«Я скучаю», - занудел ветер в майском окне. «Ску-ча-ю» - перебирал жалюзи, как клавиши. Я, просыпаясь, не могла вспомнить, скучаю ли я, либо скучают обо мне. Я помнила: что надо вставать, что хорошо бы кофе, что, вероятно, дела и делишки толпятся за дверью. А ветер, как пацан, ломится и гудел, «скучаю», да «скучаю». Хватит!

Но он, негодяй, напоминал. Как:

Я лежала на столе, а такой же, как ветер, негодник, серотонин (гормон счастья, как мне объяснили потом), обеспечил его, счастья, слишком много. Увидев мою новорожденную дочь. И кто его пустил сюда, в родовой зал? Я смеялась. Я смеялась два дня.

Нет, не так. Это было потом. А сначала.

Сначала я была принцессой. Принцессой двора и класса. Называла уменьшительно и ласкательно всех своих пажей. Они в детском саду по очереди, несли за мной сменную обувь. Позже, в школе, портфель, дипломат. Чувствуете, что время не меняло их статус? Зеркала наперебой отражали мою прекрасную неповторимость, перебирая голубые глаза, роскошные волосы, матовость кожи. Мир вокруг делился на стайку классных серых мышек (классных – в классе, и классных – добрых, отзывчивых, умных и не очень, готовых ловить с любых подач взгляды ребят). И взрослеющих мальчишек, мечтающих попасть в ряды моих пажей. Завидуете? Правильно! Людям необходим гормон счастья. Несчастным советуют: поставьте рядом ведро шоколада, наешьтесь бананов. Сыра, наконец. А у меня счастья было, хоть отбавляй, хоть ложкой, хоть половником употребляй – не убудет.

Я потянулась, шикнула ветру, разбудил, мерзавец, разворошил воспоминания своим «скучаю» да «скучаю». Раньше надо было скучать.

Когда серые мышки превратились в милых домашних девочек. И мои пажи, отдав почести своей принцессе, начали потихоньку жениться на бывших неприметных, оказавшихся добрыми женами. На принцессах не женятся. Их боготворят. Тогда я вдруг оглянулась и поняла, что рати-то нет. Есть женатые одноклассники и старые знакомые, которые вечно заняты: семья, дети.

… «Я скучаю» - не унимался ветер. Я встала и закрыла окно. По пути на кухню смахнула пару заколок в ящик тумбочки – моя взрослая дочь игнорирует порядок. Наша дочь.

Когда я встретила тебя, принцесса превратилась в пажа. Я таскала за тобой ноут, варила кофе, писала доклады. Придумывала, чем еще быть полезной. Стать необходимой. Быть рядом, Стать НАМИ. Я выбрала не того принца, ты не замечал. Не только меня, никого. Ты не видел во мне принцессу, даже бывшую. Ты был со всеми, и ни с кем. Такова жизнь. Так бывает. Я не замечала других, смотревших на меня. В моей жизни был только ты. Я же психолог. Я знала, что это не правильно. Но именно у меня было так и никак иначе.

Ты сдался, легче было принять, чем противостоять. Я торжествовала, родилось МЫ – наша семья. Бедная твоя мама, она была в шоке, она была против, она вцепилась в тебя намертво. Я стала одеваться по ее меркам, по-прежнему носила за тобой дипломат, варила кофе, писала доклады. Ты жил своей жизнью, на окраине которой поселилась я.

А потом родилась наша дочь. Ее поднесли к моему лицу, на меня глянули твои глаза, и тут этот проклятый гормон счастья впервые сыграл со мной злую шутку. Как я смеялась! Мне становилось все веселее и лучше. Я была смеющейся гагарой или рыдающей от счастья чайкой. Я парила НАД и мне было хорошо. Я рвалась вскочить, бежать, сделать все свои дела, перевернуть мир. Для тебя.

Я смеялась целый день. На следующий мне помешали. Незнакомые люди надели странный белый халат с длинными рукавами. Завязали их за спиной. Повезли. Я спала еще дольше, чем смеялась. Когда проснулась, вместе с головной болью пришло осознание: «Я больна». Я больна?

Женщина врач с добрыми, и одновременно внимательно-настороженными глазами внятно, тихо-ласково объяснила мне, что у меня случилась послеродовая горячка. Что гормон счастья серотонин, родился в моем мозгу вместе с дочерью, должен был немного порезвиться, развлекая меня, но заигрался. Пришлось останавливать. Я должна вести себя осторожно, не расстраиваться из-за того, что муж ни разу не навестил нас с дочкой. При желании смеяться больше трех часов я должна немедленно звонить врачу, а то превращусь в недвижимый соляной столб. Я не хотела быть соляным столбом и обещала выполнять предписанное.

Меня встретила мама. У нее мы и поселились с новорожденной, на время, пока я не окрепну, а дочка не подрастет.

Каждый день, с утра, я ждала часа, когда можно было тебе позвонить. Ты долго не брал трубку, говорил неохотно. Рядом слышались голоса, музыка, смех. Иногда тебя звали, и ты раздраженно прощался, и я слышала звонки отбоя.

Дочери исполнился год, когда мы развелись. Все устроила твоя мама, тебя я даже не видела.

А когда мы с трехлетней Оленькой, нарядные, возбужденные, перепуганные, позвонили в дверь твоего дома, нам открыла милая женщина и представилась твоей женой.

Я смеялась неделю. И не спала. Не мешали связанные сзади руки. Странные люди, эти врачи, они не догадывались, что у меня есть крылья. Они были спрятаны на спине. Я летала над рекой с чайками, мы вместе кричали, смеялись, плакали. Садились на облако и смотрели вниз на людей. Там были мама с Оленькой. Ты и твоя милая жена. Я махала вам рукой, кричала, как всех вас люблю и скучаю, но вы не слышали. Однажды утром я проснулась с головной болью и обнаружила, что мои крылья пропали, а смеяться больше не хочется. Я проплакала весь день, а на следующий вернулась домой.

Моя жизнь прошла между полетами с чайками и жизнью матери-одиночки с дочерью в общаге. Общая кухня в конце коридора и один туалет на двадцать семь комнат не сделают жизнь краше. Поэтому иногда мой мозг шутил, подбрасывая гормона в немереном количестве. Для счастья. Просто для счастья! И тогда я терялась, улетала. Была счастлива.

Моей дочери восемнадцать. Мы давно живем в квартире моей мамы. Наверное, оттого, что я уже не несчастна, мне все меньше хочется летать. Я просто пью таблетки и чувствую себя прекрасно.

Сегодня утром меня разбудил ветер. Я сидела на кухне с окнами в сад, пила кофе. Раздался телефонный звонок. Знакомый голос в трубке произнес: «Я скучаю. Я так без тебя скучаю!»

Я не нашла, что ответить. Нажала отбой. Подумала, и стерла номер из памяти. Своей и телефонной.