Он вставал с мятой кровати и погружался в красный бинбэг, садился за письменный стол и вновь сдавался объятьям ленивой постели. Его мысли вертелись со скоростью света, сменяя полное отчаяние на полную безысходность. От таких радикальных перемен не менялось ровным счётом ничего, но всплески просветления всё-таки с завидной периодичностью искрились в его замутнённых глазах. Чаще всего они настигали его в том самом красном бинбэге, в который он погружался, покидая пропитанную потом кровать. И в те недолгие моменты счастья, ему мерещилось, что секунду другую произойдёт нечто, что не вписывалось бы в рамки липкой повседневности, нечто - чего он ждал ровно столько, сколько помнил самого себя и не мгновеньем меньше. Но эта эйфория, граничащая с агонией, вскоре угасала, также внезапно, как и обрушивалась. Он начинал болезненно содрогаться от понимания того печального факта, что никак не может ощутить состояние «потока». Как утверждала авторитетная литература, которой был засорён его воспалённый мозг, только в этом состоянии он мог действительно творить. В чём конкретно заключалось это состояние «потока» и как его ощутить, а тем более как в него попасть – он понимал смутно, но ждал его ровно столько, сколько помнил самого себя.

Тем времен в его голове вертелись картинки из туманного прошлого, на которых вместо родных и близких ему людей почему-то виднелись лица случайных знакомых, тех самых, что и так год из года мозолили ему глаза, мелькая в пёстрой ленте Фейсбука. Да, это были те самые знакомые, с которыми он общался один раз в жизни, и, получив запрос на добавления в друзья, принимал его с чётким осознанием, что второго раза не будет, что они так и останутся навечно болтаться друг у друга в бездонной свалке под названьем «друзья». Они застряли в его памяти и живут в ней, тем самым единственным днём – днём их случайного знакомства, которое могло состояться на дне рождении общих друзей, на свадьбе дальних родственников или на выставке всемирно неизвестного художника и чёрт его знает ещё где. Да, это те самые знакомые, которые стали фоном его жизни, тенью его существования. Он наблюдал за ними, словно заглядывал в окна. На его глазах они женились и разводились, влюблялись и расставались, отрывались и грустили, и только он, уныло проставляя «лайки» перебирался с мятой кровати в красный бинбэг, садился за письменный стол и вновь сдавался объятьям ленивой постели…