нельзя купить. Купить можно все. Что-то? Вы заявляете о том, что все-таки я ошибаюсь? Ну что ж, это правда: то, что нельзя купить, можно попросту украсть. Хотите – верьте, хотите – нет, а я знаю одного человека, который почти украл… месяц. Вы спросите, как это произошло? Как водится, из-за женщины. А что это была за женщина такая? Отвечу: сейчас она лицом своим напоминает персиковую косточку и, сидя под кустом цветущего шиповника, попивает чаек из фарфоровой чашки, – а в те времена она была как свежий персик и тоже часто сидела на грубо сколоченной скамейке возле куста шиповника, ронявшего от зависти свои бело-розовые лепестки, с какой-нибудь нелепой сентиментальной книжицей. Думаю, разряд таких книжиц вам знаком – все в них «как в жизни», да только в жизни-то самой редко случается точно так, как описано высокопарными словами в книгах. И, как водится, хотел на ней женится некий молодой человек. При этом он, вопреки ожиданиям, не был простым, честным и прямолинейным парнем – даже, увы, наоборот. Он не работал в поле со всеми, не сочинял песен и так и не познал всей силы и красоты честного труда, а торговал, и, надо сказать, очень бойко. Поначалу. А потом местные раскусили, что торговля идет не только очень бойко, но и – бесчестно. Объяснив ему все его ошибки – довольно-таки жестко – его соседи разрешили ему тихонько приторговывать безделушками. Сделаны они были кривобоко, аляповато и дурно – и пользы от них не было никакой. Правда, уж если и удавалось ему кой-что продать – хоть бы приезжим – то у покупателя неизменно оставалось не только о нем, но и обо всей местности самое нелестное впечатление. Впрочем, периодически денежки у него появлялись – и тогда вся округа гадала, откуда они брались и куда впоследствии так быстро исчезали. И когда он заявил о своем желании иметь при себе в качестве жены прелестную Лотту – назовем ее хотя бы так, поскольку имени ее ныне никто не может припомнить, да и сама она, вероятно, его позабыла от старости, – она отвечала ему: – Ходят слухи, что ты хитрец и ловкач. Пусть так, я буду твоей женой, но только если ты добудешь для меня… – Что, моя прелестная Лотта? – Месяц. Признаться, мысль о том, как же похитить этот сияющий серп, что без толку висит в небесах, полностью захватила ловкача. Он думал об этом днем беспрестанно – а ночью с тоской и жаждой глядел в небеса, стараясь отгадать, как же она там крепится, эта блестящая штуковина. И насколько она далеко от земли? И как ее оттуда достать? Со временем он забыл о Лотте. Оно и понятно – у него больше не было времени любоваться на нее. Зато каждую ночь с высоты дразнил его своей недосягаемостью месяц. Он бесконечно менялся – то превращался в полную луну, то исчезал совсем, и тогда тот, о ком я говорю, не отрываясь смотрел в небеса в надежде найти там хоть проблеск пропавшего сокровища. В такие дни его терзало отчаяние: а что, если месяц совсем исчез и никогда больше не появится? А потом месяц все-таки появлялся, рассекая ночную темень тоненьким лучиком – и сердце торговца безделушками готово было выпрыгнуть из груди от радости и рваться к этой серебряной полосе, чтобы отогнать от нее тучи, похожие на коварных пауков, намеревавшихся раньше него похитить это чудо, самое лучшее Божье творение – месяц…
И вот он решился украсть то, чем любовался столько ночей. Он задумал построить лестницу – высокую, до самых небес. И, взобравшись по ней, он коснется самого любимого и сокровенного, что было в его жизни. Он собирал лестницу терпеливо и упорно, по камешку, по доске, по бревнышку. Он строил ее из глины, ветвей, жердей и даже речной гальки – любая пылинка, опустившаяся на уже построенное, приближала его к заветной цели… Жил он в наскоро сооруженном шалаше – дом свой он тоже превратил в материал для лестницы. Снега не раз покрывали его строение и не раз уже таяли – он не видел этого. Он видел лишь месяц в небесах – и видел, как еще до него далеко. Деревенские мальчишки тайком бегали посмотреть, что ж такое возводит бывший торговец. Все, кто знал его, дивились разительное перемене и говорили: – Вот, посмотрите, до чего может довести стремление к выгоде! А потом те самые мальчишки уже не подкрадывались втихаря глянуть на лестницу до неба – они обходили ее дальней улицей, стараясь даже не смотреть в ту сторону, где измученный человек с фанатичным огнем в глазах мастерил что-то невообразимое. И своим детям они никогда не позволяли ходить туда.
И вот, в одну ночь, когда все, позабыв о сумасшедшем, мирно спали, он понял, что – свершилось. Он поднялся по лестнице – она была шаткой и ненадежной, но он изо всех сил цеплялся за нее. И, наконец, выпрямился во весь рост на самой ее вершине. Перед ним мерцал месяц. Он протянул руку и коснулся его холодной поверхности, гладкой и сияющей. И тогда он снял с неба этот месяц, завернул в отрез белого шелка и долго еще не двигался с места. Мимо него проносились кометы, клочья облаков путались в его всклокоченной бороде, а он стоял и смотрел на мир у подножия лестницы – на маленький темный мирок, беззащитный и такой же одинокий, как он сам. Мирок был темен – и в нем роились ночные кошмары, и где-то наверняка Лотта в страхе проснулась и увидела, что небо так же черно и пусто, как земля… И, подумав, повесил месяц обратно, а сам сел на вершине лестницы и смотрел на него – так, как не смотрят ни на любимых женщин, ни на детей, ни на лики святых, ни на что-нибудь равноценное всему этому, навеки живущему в душе… Он смотрел на месяц, и месяц в эту ночь принадлежал ему – как он сам принадлежал месяцу много долгих, долгих ночей… |
Библиотека // Объявления
