на званном ужине были трое:
он, она и еще они.
вечер был молод и ладно скроен,
и сшит наизнанку в двойную нить.

так платьев придворных латают дыры,
хвостики ниток вплетают в шелк,
являя наутро чумному миру
иллюзию, будто все хорошо.

поломанный он и она дуреха,
а в обществе сутолока, причем
тот дом, где одно хорошо и плохо,
заранее обречен.

она перешита, как платье, право,
закована в жесткий китовый ус,
а он нализался с утра отравы
и, кажется, не ощущает вкуса.

какие нелепые нынче шутки.
один из гостей пронес анашу, и
теперь всем смешно, а уместен плач.
в антракте, а может быть, в промежутке
их будет осматривать врач.

и этот спектакль, что на грани фола,
что выжат из пальца на злобу дня,
внушает, как дышат в эпоху раскола,
и как все летит к ***ням.

как в опошляющих недрах сада
в свете от факелов наискосок
дева читает взахлеб де Сада,
а юноша - Захер Мазоха.