Глава 6

Больничная палата, в которой лежал Герон, находилась на третьем этаже реанимационного отделения первой городской больницы, и поэтому журналист со своего места мог видеть за окном только кусочек неба с облаками или без них, в зависимости от погоды. Несмотря на открытое окно, сюда не долетали звуки столичной суматохи благодаря парковой зоне, окружавшей больничный комплекс. И даже щебетанье птиц, живущих в парке, редко нарушало тишину комнат этого этажа.

"Какая скукотища, - думал Герон, лёжа на больничной койке и ворочая во все стороны глазами. – Потолок, стены и кусочек неба – вот и все мои развлечения. Каждый день одни и те же процедуры, одни и те же лица. Даже посетителей и тех, почему-то перестали ко мне пускать. Как ты думаешь, Йося, в чём тут дело?"

"А кто тебе ещё нужен? – удивился Осмун-Яфру. – Отец у тебя уже был, Фриза тоже была и, кстати, не один раз. Даже Симон и тот умудрился к тебе прорваться. Тебя то и дело посещают разные медицинские светила, за тобой следят орденоносцы и полицейские агенты, не говоря уже о наших игроках в покер. И ты ещё имеешь наглость обижаться на отсутствие внимания? Люк, и тот чуть ли не ежедневно предпринимает попытки проскользнуть в твою палату".

"А ему-то что от меня понадобилось?" – наморщил свой лоб Герон.

"Эхе-хе, - укоризненно прокряхтел многоликий бог, - да ты видно забыл, как обещал ему фотографию Фризы? А ведь он бедняга ждет, не дождётся этой минуты".

"Ах, да, - спохватился журналист, - действительно, забыл. Но у меня уважительная причина: я нахожусь в коме".

"Тогда лежи и не жалуйся на недостаток развлечений, - усмехнулся Осмун-Яфру. – А на кому, кстати говоря, можешь и не ссылаться: прошло уже три дня, как ты из неё вышел".

"А толку-то? – мысленно махнул рукой Герон. – Лежу тут без движения, как покойник, только что не в гробу, да крышки над головой нет. Не пора ли нам закругляться с этим больничным спектаклем?"

"На твоём месте нормальный, обыкновенный человек должен лежать на кладбище, а не в больничной палате, - напомнил ему бог в маске. – Фана, Нарфея и Хатуума, ты своим чудесным исцелением, конечно же, не удивишь, но для братьев ордена мы просто обязаны создать хоть какую-то видимость твоего небожественного происхождения".

"А разве для них не подходит наша основная версия, по которой меня охраняет могущественный артефакт?"

"А где он, этот артефакт? – насмешливо развёл руками Осмун-Яфру. – Его нет ни на тебе, ни рядом с тобой. Чем ты докажешь орденоносцам, что находишься под защитой магического предмета?"

Герон прищурил левый глаз и уставился в матовый плафон в центре потолка.

"Вот, вот, - иронично прокряхтел многоликий бог, - напряги своё серое вещество. Это теперь и есть твоё самое интересное, а главное единственное развлечение".

Журналист тяжело вздохнул и посмотрел на открытое окно, но сразу же перевёл свой взгляд на дверь, услышав тихий и знакомый скрип дверных петель.

В комнату вошла медсестра и сразу же острое обоняние яфрида, которым теперь постоянно пользовался Герон, уловило массу новых запахов.

"Кто сказал, что думать – это единственное развлечение для больного человека? – насмешливо подумал он, обращаясь к своему божественному другу. – Ты обещал, что обучишь меня искусству нюхачества. Может быть, прямо сейчас этим и займёмся? Делать нам всё равно пока нечего, да и объект, вроде бы подходящий".

"Ну, что же, я не против, - согласился бог в маске. – Но для начала давай определим твои базовые навыки. Расскажи мне об этой женщине всё, что можешь определить с помощью обоняния. Ты уже не первый день пользуешься способностями яфрида и за это время успел обнюхать достаточно много людей. Вот сейчас мы и посмотрим, насколько хорошо ты усвоил первые уроки".

Медсестра, бросив на журналиста быстрый оценивающий взгляд, сразу же направилась к приборам и остановилась всего в двух метров от койки, на которой лежал Герон. Запахи, исходившие от этой женщины, заметно усилились, и молодой "нюхач" стал жадно их впитывать, стараясь не смешивать в одну кучу всё многообразие ароматов.

Проверив показания всех приборов и не обнаружив никаких отклонений от нормы, медсестра развернулась и подошла к медицинскому столику, собираясь приготовить всё необходимое для очередной процедуры.

"Начнём с возраста, - подумал Герон, позволив себе немного расслабиться. – Я думаю, что ей около тридцати лет, но не более того".

"Отлично, - похвалил его бог в маске. – Двадцать девять и три не полных месяца. Начало неплохое, продолжай".

"На обед она ещё не ходила, хотя и успела где-то выпить чашку кофе с заварным пирожным, после чего и выкурила одну сигарету. Сигареты дамские, я в них не разбираюсь и потому не смогу назвать их марку. Этот аромат для меня абсолютно новый".

"Хорошо, принято, - благосклонно согласился Осмун-Яфру. – А сигареты марки "Полисс". Не самые дорогие, но и не очень дешёвые, что уже позволяет нам перейти к определению благосостояния этой женщины".

"Ну, конечно, по медицинской шапочке, халату и казённым тапочкам невозможно определить материальное положение нашей дамы, - засмеялся журналист. – Зато я очень хорошо различил запах духов, губной помады и лака для волос. Следуя твоей логике, можно было бы сказать, что эта женщина не беднее дочери алмазного короля, потому что вся её косметика точь в точь такая же, как и у Фризы"

"Великолепно! – воскликнул бог в маске. – Ну, а поскольку наша медсестра вынуждена работать в этом богоугодном заведении, то какой бы ты из всего этого сделал вывод?"

"Всё очень просто, - вздохнул Герон. – Фриза подарила ей набор своей косметики в обмен на любую информацию обо мне и моём самочувствии".

"Замечательно, - довольным тоном произнёс Осмун-Яфру. – Теперь я вижу, что ты правильно пользуешься своей новой способностью. Но это только начало. Давай заглянем поглубже в её личную жизнь".

"Поглубже, говоришь? – задумчиво произнёс Герон. – Ну что же, давай попробуем".

– Сестра, - негромко окликнул он молодую женщину. – Вы не могли бы немного поправить мою подушку? У меня такое впечатление, что она съехала куда-то в сторону.

– Ой, - испуганно обернувшись, воскликнула медсестра. – А мне показалось, что вы спите.

– Разве ваши приборы не подсказали вам, в каком состоянии я находился пару минут назад? – насмешливо спросил её журналист.

– Эти приборы уже давно показывают, что вы абсолютно здоровы, - улыбнулась молодая женщина, подходя к больному - хотя все профессора утверждают, что этого просто не может быть.

– Они правы, - деланно вздохнул Герон. – Я всего лишь притворяюсь здоровым, а на самом деле я – самый тяжелобольной человек на свете. Вот даже подушку и ту не могу сам поправить.

– Вы выздоравливаете такими темпами, что вам очень скоро уже не нужна будет, ни больничная койка, ни казённая подушка, - засмеялась в ответ медсестра.

Она наклонилась над больным, ловким и привычным движением подсунула свою левую руку под его голову и приподняла её, вплотную приблизив лицо журналиста к своей груди. Как раз этого Герон и добивался. Его нос буквально воткнулся в глубокое декольте кофточки под медицинским халатом и стал жадно впитывать весь букет запахов, исходивших от молодого женского тела.

"Эх-ма! – чуть было, не поперхнувшись от такого аромата, блаженно прокряхтел Осмун-Яфру. – Давно не брал я в руки шашки!"

"Говоришь о шашках, а думаешь о шашнях? – засмеялся Герон. – Хотя…. Я, кажется, догадался, в чём здесь дело. Именно так на языке яфридов и называется та часть женского тела, к которой обманным путём приблизился мой любопытный нос".

"Ну, конечно же, мальчик, - снисходительным и ироничным тоном произнёс бог в маске. – Не так уж и трудно было об этом догадаться".

"Неужели тебя тоже возбудил запах тела этой молодой женщины? – удивился Герон. – Ведь тело молодой яфридки, наверное, должно пахнуть как-то иначе".

"Ты забыл о том, что я уже почти наполовину человек. Это во-первых, а во-вторых, мы с тобой используем одни и те же чувства восприятия, а следовательно и эффект от их применения получаем одинаковый", - объяснил ему многоликий бог.

"То есть, если мой нос когда-нибудь уткнётся в шашки молодой яфридки, то я испытаю примерно те же чувства, что и сейчас? – удивлённо спросил его Герон. – Ведь я тоже уже наполовину яфрид".

"Не примерно те же, а абсолютно те же, – поправил журналиста бог в маске. – Яфридка она или женщина - это для нас теперь не имеет никакого значения. А главное заключается в том, чтобы она была самкой, поскольку именно этот запах нас с тобой и возбуждает".

"Два возбуждённых самца жадно обнюхивают молодую самку, не имея ни единого шанса на продолжение, - захохотал Герон. – Трагикомедия, да и только".

"Нехорошо смеяться над больными самцами, - улыбнувшись, произнёс Осмун-Яфру. – Но, ничего. Я знаю, что наш час ещё настанет, и мы с лихвой вернём себе всё то, что недополучили сегодня".

– Ну, вот и всё,- сказала медсестра, опуская голову Герона на взбитую подушку. – Теперь хорошо?

"Хорошо, но мало, - проворчал бог яфридов, оттенок души которого, несмотря на свою невидимость, заметно позеленел. – Гера, придумай что-нибудь ещё!"

"Подбрось мне за спину какой-нибудь предмет, - попросил его Герон. – Авторучку, карандаш или ещё что-нибудь".

– Да, теперь намного лучше, - ответил он сестре, - но мне всё ещё что-то мешает там под левой лопаткой.

Медсестра снова взялась приподнимать верхнюю часть туловища Герона, но теперь уже обеими руками. Для того чтобы заглянуть ему за спину, ей пришлось по-настоящему плотно прижать его забинтованное лицо к своей груди, но тут Яфру уже не зевал. Он мгновенно расстегнул верхнюю пуговицу на её халате, сильно увеличил декольте кофточки и в то же время освободил лицо журналиста от бинтов.

"Что же ты делаешь-то, паршивец! – захохотал Герон, ощутив, как его лицо прижалось к мягкой и в то же время упругой груди молодой женщины. – Ведь она сейчас почувствует тепло моего лица, а оно у меня и без того огнём горит!"

Но возбуждённый бог даже и не думал отвечать. Вся его душа словно взорвалась и заклокотала в порыве неудержимой страсти. Несмотря на то, что она сейчас была невидима, тайная мысль и разведчик журналиста сразу заметили те изменения, которые с ней произошли. Энергия Осмуна стала нестабильной и начала отражать окружающий мир с заметным искажением. Кровать, стол, приборы, да и сам Герон с медсестрой стали пульсировать, вздрагивать и менять свои очертания.

"Эй, эй, эй! – запаниковала тайная мысль, пытаясь достучаться до сознания возбуждённого бога. - Немедленно прекращай этим заниматься! Ты же сейчас нам всю игру завалишь! Нарфей с Фаном не дремлют, да и Хатуум вряд ли перестал обращать на нас внимание! По нам уже Тангаролла плачет! Ты слышишь меня? ТАНГАРОЛЛА!!!"

Тайная мысль не ошиблась, выбрав то единственное слово, которое смогло привести в чувство охваченное страстью сознание зелёного божества. Душа Осмуна-Яфру замерла, и сразу же весь окружающий мир перестал пульсировать, вздрагивать и искривляться.

Первые две-три секунды медсестра была занята тем, что пыталась заглянуть за спину Герона и найти то, что мешало ему спокойно лежать. Но затем в одно и то же мгновение она увидела на простыне головку от стетоскопа и почувствовала тепло лица журналиста на своей груди.

– Ой! – испуганно вскрикнула она, подхватив головку и моментально отшатнувшись от больного. – Что это?

Но бог в маске уже успел закрыть лицо Герона бинтами, уменьшить декольте кофточки и застегнуть верхнюю пуговицу халата.

– Я так думаю, что это потерял кто-то из профессоров при последнем моём осмотре, - скосив глаза на головку стетоскопа, невозмутимым голосом произнёс журналист. – Кстати, когда меня собирали и зашивали, никто из хирургов не мог забыть в моём теле какие-нибудь инструменты?

Душа молодой женщины была в состоянии полного смятения. Кожа на её груди до сих пор ощущала тепло чужого тела, причём это прикосновение было настолько страстным, что сердце женщины усиленно забилось, отзываясь в голове гулкими ударами пульса. Она часто и взволнованно задышала, на щеках выступил яркий румянец, а большие пушистые ресницы запорхали, словно две бабочки, на одно мгновение, закрывая собою изумлённый и испуганный взгляд.

"Только посмотри, что ты с ней сделал, - с укоризной подумал журналист, обращаясь к зелёному божеству. – Она ведь вся дрожит, толи от испуга, толи от возбуждения. Нет, мой друг. Я вижу, что тебя ещё рано допускать к женскому телу. Ты попросту теряешь свою божественную голову, а нам сейчас без неё, ну никак не обойтись".

Осмун-Яфру продолжал хранить молчание, а медсестра в это время, пытаясь справиться со своим волнением, никак не могла понять смысл той фразы, которую только что произнёс Герон.

– К-какие инструменты?- заикнувшись, спросила она и не в силах больше стоять на ногах, присела на край кровати, невольно прикоснувшись к телу больного.

"Спокойно, Йося, спокойно, - голосом психотерапевта и гипнотизёра, мысленно произнёс журналист, - это всего лишь женское бедро, которое к тому же отделено от моего тела бинтами, одеялом и её одеждой".

И тут на Яфру что-то нашло. Возможно, он захотел отомстить Герону за собственную слабость и неспособность подавить в себе ту охватившую вдруг его душу всепоглощающую страсть. А, может быть, бог в маске захотел посмотреть, как журналист сможет справиться с ещё одной задачей. Хотя, не исключён и тот вариант, при котором Яфру решил просто продлить это маленькое удовольствие. Как бы то ни было, все те преграды, которые только что перечислил Герон, вдруг исчезли и журналист вновь ощутил тепло женского тела, но теперь уже совсем в другом месте.

"Йося, так нечестно. Это удар ниже пояса, - мысленно застонал Герон. – В буквальном смысле этого слова".

Хорошо, что лицо журналиста было закрыто бинтами, и медсестра не смогла увидеть ту маску страдания, которая на нём вдруг появилась. Впрочем, женщина в этот момент смотрела ему прямо в глаза и не могла не заметить, как меняется его взгляд.

Осознание того, что она вновь коснулась своим оголённым телом тела Герона, пришло несколькими мгновениями позже. Глаза медсестры округлились, и она подскочила с кровати с таким видом, будто бы только что сидела на включённой электроплите.

– Как, какие инструменты? – пытаясь взять себя в руки, спросил журналист. – Ну, наверное, щипцы, зажимы, скальпели или ещё что-нибудь. Я ведь, хоть и присутствовал при всех операциях, но, увы, не имел возможности проследить за качеством выполняемой работы.

Сознание медсестры было явно не готово работать одновременно на два фронта. Её испуганная мысль металась, словно птица, попавшая в силки, и поэтому никак не могла понять, ни смысла тех слов, которые сейчас произносил Герон, ни того, каким образом она ощущает тепло, эластичность и энергетику его оголённого тела. В полной растерянности медсестра смотрела, то на головку от стетоскопа, то на то место, где она только что сидела, а кожа на её груди и бедре, всё ещё хранила тепло мужского возбуждённого тела.

"Ах, Йося, Йося, - уже полностью расслабившись, вздохнул Герон. – Ты всегда доводишь женщин до такого состояния? Она уже практически не слышит и не понимает того, что я ей говорю. А ведь если верить нашим психологам, то женщина любит и воспринимает весь этот мир именно ушами".

"Дураки ваши психологи, вот что я хочу тебе сказать, - усмехнулся Осмун-Яфру, нарушив наконец-то своё молчание. - Обоняние – вот тот инструмент, с помощью которого она познает и строит свой мир. На этой планете почти все самцы и все самки находят друг друга именно по запаху. От этого выбора зависит качество их будущего потомства. Несмотря на то, что у подавляющего большинства людей очень слабо развито обоняние, каждый из них после первой же встречи может сразу определить, кто ему нравится, а кто нет. Да ты, наверное, и сам за собой замечал, что стоит тебе лишь приблизиться к человеку, и ты уже начинаешь смотреть на него совсем иными глазами. Всё это происходит на уровне подсознания. Вот и сейчас наша медсестра уловила исходящий от тебя запах страсти и сразу же определила в тебе самца, невзирая на то, что ты лежишь без движения и весь в гипсе. Оттого она и сама так сильно возбудилась".

В это время медсестра уже начала потихоньку приходить в себя.

– Что-то я ничего не понимаю, - устало произнесла она, растирая кончиками пальцев левый висок. – Каким образом эта вещь могла оказаться в вашей постели?

– Вот я и говорю, что ваши врачи, конечно же, не все, а лишь некоторые из них – достаточно рассеянные люди, - усмехнулся журналист. – Особенно те профессора, которые так часто посещают эту палату.

– Извините, я скоро вернусь, - сказала медсестра, опуская свою находку в карман халата. – Мне нужно проверить все стетоскопы нашего отделения.

Она развернулась и быстрым шагом вышла из палаты, на ходу одёргивая халат и заправляя под шапочку выбившийся локон волос.

"Роскошная женщина, - вздохнул Осмун-Яфру, провожая её взглядом, - но я надеюсь, что мы к ней ещё вернёмся".

"Да, нет, это она к нам вернётся, - засмеялся Герон, - а для нас было бы лучше оставить её в покое. Я понимаю, что эта женщина в твоём вкусе, но возвращаясь к нашему нюхачеству, должен тебе сказать, что она не вполне свободна. Впрочем, кому я это говорю? Ты и без меня прекрасно обо всём осведомлён".

"Так, так, - прищурился многоликий бог. – Значит, ты всё-таки что-то разнюхал. Ну, выкладывай, что именно тебе удалось узнать, но сначала расскажи мне, почему ты так испугался в самом начале нашего с ней флирта?"

"Это было самое начало? – изумился журналист. – Боже, мне трудно даже представить, что бы произошло с нами в самом конце! Теперь я понял: ты не просто сексуальный маньяк, ты – выдающийся сексуальный маньяк. Скажи честно: сколько на твоём счету замученных любовью самок?"

"Гера, мучаются лишь от неразделённой любви, - улыбнулся Осмун-Яфру, - а от взаимной любви все получают только удовольствие, которого сколько бы ни было, всегда будет мало. Но не отвлекайся, а объясни поподробнее, чем была вызвана твоя озабоченность".

"Как это чем?! – воскликнул Герон. – Да тем, что твоя невидимость перестала быть таковою! В границах твоего биополя все предметы стали искажаться, менять свои очертания, пульсировать, причём скорость этих изменений постоянно нарастала. Ещё бы немного и весь окружающий нас мир закружился бы в дикой пляске хаоса. Как ты думаешь, такая картина могла бы озадачить наших игроков?"

"Она их уже озадачила, - вздохнул бог в маске, - потому что ты только что описал рождение новой Вселенной".

"Ты считаешь, что они успели это заметить?"

"Что значит "успели"? – усмехнулся Осмун-Яфру. – Время для бога, Гера, – величина непостоянная. Это человек может опоздать на поезд или самолёт, не успеть дочитать или дописать свои любимые книги, и может не дожить до того времени, когда вырастут его дети и посаженные им деревья. А бог, Гера, никогда не опаздывает, никуда не торопится и всегда всё успевает делать лишь потому, что может превратить любое мгновение в бесконечность".

"Тогда почему же ты не превратил все триста тысяч лет своего заточения в одно мгновение?"

"И снова ты пытаешься судить обо всём именно с точки зрения человека, - устало и немного раздражённо произнёс многоликий бог. – Да, я мог бы так поступить, но что бы от этого изменилось? Ведь за это мгновение мне всё равно пришлось бы пережить всё то, что я и пережил за те триста тысяч лет, а вернуться в прошлое и попытаться всё исправить я уже тоже не мог. Во-первых, потому что оказался под водой, а во-вторых, потому что все посланники всегда играют по вполне определённым правилам. Мне бы просто никто не позволил этого сделать".

Некоторое время они оба молчали, размышляя каждый о своём. Герон пытался понять логику божественного мышления, отказавшись от привычных стереотипов, а бог яфридов мысленно перебирал в уме все возможные варианты событий, которые и должны были произойти после его недавней выходки.

"Во всём виновата страсть, - думал Осмун-Яфру, - страсть к азартным играм, страсть к женскому полу, страсть к алкогольному напитку. Не слишком ли много у тебя пагубных привычек? Впрочем, если хорошо приглядеться, то остальные посланники тоже не без изъяна. Нарфей – искусный интриган, который всегда всё делает чужими руками. Я не удивлюсь, если выясниться, что это именно он подсунул Лекарю тот заветный корешок. Фан – тоже отменный лицемер и к тому ещё и скрытый садист. Прикрывается правосудием для того, чтобы посадить за решетку каземата как можно больше посланников, хотя во многих случаях сам и создаёт коварные ситуации-ловушки. Ну, а Хатуум, тот вообще страдает манией величия, мечтая подчинить себе все параллельные миры. Так что все мои "пагубные" привычки – просто детская шалость по сравнению с пристрастиями моих друзей-противников. Интересно, кого ещё из посланников заинтересует секрет энергетической мимикрии? Кайсу, Юргена или, может быть настоящего Осмуна? С одной стороны: чем больше толпа, тем легче в ней спрятаться, а с другой стороны: чем больше свидетелей, тем больше вероятность оказаться за решеткой. Хотя, кто сказал, что применение энергетической мимикрии противоречит законам Вселенной? Ну, сбежал один бедолага с её помощью из Тангаролла, но ловят-то его за то, что он сбежал, а не за то, каким способом ему удалось это сделать. Впрочем, ты напрасно себя успокаиваешь. Правосудие, оно всегда на стороне того, кто сумел себе это право присвоить. В сложившейся ситуации у меня просто нет выбора, и мне придётся играть с каждым, кто пожелает сесть за наш карточный стол".

"Ну, и что мы загрустили? – нарушил молчание Герон. – Неужели эта маленькая оплошность обернулась для нас фатальной ошибкой?"

"А никто и не грустит, - хохотнул Осмун-Яфру. – И никакой оплошности, а тем более фатальной ошибки мы не совершали. А вот у наших противников поджилки-то, небось, затряслись. Создать Вселенную – это тебе не курятник построить. К тому же, никакого другого типа энергии, кроме твоего и Осмуна, как я понимаю, обнаружено не было. Вот пускай теперь Нарфей с Осмуном и разбираются, кто из них сегодня пытался создать новую Вселенную". А мы посмотрим на их реакцию, да снова закрутим, как ты выражаешься, шашни всё с той же сестричкой".

"Ох, как ты круто на неё запал, - улыбнулся журналист, - хотя ведь тебе хорошо известно то, что она совсем недавно влюбилась в одного молодого врача. И почему именно она? Мы могли бы к этому делу подключить и Фризу".

"Не сомневайся, до Фризы мы тоже доберёмся, - энергично потёр все свои ладони Осмун-Яфру, - А пока сестричку нам ни на кого менять нельзя, иначе не тот эффект может получиться. Ну, а что касается врача, то, как поётся в песне: "девять я любила, восемь разлюбила, а одного никак забыть я не могу".

"Ты, наверное, хочешь, чтобы этот молодой хирург прокрался ночью в мою палату и произвёл одну несложную операцию? Если это так, то знай, что я категорически против".

"Да, не бойся ты, - отмахнулся от него азартный бог, который уже начал мысленно разрабатывать план новой интриги. – Во-первых, эта пара ещё не определилась в своих отношениях, а во-вторых, сестра просто ничего и не сможет рассказать о тебе хирургу, поскольку и сама не знает, как это всё случилось. Но давай пока не будем забегать вперёд. Мы ещё до конца не выяснили, на что ты способен, как нюхач. Выкладывай-ка начистоту всё то, что тебе удалось разузнать о личной жизни нашей сестрички".

"Все мои выводы основаны не только на обонянии, - признался Герон. – Свою определённую роль сыграли и интонация её голоса, и походка, и блеск глаз. Даже интуиция и та подключилась к этой работе. А иначе у меня просто бы ничего не получилось".

"Так это же правильно! – воскликнул бог в маске. – Искусство нюхачества не может быть изолировано от других чувств и жить только само по себе. Ты ловишь запах, а затем начинаешь его обрабатывать всеми доступными для тебя способами. Так что не стесняйся и открывай все свои карты, а я по ходу дела буду объяснять тебе где, в чём и почему ты допустил ту или иную ошибку, если этакая, конечно же, обнаружится. Итак, если я не ошибаюсь, то мы закончили на косметике твоей невесты и это были, так сказать, явные запахи, не требующие поддержки других способностей. Ты уверен, что перечислил все запахи первого уровня?"

"Я не знаю, к какому уровню относится запах молодого хирурга, - пожал плечами Герон, - но его я приметил в первый же день после того, как вышел из комы. Я всегда обнюхиваю всех, кто появляется в этой палате и вскоре заметил, что запах этого молодого человека иногда появляется на халате нашей медсестры, и почему-то только на боковых его поверхностях. Создавалось впечатление, что наша сестричка постоянно прикасается к этому хирургу, то боком, то плечом, то рукавом".

"То есть, попросту говоря, трётся, - захохотал Осмун-Яфру. – Дальше можешь не объяснять. Правильный вывод сделает и ребёнок. Если бы они ещё и целовались, то запах был бы и спереди, а раз его нет, то ясно, что их романтические отношения только начинают развиваться".

"Да, я так и решил, - подтвердил журналист. – И ещё я заметил, что появление этого запаха на халате медсестры, сопровождается её прекрасным настроением. Комментарии, как говориться, излишни. Но есть и ещё один запах, который регулярно появляется на халате сестры и вот он-то, как раз всегда находится на передней его части. Запах детский. Мальчик примерно семи-девяти лет приходит в наш корпус после полудня, и он приносит с собой школьные запахи. Вероятно, у нашей медсестры есть сын, который учится в школе и приходит на работу к матери, наверное, для того, чтобы здесь пообедать".

"То есть, наша медсестра – мать-одиночка, - подтвердил бог в маске. – А что ты скажешь о молодом хирурге?"

"Он всего один раз заходил к нам в палату, но зато это было утром и от него достаточно сильно пахло женщиной. Может быть, это была его жена, а может быть, только любовница, не знаю. Хирург зашёл к нам лишь на пару минут, и у меня не было возможности обнюхать его более тщательно".

"Ну, конечно, наша сестричка крутится здесь с утра до вечера, потому-то ты и вынюхал все её секреты, - улыбнулся Осмун-Яфру. – Но всё это были запахи одежды, а сейчас давай перейдём ближе к телу. Ты использовал аж две попытки, и я надеюсь, что они позволили тебе узнать что-нибудь новое".

"Начну со второй попытки, потому что к искусству нюхачества она не имеет никакого отношения, - немного поразмыслив, сказал журналист. – Как только моё открытое лицо уткнулось в эту бархатную и тёплую подушку, чувство обоняния мгновенно отключилось, уступив своё место чувству осязания. До этого момента я даже и не подозревал, насколько чувствительные рецепторы находятся на моём лице. Я ощутил не только тепло и эластичность её груди, но даже то, как движется под кожей кровь и как дышат поры. Скажи, а у яфридов действительно было такое мощное осязание, или ты его создал специально для меня?"

"Ты, наверное, забыл, что кожный покров яфрида состоит из чешуи, и не будь у него такой чувствительности, то он не смог бы отличить мягкое тело от твёрдого и холодный предмет от горячего. Твоя кожа намного нежнее, оттого мы и наблюдаем такой эффект. Наделив человека способностями яфрида, мы в результате получили совершенно новое существо, которое уже теперь можно назвать яфрочеловеком, а после соединения наших душ мы с тобой стали богочеловеком", - пояснил ему Осмун-Яфру.

"Яфробогочеловек, - задумчиво произнёс Герон. – А что, мне нравится. Не скажу, что это простенько, но зато со вкусом. Жаль только, что существуем мы в единственном экземпляре".

"Вот когда ты женишься на Фризе, то тогда и появятся новые экземпляры, - улыбнулся многоликий бог. – Но давай не будем отвлекаться и вернёмся к нашей сестричке".

"Что касается первой попытки, то я заранее к ней готовился и поэтому ни на что другое не отвлекался, - продолжил журналист. – Самый сильный запах, который буквально ударил мне в нос, был запах самки. Сегодня наша дама находится в том состоянии, которое зоологи и ветеринары называют охотой. То есть, самый благоприятный период времени для спаривания. Если бы у мужиков, находящихся сейчас в этом здании, было такое обоняние, как у меня, то они бы все, включая и хромых пациентов и тех, которые передвигаются на костылях, бегали бы стаей за нашей медсестрой".

"В этом заведении женщин гораздо больше, чем мужчин, - усмехнулся бог в маске, - и многие из них находятся в таком же состоянии, что и наша медсестра. Именно поэтому стая могла бы и не получиться: на всех сук попросту не хватило бы кобелей. Такая ситуация не устроила бы никого. Многие женщины были бы разочарованы и раздосадованы отсутствием должного к ним внимания. А мужчины от такого обилия потенциальных самок, в конец потеряли бы голову, на ходу меняя своё желание и устремляясь вслед за очередной проходящей мимо юбкой".

"Значит, бог, создав людей такими, какие они есть, уберёг всё человечество, как от излишней радости, так и от излишнего разочарования, - подвёл итог Герон. – Создавая яфридов, ты тоже придерживался такой концепции?"

"Не только я, но и все остальные посланники тоже следовали этому правилу. Во всём и всегда должен соблюдаться баланс, а перекос в ту или иную сторону всегда ведёт к неминуемой катастрофе".

"Я не стал бы называть катастрофой тот момент, когда я прижался к её груди, но то, что меня перекосило, я почувствовал совершенно отчётливо, - засмеялся журналист. – Следующими по силе восприятия были запахи возраста и состояния здоровья. С возрастом мы уже разобрались, а о здоровье медсестры могу сказать лишь то, что явных болезненных запахов я не ощутил, хотя, как мне показалось, в её организме всё же есть какой-то изъян. Визуальный осмотр её открытых частей тела, а также походки, ничего мне не подсказал и я понял, что для более точного определения мне просто не хватает опыта. Я уже знаю, что каждая болезнь имеет свой запах, но для изучения их всех мне бы потребовалось обнюхать все больницы нашей столицы".

"И даже тогда ты не узнал бы всех болезней, которыми может заболеть человек, - усмехнулся многоликий бог. – Абсолютно здоровых людей не бывает, а бывают лишь относительно здоровые. У нашей медсестры небольшие проблемы с пищеварительным трактом и эндокринной системой, но, как говориться, "на скорость" это совершенно не влияет".

"Последний из запахов, которые мне удалось уловить, был запах её настроения, - продолжал Герон. – Медсестра была немного взволнована и мечтательна. А учитывая то, что от правого рукава её халата сильно пахло молодым хирургом, то совсем нетрудно догадаться, о чём и о ком она в это время думала. Это подтверждал и блеск её глаз, и интонация голоса, а также походка, движения рук и мимика лица".

"Поздравляю, - широко улыбнулся Осмун-Яфру. – Второй уровень тобою тоже пройден, причём достаточно уверенно, и ты вплотную подошёл к финишу".

"Ты имеешь в виду запах мысли?" – поинтересовался журналист.

"Именно так, - согласно кивнул бог в маске. – Все остальные приёмы ты уже освоил".

"Я должен был войти в её сознание?"

"Вовсе нет. Войдя в её сознание, ты бы узнал саму мысль, то есть, получил бы полную информацию, о чём она думает в этот момент, – пояснил Осмун-Яфру. – А запах мысли находится в пределах биополя и может подсказать тебе лишь направление, в котором движется эта мысль. Думает ли наша медсестра о работе или об отдыхе, о каком-то конкретном человеке или о своей личной проблеме. Но главное, что подскажет тебе этот запах, так это то, насколько эта мысль правдива или лжива. Человек, который пытается тебя обмануть, не только говорит тебе лживые слова, но и думает точно также, а правда в это время спрятана в его подсознании".

"Я приблизился к сестре настолько, что не мог не войти в её биополе, - задумался Герон, - но никакого запаха мысли я не почувствовал".

"Правильно! – воскликнул бог в маске. – Ты его не почувствовал и не почувствуешь до тех пор, пока не отключишь своё основное обоняние. Дело в том, что эти два метода не могут работать одновременно из-за того, что могут войти в явное противоречие. Применяя к кому-либо способности первого и второго уровня, у тебя есть возможность узнать об этом человеке всё, но только третий уровень, а именно запах мысли, подскажет тебе, когда твой собеседник говорит правду, а когда он лжёт".

"Я знаю только один способ, как отключить своё обоняние, - усмехнулся журналист, - а именно: крепко зажать свой нос двумя пальцами".

"Когда мы бродили с тобой по городской канализации, то я наш нос пальцами не зажимал, - напомнил ему Осмун-Яфру. – Хотя при таком чувствительном обонянии мы должны были задохнуться в течение первых же пяти минут пребывания в этой клоаке".

"Да, наверное, этот так, - согласился с ним Герон. – Но в таком случае я начинаю подозревать, что ты постоянно регулируешь чувствительность моего обоняния, в зависимости от той или иной ситуации".

"Конечно, регулирую, а как же иначе? – признался многоликий бог. – Ты ещё не готов к таким перегрузкам, и я просто обязан щадить твой слабый рассудок".

"Не очень-то похожи на пощаду твои последние эксперименты надо мной и медсестрой, - засомневался журналист. – При прикосновении к её телу, от чувствительности всех моих органов восприятия, я чуть было с ума не сошёл".

Лукавый бог довольно засмеялся своим булькающим смехом, видимо вновь вспоминая все недавно пережитые ощущения.

Дверь открылась, но в палату вошла не медсестра, а незнакомый мужчина пожилого возраста с остроконечной седой бородкой и круглыми очками, съехавшими почти на самый кончик его носа. Одет он был, как и все врачи в этой больнице: белый халат, белоснежная медицинская шапочка и мягкие тапочки светло-кремового цвета, которые здесь носили все сотрудники реанимационного отделения.

Именно цвет этих тапочек привлёк внимание журналиста. Дело в том, что в других отделениях этой больницы персоналу выдавали тапочки других цветов, а больным и посетителям положено было носить тапочки строго серого цвета.

На первый взгляд незнакомец был похож на очередного профессора, приехавшего посмотреть на уникального больного, но цвет его тапочек говорил о том, что он является сотрудником именно этого отделения. Цепкий взгляд Герона сразу подметил, что этот человек не привык носить медицинский халат, а шапочка на его голове сидела непрофессионально, съехав немного вбок и назад. Движения мужчины были немного торопливы и вороваты, словно бы он от кого-то прятался, особенно это стало видно тогда, когда ему нужно было закрыть за собою дверь.

"Странный тип", - насторожился Герон, внимательно наблюдая за тем, как незнакомец берёт стул и идёт с ним к его койке.

Но стоило только мужчине приблизиться к журналисту, как обоняние яфрида сразу опознало этого человека.

– Люк, как тебе удалось сюда прорваться? - тихо спросил Герон, дождавшись того момента, когда репортёр усядется на стул.

– Вот, чёрт! – возмущённо и с удивлением прошипел Люк. – Неужели я так плохо загримировался? Я два дня тренировался и за это время меня никто не узнал. Даже моя жена, с которой я прожил уже шесть лет, приняла меня за врача по вызову, когда я сегодня утром "случайно" встретился с ней на лестнице.

– Наверное, твоя жена слишком редко заглядывает в твои глаза, - усмехнулся Герон. – Или, может быть, дома они у тебя блестят по-другому. Но когда ты гоняешься за сенсацией, то они искрятся, словно два самых крупных бриллианта в императорской короне.

– Ты серьёзно? – нахмурился Люк. – А если бы я надел тёмные очки, то ты бы меня узнал?

– Слепой профессор идёт на осмотр больного. Оригинально, - захохотал Герон. – Ты лучше мне скажи, у кого ты украл эти тапочки?

– Тсс, - прижал указательный палец к своим губам репортёр. – С этими тапочками у меня вышла целая история. Я должен вернуть их на место, не позднее, чем через десять минут.

– Тогда поторопись объяснить цель своего визита, пока сюда не прибежал хозяин тапочек.

– Гера, ты же обещал мне фотографии Фризы, - взмолился Люк, - а я знаю, что вы с ней встречались в Гутарлау и знаю даже то, что ты её фотографировал.

– Откуда у тебя такая информация? – удивился Герон.

– Гера, не заставляй меня подставлять этого человека. Кстати, ты обещал достать такие фотографии безвозмездно и без всяких условий.

– Люк, я никогда не отказываюсь от своих слов, - успокоил его журналист. – Но я даже не знаю пока, где находится моя камера, да и цела ли она после такой аварии.

– Цела твоя камера, а находится она сейчас в полицейском участке, как и многие вещи всех участников этой аварии.

– Полиция? – удивился Герон. – Уж не завели ли они уголовное дело по факту этой аварии?

– Именно так, - подтвердил Люк. – После аварии нашли тела только троих её участников, а вот четвёртый человек куда-то пропал, хотя криминалисты утверждают, что это именно его тело выбило лобовое стекло рефрижератора. Полиция сейчас рассматривает версию, по которой он остался жив и сбежал с места аварии, спасаясь от правосудия.

– Люк, у тебя же в полиции полно агентов. Шепни, кому нужно и они на полчаса извлекут карту памяти из камеры.

– Эту карту не могут извлечь даже специалисты той фирмы, которая и изготовила твою камеру, - тяжело вздохнул Люк. – Что уж там говорить о полицейских? Ты сам-то хоть знаешь, как её достать из аппарата?

"Твоя работа?" – обращаясь к зелёному богу, подумал журналист.

"А что мне оставалось делать? – пожал плечами тот. – Гордон и Лари ещё по дороге в столицу пытались вскрыть твою камеру. Я, конечно, мог бы, и уничтожить всю информацию, которая хранится в карте, но уж больно там хорошие снимки. Ты ведь обещал Фризе оставить их на память её будущим потомкам".

"Да, верно, обещал, - согласился с ним Герон. – Что-то слишком часто в последнее время я всем всё обещаю, и, причём совершенно безвозмездно. Уж не твоё ли это тлетворное влияние на мой слабый и податливый рассудок?"

"Хочешь поймать меня на слове и доказать то, что я пытаюсь тобою управлять? – насмешливо спросил Осмун-Яфру журналиста. – А мне вот наоборот кажется, что это ты спрятался в самом центре моей чистой энергии и оттуда пытаешься воздействовать на моё сознание".

Тайная мысль и разведчик сразу насторожились и замерли, чутко прислушиваясь ко всем изменениям, которые происходили сейчас в душе зелёного бога.

"Ты что-нибудь чувствуешь?" – шепнула тайная мысль шпиону.

"Ничего, абсолютно ничего, - развёл руками тот. – Нет даже и намёка на то, что наш друг сейчас блефует, хотя его слова именно об этом нам и говорят".

"Вот-вот, и я о том же, - поддержала его тайная мысль. – Какие будут соображения?"

"У меня, пока что, возникла только одна версия: поскольку Яфру не может разделить область чистой энергии, он, воспользовавшись невидимостью Осмуна, создал её двойника, что и позволило ему снова спрятаться".

"М-да, - вздохнула тайная мысль, - с нашим другом не соскучишься. Изворотливый, как уж. Ладно, посмотрим, как дальше будут развиваться события".

"Сейчас я попытаюсь его разговорить, - предложил шпион, - авось что-нибудь, да и прояснится".

"Тебе только кажется или ты уверен?" – как можно равнодушнее спросил Герон-разведчик у Яфру, надеясь вызвать его на откровенный разговор.

"Как можно быть в чём-то уверенным, когда кругом только одна невидимость!? – воскликнул Осмун-Яфру. – Невидимость твоей энергии, умноженная на невидимость энергии Осмуна, породила ситуацию, при которой никто не может быть в чём-то полностью уверенным".

"Так это же хорошо, - улыбнулся шпион. – Ты же сам говорил, что наша главная задача – посеять в рядах наших противников, неуверенность и сумятицу".

"Хорошо-то, хорошо, да ничего хорошего, - проворчал бог в маске. – Я-то ведь тоже оказался в таком же положении и останусь в нём до тех пор, пока не научусь отличать тебя от Нарфея".

"Но сейчас-то ты уверен, что я – не Нарфей?"

"Сейчас уверен, - подтвердил многоликий бог, - но как только ты снова начнёшь общаться с кем-нибудь из своих соплеменников, то сразу же возникнет опасность подмены тебя на Нарфея".

Тайная мысль и разведчик задумались, а явная мысль всё это время и не прекращала общения с репортёром.

– Раньше никаких проблем с извлечением карты у меня никогда не возникало, - отвечая на вопрос Люка, произнёс Герон. – Может быть, её заклинило от удара?

– Камера абсолютно цела, - отрицательно покачав головой, сказал Люк. – Её защитил противоударный футляр, но она тупо не открывается и не разбирается. Специалисты в растерянности, полиция в недоумении, а я в шоке. Ведь в ней хранятся именно те фотографии, которые ты мне и обещал.

– Люк, ну а я-то чем могу тебе помочь в такой ситуации? – засмеялся журналист.

– У меня была надежда на то, что ты специально такой её сделал, - вздохнул репортёр. - Но если и ты не сможешь извлечь карту из камеры, то мне этих фотографий никогда уже не увидеть.

– Когда камера будет в моих руках, тогда и посмотрим, что я с ней смогу сделать, - сказал Герон, - но в любом случае это произойдёт не раньше, чем с меня снимут гипс.

– А если я её принесу к тебе в палату и под твоим чутким руководством….

– Люк, я не уверен, что тебе удастся ещё раз попасть в эту палату, - усмехнулся журналист.

– Почему ты так думаешь, - удивился репортёр.

– Наклонись ко мне поближе, я тебе кое-что шепну, - предложил ему Герон.

Люк привстал со стула и почти вплотную приблизил своё ухо к незабинтованным губам журналиста.

– У меня имеется подозрение, что я сейчас под колпаком у полиции, - еле слышно прошептал Герон. – В соседней палате наверняка сидят агенты, которые так просто из больницы тебя не выпустят. Не удивлюсь, если тебя скрутят сразу же, как только ты выйдешь из этой палаты.

– Вот дьявол! – прошептал в ответ Люк. – Что же мне теперь делать?

– Прыгать в окно, если у тебя, конечно же, есть крылья, - посоветовал ему журналист. – Впрочем, чего тебе бояться? Надеюсь, что кража казённых тапочек – это единственное твоё преступление?

– Мне сейчас никак нельзя попадать в полицейский участок в качестве арестованного, - прошептал Люк. – А крылья…. Крылья у меня есть. Выздоравливай. Надеюсь, что скоро мы увидимся.

Репортёр выпрямился, встал со стула и, словно бы в задумчивости, подошёл к окну. Он не спеша раскрыл его настежь и замер, разглядывая ландшафт больничного парка.

Герон закрыл глаза, включил зрение Нарфея и сразу понял, что Люк сейчас производит какие-то манипуляции кистями рук, которые он держал на уровне подоконника.

"Да он готовит кошку, - хохотнул Осмун-Яфру. – Сейчас начнётся представление".

Приготовления у Люка заняли не более пяти секунд, после чего он достал из-за пояса альпинистские перчатки, мгновенно их надел и, схватившись за верёвку, буквально выбросился в окно.

"Браво, браво, браво! – захлопал в ладоши Осмун-Яфру. – Гера, у тебя замечательные друзья. Чем больше я их узнаю, тем сильнее начинаю уважать".

"А не происходит ли это оттого, что ты и сам становишься ближе к человеку?" – спросил его Герон.

"Должен признаться, что в твоих словах, действительно, есть доля правды, - вздохнул бог в маске. – Я и сам за собой замечаю, что становлюсь более человечным. Не в смысле гуманности, а в смысле восприятия вашего мира. Раньше мне до людей и дела не было. Я смотрел на них так же, как ты, например, смотришь на муравьёв".

"А со мной, вероятно, происходит обратный процесс, - задумчиво произнёс журналист. – Для меня многие действия людей становятся похожими на мышиную возню. Вот ради чего Люк так рискует? Ради того, чтобы добыть какую-нибудь сенсацию и удивить весь остальной мир?"

"Люк из тех людей, которые постоянно нуждаются в очередной порции адреналина, - заметил многоликий бог, - и жить иначе он просто не сможет. Не спорю, с божественной точки зрения его поступки похожи на мышиную возню, но это его мир и другого он не знает, да и, наверное, знать не хочет".

В этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату вбежали два дюжих охранника. Они подскочили к широко распахнутому окну и дружно перевесились через подоконник, пытаясь определить, куда скрылся беглец.

– Он побежал к левому крылу, - выпрямившись, закричал по рации один из охранников. – Третий пост, нужно отрезать ему путь к ограде. Приём.

Но рация почему-то не отвечала. Охранник подождал пару секунд и снова начал вызывать третий пост.

"Это ты испортил ему рацию?" – улыбаясь, спросил Герон у бога в маске.

"Люк заслуживает того, чтобы мы ему немного помогли, - ответил Осмун-Яфру. – Не каждый день встретишь такого рискового парня".

- А, чёрт, не работает! – вскричал в сердцах охранник с рацией. – Побежали к селекторной связи.

Оба охранника, прихватив с собою кошку и верёвку, выбежали из палаты, впопыхах забыв закрыть за собою дверь.

"Вот и правильно, - подумал Герон. – Пусть немного комната проветрится, а то они оба вспотели, словно лошади на скачках".

"Люка им не догнать, - с удовлетворением заметил бог в маске. – Он уже далеко и в безопасности, но агенты записали ваш разговор и сейчас уже разыскивают твоего знакомого по имени Люк"

"Если он сейчас снимет свою маскировку, то уже никто не сможет доказать, что это именно Люк был сегодня в моей палате, - сказал журналист. – А если кто-то попытается допросить меня, то я ведь от волнения могу и сознание потерять. Да и откуда кому-либо знать, сколько среди моих знакомых таких Люков", - со смехом закончил он.

"За тобой сейчас наблюдают орденоносцы, а полицейские агенты в этой больнице ещё не появлялись. Хотя я думаю, что тебя всё же должен навестить тот инспектор, который ведёт дело об исчезновении второго водителя".

"Да бог с ними со всеми и с их мышиной вознёй! – отмахнулся Герон. – По-моему мы сейчас должны думать не об этом, а о том, как защитится от Нарфея".

"Да я уже и так всю голову сломал, - вздохнул бог в маске. - Но я не в силах что-либо сделать до тех пор, пока не раскрою тайну скрытого потенциала".

"А может быть, мы пойдём другим путём?" – хитро прищурился журналист.

"У тебя есть какой-то план? – заинтересовался Осмун-Яфру. – Ну-ка, выкладывай всё начистоту".

"Давай сначала, разложим всё по полочкам, - предложил ему Герон. – Главная опасность заключается в том, что Нарфей может войти в моё сознание, воспользовавшись своей тайной энергией. Так?"

"Так", - подтвердил бог в маске.

"Мою явную мысль ты полностью контролируешь, и поэтому Нарфей вряд ли станет входить в эту часть моего сознания. Так?"

"И это верно", - согласился с ним Осмун-Яфру.

"А сейчас ты полностью уверен, что я – не Нарфей?" – спросил многоликого бога, теперь уже Герон-разведчик.

"Так, так, так, - задумчиво затараторил бог в маске. – Ах ты, шельмец! Кажется, я начинаю понимать, в чём состоит твой план. Ты хочешь, чтобы твоя явная мысль каким-то образом отличалась от тайной мысли, а твоя тайная энергия отличалась от энергии Нарфея. И таким образом я бы получил возможность сразу определить тот момент, когда Нарфей попытается войти в твоё сознание. Я не ошибся?"

"Бог никогда не ошибается, - засмеялся журналист, - это ему не свойственно".

"Если бы бог не ошибался, то он не занимался бы экспериментами, - тоже улыбнулся Осмун-Яфру. – Общий ход твоей мысли мне понятен, а теперь давай в деталях".

"Когда Нарфей войдет в моё сознание, то, общаясь с тобой, он будет пользоваться, как моим типом мышления, так и теми оборотами речи, которыми я всегда и пользуюсь. Ведь это и определяет стиль и подчерк любого из нас. Ты со мной согласен?"

"Безусловно, - подтвердил бог в маске. – Его речь так же, как и его мысли, должны быть не просто похожи на твои, а они должны быть твоими во всех отношениях".

"Вот на этом-то нам и следует его ловить, - засмеялся шпион. – Мне, не только как журналисту, но и как просто грамотному человеку, несвойственно допускать в словах грубые орфографические ошибки. Но если я буду произносить их сознательно, то ты всегда будешь знать, что с тобой разговаривает настоящий Герон. Как только я, пользуясь своей тайной энергией, начну говорить грамотно и правильно, то это будет означать то, что с тобой пытается разговаривать сам Нарфей".

"Ты уверен, что сумеешь полностью контролировать этот процесс?" – недоверчиво спросил его Осмун-Яфру.

"Конэчно. Бэз проблэм, - закартавил разведчик. – Скока я должон дэлать ошибак в кажном придлажении?"

"Ну, не так много, - захохотал бог в маске. – Для меня вполне достаточно и одной, максимум двух. Впрочем, давай пока не будем ограничивать тебя какими-либо нормами. Делай столько ошибок, сколько посчитаешь нужным и необходимым, а дальше посмотрим, что из всего этого получится. Однако хитрую ловушку ты приготовил для своего создателя".

"Есля ба ён не стал соединять меня с тобой, то и мну, ща не пришлось ба готовить таку ловушку, - вздохнул шпион. – И ваще, пошто это я должон хлябать енту кашу, есля приготовили яё вы с Нарфеем?" – уже раздражённо добавил он.

"Какая жужа тебя укусила?" – со смехом спросил его Осмун-Яфру.

"Кака, кака, - продолжал ворчать шпион, - жужастая жужа, вот кака".

В дверном проёме появилась медсестра. Она удивлённо посмотрела на дверь, а затем на распахнутое окно.

– Сюда кто-нибудь заходил, - испугано спросила она у Герона, увидев его не закрытые глаза.

– Здесь бегали все, кому не лень, - сообщил он ей. – Какой-то сумасшедший выбросился из окна, вероятно решив, что для этой цели лучшей палаты ему уже не найти. Охранники, словно стадо носорогов, бегали от двери к окну и обратно, вызывая какой-то третий пост. Короче, во время вашего отсутствия, скучать мне не пришлось. А как ваши успехи? Вы нашли неисправный стетоскоп?

"Ты выплеснул на неё слишком много информации, - наблюдая за растерянностью медсестры, заметил бог в маске. – Ей нужна пауза для того, чтобы всё это переварить".

И действительно, сестра сначала плотно закрыла за собой дверь, затем наполовину прикрыла распахнутое настежь окно и только после этого подошла к Герону.

– Какой сумасшедший? Какие носороги? – присев на стул, оставленный Люком, тихо спросила она.

– Да не берите в голову, - улыбнулся глазами журналист. – Вполне возможно, что это был просто сон. Говорят, что цветные и яркие сны к выздоровлению. А как к такой примете относится официальная медицина? Одобряет, отрицает или, как в большинстве случаев, старается не обращать на это внимания?

– Спокойный и крепкий сон всегда говорит о хорошем самочувствии пациента, - словно бы отвечая экзаменатору, произнесла заученную когда-то фразу медсестра. – Но кто-то всё-таки открыл дверь и окно!

– Сегодня на улице ветреная погода. Возможно, что это был сквозняк, - предположил Герон. – Старичок-профессор был худенький, немудрено, что его сдуло с подоконника. А вот каким ветром сюда надуло носорогов с рацией, то я, честно говоря, объяснить затрудняюсь.

"Почему ты этих охранников упорно называешь носорогами?" – удивился Осмун-Яфру.

"Потому что именно так сейчас молодые люди называют полицейских или охранников, экипированных только резиновой дубинкой и рацией", - пояснил ему журналист.

"Хм, значит, я отстал от жизни?" – недовольно проворчал бог в маске.

"Это не мы от неё отстаём, это она от нас убегает", - произнёс Герон, наблюдая за тем, как нахмурилась медсестра, пытаясь понять смысл последних фраз журналиста.

"Думает, - усмехнулся Осмун-Яфру, - а ведь женщинам думать противопоказано: от этого у них на лбу и переносице появляются морщинки".

Дверь снова распахнулась, и в комнату вошёл незнакомый мужчина в накинутом на плечи белом халате.

– Здравствуйте, - произнёс он, обращаясь в основном к медсестре. – Я – инспектор Грегори, полицейское управление. Мне нужно задать больному несколько вопросов. Вот моё удостоверение и письменное разрешение от главного врача.

Медсестра уже собралась вставать со стула, но вдруг услышала стон журналиста.

– Ох, как кружится голова, - с надрывом прохрипел Герон. – Кажется, я теряю сознание.

Его глаза, медленно закрываясь, закатились куда-то вверх, а затем и голова, задержавшись на пару секунд в одном положении, резко упала на левое плечо.

"Извините, но у нас перерыв по техническим причинам", - улыбнулся бог в маске, подгоняя внутренние параметры организма журналиста под то состояние, которое Герон и пытался сейчас изобразить.

Глава 7

Внезапное ухудшение состояния журналиста, вызвало в медицинских кругах настоящий переполох. Когда выяснилось, что Герона невозможно привести в чувство, в палате собрался врачебный консилиум, который и констатировал, что больной снова впал в состояние глубокой комы.

В соседней палате тоже собрался своеобразный консилиум, но уже не из медиков, а из медиумов, которые и являлись агентами тайного ордена. Вооружённые магическими предметами, они стали свидетелями того, как в палате журналиста стали появляться, сменяя друг друга, различные типы энергии. Яфру, Нарфей, Осмун, Фан, Кайса, Хатуум и даже Юрген – все побывали в палате Герона, но ни один из них не показал себя, как божественное создание.

Бог яфридов отлично знал, что его противники не упустят такую прекрасную возможность побывать как в теле журналиста, так и в его сознании, и поэтому лукавый бог постарался создать максимальную толкучку вокруг Герона. Но даже он был озадачен, когда заметил в палате гнома, наблюдавшего за всей этой энергетической чехардой.

"Вот те раз! – удивился бог в маске. – Неужели и Гунар-Ном решил с нами поиграть? Я-то думал, что его интересует только Адам, да видно поторопился с выводами. Впрочем, на такую наживку, как энергетическая мимикрия, клюнет любой из посланников. Мне нужны ещё маски и чем больше их у меня будет, тем заковыристей получится интрига".

Сознание Герона сейчас выглядело, как абсолютно пустой шар, но благодаря энергии Осмуна, каждый, кто проникал внутрь этого шара, видел лишь многократное отражение своей собственной энергии. Тайная мысль журналиста спряталась в подсознании и, замкнувшись в самой себе, полностью отключилась. До неё мог добраться только Нарфей, но он, судя по всему, не очень торопился этого делать. Во всяком случае, появившись в палате всего на несколько секунд, энергия Нарфея не стала детально изучать сознание Герона и сразу же исчезла.

Яфру, конечно же, понимал, что за это время бог мысли вполне мог внедриться в подсознание журналиста и теперь только Герон с его ловушкой может поймать за руку своего создателя. Но разведчик молчал, спрятавшись в самом центре души зелёного бога, и тоже ждал, чем закончится вся эта божественная карусель.

"Интересная ситуация, - подумал шпион, наблюдая за энергетическим калейдоскопом астральным зрением Осмуна-Яфру. – Наш зелёный друг не знает о том, что нас уже трое и думает, что разговаривает с той самой тайной мыслью из скрытого потенциала. Но он не видит нас обоих, а слышит только меня и поэтому именно мне и придётся определять, подменил Нарфей энергию Герона своей или нет. А если тайная мысль отключилась надолго, причём не по своей воле? Яфру не может первым обратиться ко мне, а я не могу с ним разговаривать до тех пор, пока не услышу неправильную речь тайной мысли. Представляю, как запаникует бог яфридов, если после такой толкучки никто из нас не станет с ним разговаривать. Нашу явную мысль Яфру контролирует, но какой от этого прок, если её видят и слышат все, кому не лень? В таких условиях невозможно разговаривать о чём-то секретном…. А не кажется ли тебе, что ты сам себя загнал в угол? Ведь если Нарфей сейчас подменил тайную мысль, то ему достаточно лишь просто молчать, вынуждая Яфру первым начать разговор, а меня он увидит и услышит сразу же, стоит мне только открыть рот. Готовил ловушку для Нарфея и сам же попал в такую дурацкую ситуацию. А всё из-за того, что скрыл от Яфру правду. Может быть, уже хватит играть в прятки с самим собой? Почему ты боишься во всём ему довериться? Опасаешься, что однажды он полностью захватит твоё сознание, и ты растворишься в нём без остатка…? Наверное, так оно и есть. Скрытый потенциал – единственная твоя возможность сохранить свою оригинальность. И даже когда закончится объединение наших душ, то у меня всегда будет маленький тайный уголок, в котором я смогу укрыться не только от других, но и от самого себя. Ради этого, наверное, всё же стоит побороться".

Не обнаружив в пространстве присутствия чужеродной энергии, разведчик устало вздохнул и начал отключаться от внешнего мира. Словно кошка, которая чувствует за окном морозную погоду и прячет свой нос под лапу и хвост, он стал сворачиваться в клубок и погружаться внутрь самого себя, пытаясь сконцентрироваться и найти выход из создавшегося положения. Наверху остались только чуткие уши, готовые уловить даже самый слабый шорох другой мысли.

Яфру тоже перестал менять маски, и в помещении снова воцарилась аура Герона, многократно усиленная и отражённая невидимой энергией Осмуна. Тайфун, который здесь только что пронёсся, превратился в полный штиль и безмятежность.

"Кажется, мне удалось достаточно сильно их озадачить, - довольно посмеиваясь, подумал Осмун-Яфру. – Каждый из них бросался на душу Герона, словно голодный пёс на кусок свежего мяса, а внутри ноль, пустота и ничего кроме собственного отражения. Нарфей тоже обнаружил там только свою энергию, но ведь так оно и должно было быть. Разница лишь в том, что никакой новой информации она не несла, так что единственная ложка дёгтя в моей бочке с мёдом – это скрытый потенциал. Что с ним успел сделать Нарфей, то одному ему и ведомо. Остаётся надеяться лишь на то, что ловушка Герона сработает, но он пока молчит. И чем дольше он будет молчать, тем больше вероятность того, что Нарфей всё-таки заменил энергию скрытого потенциала. Ничего, мы можем и подождать. Нам всё равно нужно выздоравливать. И это очень хорошо, что сейчас мы находимся в коме: никому и ничего не нужно объяснять. То, что Гера лукавит – ясно, как божий день. Он уже давно научился делить своё сознание, причём как раз в области скрытого потенциала. Хорошо, что он не стал создавать своего двойника в видимой части сознания, иначе бы двоих Геронов увидели бы все, кто сегодня успел заглянуть в нашу душу. Но на сколько частей Гера разделил свою тайную энергию и где все эти Героны сейчас прячутся – вот это вопрос, так вопрос. Кстати, неизвестно и то, насколько хорошо Гера замаскировал своих двойников от Нарфея. Впрочем, и это тоже не самый главный вопрос. Вся история началась в пещере на острове, когда Нарфей соединил наши души. Кто даст гарантию того, что бог сознания не проводит сейчас на мне свой очередной эксперимент? Но ответ на этот вопрос я получу лишь тогда, когда узнаю тайну скрытого потенциала и смогу попасть в душу Нарфея. Герон, даже если бы и захотел, всё равно не смог бы мне ничем помочь, потому что и сам в полной мере не знает того, чем обладает. Меняя маски и комбинируя их очерёдность, я подбираю отмычки не только для сейфа Нарфея, но и к другим не менее сложным замкам. Самое главное свойство любой энергии – возможность переходить из одного состояния в другое и когда-нибудь я найду ту формулу, которая позволит мне не только манипулировать любыми типами энергии, но и создать свою уникальную и неизвестную энергию во всех Вселенных. Ради такой цели, безусловно, имеет смысл, и напрячься и побороться с кем угодно, хоть даже с сотней Нарфеев и Фанов вместе взятых".

Время шло, равномерно и неутомимо отсчитывая свои мгновения, а ситуация не изменялась. Тело журналиста продолжало неподвижно лежать на больничной койке, и приборы упрямо показывали состояние глубокой комы, в котором находился больной. Дежурные врачи и медсёстры, сменяя друг друга, почти постоянно находились в палате Герона, а в соседней палате агенты тайного ордена без устали сканировали энергетику биополя журналиста, которая упала практически до нуля и, кажется, и не собиралась возвращаться в нормальное состояние.

Братья-рыцари, собравшись на внеочередное совещание, долго изучали и обсуждали результаты наблюдений, но к единому мнению так и не смогли прийти.

– Это какой-то божественный заговор, - высказал свою точку зрения брат Луузи. – Ни в одной книге я не встречал описание случая, когда всего за несколько минут аура человека так часто меняла свою энергетику на другую, причем принадлежащую самым разным богам. Никаких артефактов на теле Герона не обнаружено, но даже если бы они и были, то за такое время он бы просто не успел их менять. Следовательно, энергетикой управлял не он, а те, кто по очереди появлялся в его палате. Конечно, размер ауры был отнюдь не божественный, но это, может быть, лишь оттого, что все эти боги решили сохранять своё инкогнито.

– Я вообще считаю, что Герон – не человек, - сказал брат Рибэ, - и не только потому, что он остался в живых после такой аварии. Все мы прекрасно знаем, что даже боги не в состоянии менять свою энергетику. Осмун тоже её не меняет, а только отражает, скрываясь в это время за обратной стороной зеркала. Но энергия Осмуна лишь недавно появилась у Герона, а до этого его аура была поочерёдно наполнена энергией Нарфея, Яфру и Кайсы. Возможно, мы сейчас наблюдаем появление на Дагоне неизвестного нам бога, который прибыл сюда, скажем из другой галактики или даже из другой Вселенной. И если это так, то все наши артефакты просто не в состоянии распознать тип энергии этого бога.

– Дагона давно перестала быть ареной для противоборствующих посланников, - заметил Волтар, - и новым бога здесь делать уже нечего. Вселенная слишком велика для того, чтобы нужно было постоянно бороться за какую-то одну маленькую и невзрачную планету. Заговор богов, но против кого? Против Нарфея? Тогда почему и его энергия в числе прочих побывала в палате журналиста? Нет, я всё-таки больше склоняюсь к мысли о том, что Герон – искусный мистификатор. Вполне возможно, что ему когда-то посчастливилось найти и активировать могущественный артефакт, наделивший его сверхъестественными способностями, а все эти манипуляции с изменением энергии – сплошная иллюзия. На теле парня, действительно, нет магических предметов, но кто сказал, что они не могут быть спрятаны внутри этого тела? Брат Луузи, вам известны такие случаи, когда артефакт растворяется в организме своего заклинателя?

– Да, например ракушки сирены, - подтвердил тот. – Они растворяются в теле заклинателя и вновь появляются наружу по его воле. Но дело в том, что два активированных предмета на теле или в теле заклинателя – большая редкость, а в случае с журналистом мы наблюдаем аж целых семь типов различной энергии.

– Зато они появлялись поочерёдно, а не все разом, - сказал Волтар. – Именно этот факт и говорит о том, что Герон – энергетический иллюзионист. Загадка состоит в том, как журналисту, находившемуся к тому же в бессознательном состоянии, удавалось почти мгновенно создавать замену одного типа энергии на другой.

– А мне вся эта история напоминает смотрины, - улыбнулся брат Карэн. – В кроватке лежит младенец, а вся его родня по очереди подходит к нему и любуется на новое создание природы.

– Даже с большой натяжкой я не смогу назвать Нарфея и Хатуума родственниками, - криво усмехнулся Волтар. – Но, как бы то ни было, ситуация действительно очень похожа на смотрины. Учитывая то, что сам журналист в это время находился в бессознательном состоянии, логично предположить, что смотрины устроил кто-то другой. Возможно, даже один из тех, чью энергию и смогли засечь наши медиумы. Пусть они продолжают вести наблюдение за журналистом, а нам не нужно забывать о нашей главной проблеме: шкатулке Фана. Горан сейчас не видит этого артефакта, но в палате Герона на несколько мгновений появилась и энергия верховного судьи.

Братья-орденоносцы совещались в тайной зале, не подозревая, что в это время под столом, за которым они сидели, удобно расположился Пакль. По его виду было заметно, что старый гном уже успел пропустить как минимум пару рюмочек блекки и пребывал сейчас в превосходнейшем настроении.

Сегодня он, наконец, разыскал дом рыбака Илмара и, пользуясь его отсутствием, стал осматривать помещение в надежде найти хотя бы одну бутылочку блекки. Сигнализация Примуса не реагировала на гнома, потому что он пользовался невидимостью и прохождением сквозь препятствия одновременно.

Не найдя настойку в доме, Пакль отправился в гараж, где без особого труда и обнаружил закрома Илмара. Увидев связки сушёных трав и кореньев, старый гном с удивлением и явным уважением покачал головой. Среди гномов целители-травники пользовались большим авторитетом, потому что не было на Дагоне такой хвори, от которой некоторые из них не смогли бы излечить больного.

"Рыбак-то непростой, - подумал Пакль. – Нужно бы познакомиться с ним поближе. Кроме трав и кореньев на полках стоят баночки с порошками и мазями, запах и цвет которых мне ни о чём не говорит, а уж я-то за свою жизнь повидал их немало".

Оказавшись в комнате, где хранились глиняные бутыли с блеккой, старый гном от восторга захлопал в ладоши и, не удержавшись, исполнил несколько па зажигательного гномского танца.

"Это Винтусу в тишине и одиночестве своего кабинета можно заниматься изготовлением блекки, а мне, как пограничнику, такая роскошь не по карману. У меня каждый день командировки и обход территорий, а поэтому лучше будет, если я просто договорюсь с Илмаром, - решил Пакль, разглядывая полки с настойкой. – Судя по внешнему виду некоторых бутылей, они хранятся здесь уже не один год и приготовление рыбаком блекки не поставлено на коммерческую основу. Но даже если он ею и торгует, то я должен стать для него главным клиентом".

Старый гном выбрал самую пыльную бутыль, превратил её в маленький пузырёк и, смахнув с него пыль носовым платком, спрятал блекку в карман своего камзола. Затем Пакль достал из внутреннего кармана блокнот, вырвал из него одну страницу и увеличил её до размеров тетрадного листа. Нарисовав на этом листе большой вопросительный знак, хитрый гном положил свою "записку" на то место, где прежде стояла бутыль с блеккой, добавив к ней стопку старинных золотых монет, и увенчал её большим бриллиантом, словно подчёркивая, насколько высоко он оценивает этот напиток.

Вернувшись в свой дом, Пакль сначала спрятал пузырёк в тайник, а затем превратил его снова в бутыль.

"Этого мне надолго хватит, - думал старый гном, с любовью глядя на глиняный сосуд, горлышко которого возвышалось над его головой, - а если рыбак запросит больше, то у меня все равно хватит и золота и драгоценностей для того чтобы купить все его запасы".

Откупорив бутыль, Пакль опустил в неё тонкий шланг и наполнил блеккой графин и поясную фляжку, которую всегда носил с собой.

Дегустация первой рюмки привела гнома в неописуемый восторг. Блекка Илмара была гораздо лучше той, которой его угощал Винтус.

"Либо рыбак добавил в неё ещё какие-то травы, либо она приобрела такой вкус от долгого хранения, - думал Пакль, смакуя уже вторую рюмку. – Нужно будет угостить ею Винтуса…. Или не нужно…? Он своей блеккой и без того доволен, так зачем мне его расстраивать, да ещё и создавать абсолютно ненужную мне конкуренцию? Сначала познакомлюсь с рыбаком и узнаю, может быть, у него есть настойка ещё лучше этой".

Почувствовав необычайный прилив сил и бодрости, старый гном решил отправиться в мир людей, к которым в последнее время стал проявлять явно повышенный интерес.

И вот теперь он сидел под столом в зале совещания орденоносцев, а над его головой медленно вращалось зеркало Горан, но старый гном знал, что зеркало никому не расскажет о его присутствии, потому что об этом уже давно позаботился Винтус.

Пакль заглянул сюда только из любопытства. Прослушать разговор рыцарей он мог и в кабинете Винтуса, но, во-первых, это было бы нарушением главного правила конспирации, а во-вторых, после выпитой порции настойки яфридов, у старого гнома сразу появлялось желание прогуляться. Герона он только что навестил, а к Адаму отправиться не решился. Повелитель хоть и сам отнюдь не был трезвенником, но встреча с ним в том состоянии, в котором сейчас пребывал Пакль, не сулила ему ничего хорошего.

"Вот если бы Адам сам меня к себе позвал, то тогда, возможно, и повелитель не стал бы подозревать меня в излишней назойливости, - думал гном, что впрочем, совсем не мешало ему следить за разговором орденоносцев. – Но как мне с ним познакомиться, если перстень повелителя постоянно активирован? И чем же этот человечек так понравился Гунар-Ному, что он разрешил археологу пользоваться как невидимостью, так и прохождением сквозь камень? А, может быть, Винтус прав и на Дагоне назревают какие-то события? Ох, неспроста наш повелитель занимается этим археологом. Как недавно выяснилось, Адам лично знаком с Героном, а у того сейчас в палате такие вещи творятся, прямо волосы дыбором. За всю свою жизнь я не встречал такой чехарды различных типов энергии".

Пакль всего один раз побывал в новом жилище археолога и как раз в тот момент, когда Адам переносил свои сокровища в тайную лабораторию. Старый гном был предельно осторожен и старался не приближаться к границам того биополя, которым обладал перстень повелителя, которое к тому же было нестабильным и время от времени выпускало в пространство сгустки энергии похожие на протуберанцы.

Воспользовавшись астральным зрением, Пакль сразу понял, чем вызвано такое странное поведение перстня. Вокруг дома археолога крутилась энергия Чета, пытаясь заглянуть в тайную лабораторию и каждый раз, когда слуга Хатуума нарушал невидимую границу, он тотчас получал щелчок, тычок или подзатыльник от Гунар-Нома. Но, несмотря на это, Чет упорно рвался вперёд, почти не обращая внимания на побои.

"Ах, вот в чём дело, - вскоре понял Пакль. – Чет пытается разглядеть те вещи, которые археолог переносит в потайную комнату, а повелитель не позволяет ему этого сделать. Что же так заинтересовало слугу Хатуума? Насколько мне известно, этот тип мелочами не занимается. Среди вещей археолога есть что-то такое, что заставляет Чета буквально лезть на рожон. Ишь как извивается, словно уж на сковородке…. А археолог-то похоже помогает нашему повелителю! Он иногда произносит какие-то слова, от которых удары Гунар-Нома становятся резче и болезненней для Чета. Винтус сильно удивится, узнав такие новости. Что-то не припомню я случая, когда бы наш повелитель уделял так много внимания кому-нибудь из людей".

Когда брат Луузи стал говорить о ракушках сирены, то старый гном сразу насторожился.

"Надо бы спросить у Винтуса, сколько таких ракушек создала Сирена, - подумал Пакль. – А вдруг их десяток или даже больше? Может быть, и у орденоносцев есть такой артефакт? Как бы мы с Винтусом не попали впросак. Ведь если кто-нибудь третий активирует такой артефакт, то он сразу услышит наш разговор. Здесь нужно бы семь раз отмерить, прежде чем отрезать. Наверное, придётся нам общаться на таком языке, которого никто уже не знает. Сейчас проверим, помнит ли Винтус старый гномский сленг".

Дождавшись конца совещания и убедившись, что все рыцари покинули тайную залу, старый гном приложил ракушку сирены к уху и активировал её. По обоюдному уговору, Винтус должен был быть всё время в режиме ожидания, а Пакль должен был выходить на связь первым и только тогда, когда нужно было сообщить срочную новость.

– Ты мя слы? – спросил Пакль Винтуса.

Но тот почему-то не торопился отвечать, хотя Пакль хорошо слышал, как на стене его кабинета размеренно тикают ходики с кукушкой.

– Така слы ли не слы? – нетерпеливо переспросил Пакль.

– Да слы я, слы, - проворчал Винтус, - ток не пому, зачо тябу эт ну?

– Зачо? А за то, що нас моги и прослы, - ответил ему Пакль.

– Каки таки прослы?- удивился Винтус.

– А таки, каки имет раку за ушой, - усмехнулся Пакль. – Скок Сирна раков сделна?

– Не зна, - признался Винтус. - У мну их тры.

– Знач, можо и тры во тры, а тры и тры ща можо и робат - вздохнул Пакль. – Сечёшь, в чо фиша?

– Сечёшь, - медленно и задумчиво произнёс Винтус. – Ходя ко мну, таги и поболаем.

– Хорш, - согласился Пакль. – Ща ток помоща повидю, а затмя и к тябу заду. Прощай.

Спрятав ракушку обратно в футляр с очками, старый гном отцепил от пояса фляжку с блеккой и сделал из неё пару глотков.

"Если орденоносцы знают о ракушках Сирены, то, как минимум одна такая вещь у них быть должна, - думал Пакль, прикрыв глаза и с наслаждением ощущая, как по его телу расходится тепло от выпитой настойки. – Они изучают свойства магических предметов лишь тогда, когда те попадают им в руки. Вообще-то если вдуматься, то люди нам с Винтусом не страшны. Они активируют ракушку на своём языке, а мы на гномском и по идее рыцари нас слышать не должны. Но с другой стороны нам не известны все особенности этого артефакта, да и среди гномов достаточно много наберётся любителей магического антиквариата. Если Винтус сумел прочитать и разгадать секрет заклинания, то почему этого не сможет сделать кто-то другой? Поэтому и старый гномский сленг нас тоже не спасает и не может дать стопроцентную гарантию от прослушивания. Ну, да ладно. Покумекаем с Винтусом, авось, что и придумаем".

Гном прицепил фляжку к поясу и спрыгнул с широкого бруса, соединявшего ножки стола. Отряхнув камзол и панталоны от пыли, Пакль поправил на голове шляпу и вошёл в каменную опору стола, которая и являлась точкой телепортации.